— Ой, Яльга! — Мне обрадовались так шумно, будто в последний раз мы встречались еще при Путяте VII Добрыниче, батюшки нынешнего государя. — Тебе как, нравится вот эта розочка? А вот эта блестюшка?.. Скажи, мне кажется или ленточка немножко сбилась?..

— Все здорово, — заверила я Полин, по опыту зная, как следует отвечать. — Платье вообще отпад. Слушай, я…

— Нет, это ты слушай! — взмахнула рукой Полин. — Что это такое, ничего сказать нельзя, вечно перебивают!.. Значит, так, мы сейчас идем гулять. Ясно тебе?

— Куда? — осмелилась уточнить я, ибо Полин, вцепившись мне в руку, волокла меня прочь с этажа, ухитрившись выбрать для этого наиболее опасный маршрут. Едва ли об этом знала алхимичка, но лично я превосходно помнила, что на крайнем от лестницы окне висят весьма нехорошие шторы, развлекавшиеся ловлей и попытками удушения неосторожных адептов. Так что я осторожно развернула Полин в другую сторону, чего она, возможно, и не заметила, продолжая вещать в практически автономном режиме:

— Ты моя подруга или как? У тебя день рождения или где? Мы, вообще, в столице живем или в деревне Смурные Выселки? Вот только попробуй мне заикнуться, что хочешь пойти в библиотеку!

Я прикусила язык. Вообще-то именно туда я и направлялась, естественно только до вечера, ибо часов в шесть я планировала присоединиться к народным гуляниям, как раз приобретавшим должную широту и размах.

Но Полин, как водится, решила иначе. Мне оставалось положиться на ее волю и навык, ибо, признаваясь по-честному, у меня было мало опыта в устроении правильных празднеств. Не считая мгымбра, разумеется; но за мгымбра, если я сотворю подобное еще раз, мне устроят отдельный праздник, с речами (это по части Буковца) и увеселительными мероприятиями (правда, магистр Рихтер?).

Мы быстро пересекли Академию и вышли во двор через распахнутую настежь дверь. Главная Замковая Элементаль, обыкновенно находящаяся в амплуа суровой, но справедливой, зеленым облачком парила возле косяка. Запах мандрагона ощущался еще на подходе, так что я мигом поняла, отчего змий называется зеленым.

— Кто идет? — бдительно, но нечетко осведомилась флуктуация, когда я занесла ногу над порогом. — А пар-р-роль?

— «Беллетэйн», — отмахнулась я.

— Непр-равильно, — пробормотала элементаль нам вслед. — Пар-роль… пар-роль… мрыс, где-то же он был у меня записан!..

Полин ткнула меня локтем вбок; я вздрогнула и посмотрела туда, куда указывала алхимичка.

«Беллетэйн», — гласили кривые буквы, старательно выведенные над входом.

Алхимичка не ошиблась — в городе и впрямь уже начинали праздновать. По фонарям развешивали шары и ленты, на лавках уже болтались специальные венки, на которых, по-моему, только черной ленточки и не хватало. «Каюк торговле», — перевела было я, но тут же сообразила, что умный купец, а в особенности гном, всегда найдет способ изрядно обогатиться на Беллетэйне.

И верно, ближе к центру торговля била ключом, только успевай уворачиваться. На Большой площади стихийно организовалось нечто вроде ярмарки; гам, доносившийся оттуда, слышался за два проспекта. Переглянувшись, мы свернули на Большую и почти сразу же угодили в шумное цветное столпотворение. Нам поочередно предложили: кружку с надписью «Беллетэйн»; кружку с гербом царской фамилии; кружку с нашими же физиономиями, магическим образом проступившими на стекле; кружку еще с чем-то, но тут кружечные ряды кончились и начались ленточные.

Слава богам, до ленточек с гербами текстильная промышленность еще не дошла — а то, наверное, Полин так бы и осталась там жить, выбирая подходящий сувенир. Ленточки вообще-то ей были по барабану, но теперь алхимичке неожиданно пришло в голову, что их можно этак небрежно завязать на ремне сумки. Выйдет красиво, неожиданно и так по-эльфийски… Яльга, глянь, сюда лучше зеленую или бирюзовую?..

Я молча тыкала пальцем в очередную полоску ткани, Полин пожимала плечами и покупала обе, тут же сворачивая ленты колечком и убирая их в сумку. Сумка была хитрая, зачарованная специальным образом: с тем, кто дотрагивался до ее бока случайно, ничего не происходило, но стоило поблизости появиться чьим-то чрезмерно ловким пальчикам, как сумка тут же отращивала зубы и рвалась в бой.

Научного интереса ради — как-никак заклинание было практически авторское — я краем глаза поглядывала на сумку. За пятнадцать минут наблюдения мною было зафиксировано четыре случая нападения, и все четыре были успешно отражены. Надо сказать, воришки попадались исключительно понятливые: воплей слышно не было, и полуотгрызенных пальцев никто еще не предъявлял. Значит, обошлось без рецидивов.

Дальше были съестные ряды, и там, протащив зажмурившуюся Полин сквозь облако запахов, вкусных и не очень, я быстро купила себе пирожок с повидлом. Алхимичка смотрела голодным взглядом, так что добытое пришлось разломить пополам — с учетом того, что пирожок был гномский, мне все едино достался вполне приличный кусок.

Ну а дальше все завертелось так, что я даже и не старалась это запомнить. Качели, карусели, говорящие, а точнее, орущие попугаи; Полин тянет «билетик счастья», и птиц хриплым голосом вещает ей нечто вроде:

Алхимичка млела, взмахивала ресницами и пододвигала сумку поближе, вовремя отдергивая руку от чрезмерно бдительных челюстей.

Потом были еще прилавки, заваленные эльфийскими кружевами, невозмутимый эльф-продавец и завороженная Полин, медленно перебиравшая белоснежные воздушные полосы… Были прилавки другие, откуда лился шелк — эльфийский же и почему-то красный, всех оттенков, которые только может принимать этот цвет. Розоватый, синеватый, малиновый, багровый, багряный, темный, как кровь из вены, и, наконец, алый — того непередаваемо чистого огненного цвета, которым вспыхивают боевые пульсары. В одно ухо мне вещал продавец, отчего-то желавший продать мне боги знают сколько этого клятого шелка, в другое же жарко шептала Полин, припоминавшая романтическую историю про некую юную эльфочку, что ни день гулявшую до пристани, и какого-то там капитана. Мы ходили, ходили, ходили… народу было страшно много, но при этом везде где надо ненавязчиво маячила стража, и ни разу не случалось так, чтобы в одном месте образовалась хотя бы маленькая, но толпа. Нас мотало по всему городу, захлестнув стихийной волной торжества; я запомнила лишь обрывки, кусочки того дня и запомнила еще, как в ушах стучало: Беллетэйн, Беллетэйн, Беллетэйн!.. Ночь Весны, ночь юности и силы…

А потом вдруг стемнело — так неожиданно и быстро, как темнеет обыкновенно в южных городах. Ночь упала на столицу сразу, безо всяких вечерних переходов, и в теплой прозрачной темноте вспыхнули золотые огни. Народ по-прежнему радовался и гулял, и я в кои-то веки не собиралась от него отрываться.

Но гулять просто так было уже скучно; мы переглянулись и решили пойти в парк.

Естественно, людно было и там. Где-то играл оркестр, а на круглой деревянной площадке, здорово напоминавшей Эльфийские Круги — не тех эльфов, которые Перворожденные, а тех, которые натуральные фэйри, вперемежку танцевали нечто интернациональное. Наверное, матушка Генри Ривендейла, увидав тамошние пляски, скончалась бы на месте от эстетического шока, но я не была вампирской герцогиней и помирать не собиралась. Полин улетучилась куда-то на скамеечку, сопровождаемая смутно знакомым некромантом, а я, заметив на площадке Эллинга с Яллингом, отправилась туда же — танцевать.

Минут через десять я вывалилась с площадки и ухватилась за ближайшую березку. Голова кружилась, ноги уже почти не держали; я потрясла головой, восстанавливая равновесие, и поняла, что мир сделался на порядок четче.