А эльфийка…
Эльфийка молчала.
Лауреатство, а вместе с тем и право напечататься в сборнике получили семеро человек. Среди них — Полин, под обаяние которой попало и это, казалось бы, столь неподкупное жюри. Когда ей это было надо, алхимичка изумительно умела прикидываться маленькой, белой и пушистой; глаза у нее в такие минуты становились такие большие и несчастные, что в душах у зрителей немедленно просыпалась совесть. Не дать такой диплома было все равно что пнуть котенка. Попал в лауреаты и этот… певец верблюдов, борайкосов и нудистских пляжей. Попала, кажется, девочка с рассказом про Изабеллу — а может быть, и нет, ее-то я помнила плохо.
Наконец все дипломы раздали. Народ было зашушукался, обсуждая свое и чужое; страсти не спадали — напротив, накалялись еще сильнее. К зависти, страху и тщеславию добавилась еще и обида; мрыс, я чувствовала, как здесь становится все хуже и хуже. Совсем плохо… очутись здесь хоть один истинный талант, все было бы проще. Ибо настоящее?.. — настоящее легко бы успокоило все страсти.
Но такого не было.
Председательница кинула на нас очередной опасливый взгляд, и эльфийка неожиданно кивнула. Опустила плащ на спинку кресла, расчехлила свой непонятный предмет — и я сообразила, на что именно он был так похож.
Это оказалась лютня.
— Господа, — то ли с испуга, то ли с усталости голос председательницы дал трещину, — нам оказана великая честь. Сегодня в этом зале с нами была не кто иная, как знаменитая поэтесса Ларисса аунд Велле. Ларисса-Чайка… Быть может, вы, мистрис, пожелаете сказать что-нибудь начинающим поэтам?
— Пожелаю, — серьезно согласилась эльфийка. Она выбралась из-под витринки и с легкостью, присущей ее расе, пересекла зал. Стало тихо; множество глаз внимательно смотрели на женщину с лютней в руке.
— Вы пришли сюда соревноваться… — Ларисса говорила в полной тишине, и голос ее чуть звенел, легко наполняя пространство зала. — Вы пришли сюда за победой — и теперь не можете смириться с поражением. Но вы проиграли раньше — когда думали о победе. Когда каждый хотел стать первым. А надо было — единственным.
Я вздрогнула. Чувство дежавю было таким сильным, что я не сразу поняла, что мне напомнила эта фраза. Ну конечно же… первое березня, кабинет Рихтера, я сижу на парте и смотрю в окно.
«Наступает момент, когда понимаешь, что главное — быть не первым, а единственным. И не в смысле устранения конкурентов…»
Эльфийка замолчала, точно не в силах выразить то, что хотелось бы, словами. Тронула струны лютни и не запела — заговорила, негромко и ровно, голосом подчеркивая жесткий ритм:
Я молчала, затаив дыхание. И точно так же молчал весь зал: ни шелеста, ни шороха, ни единого слова. Только голос, ровный и немного усталый; только лютня, только тихая, печальная мелодия — без надрыва, столь любимого «юными поэтами», без надуманного трагизма. Чего уж теперь… когда ничего не вернуть…
Настоящее. Вот это было — настоящее.
Искреннее.
Резким движением эльфийка прижала струны. Мелодия оборвалась; и в тот же миг Ларисса, по-прежнему держа инструмент в левой руке, коротко кивнула слушателям. Выпрямилась — четкая, как написанный единым взмахом кисти восточный иероглиф. И быстро, так быстро и легко, будто к сапогам у нее были приделаны крылья, вышла из зала прочь.
Несколько секунд в комнате было тихо. А когда в ней заново родились звуки, были они поначалу тихими и несмелыми, но минуло от силы минуты три, когда все заново заговорили в полный голос. И вновь шуршали пергаменты, и запихивались в сумки дипломы, и спешно писались адреса на полях черновиков… но солнечный луч, падавший чуть наискось из окна, был все-таки светел. И от него шло тепло — настоящее весеннее тепло.
Значит, жить все-таки можно. Правда?..
Вечером мне доставили посылку.
Полин, балансируя на стуле, прикрепляла диплом к гвоздику на северной стене. Рамка, в которую был вставлен пресловутый диплом, розовела, как любимая галлюцинация эмпатов всех времен и народов, — известно же, что, держа экзамен на мастерство, всякий душевед должен выбрать себе глюк Большинство, говорят, выбирают розовых слонов. Возвращаясь к рамке: сделана она была из толстого стекла, а по краю ее украшали густо налепленные бабочки, цветочки и упитанные купидончики.
В окно вдруг постучались — так решительно и по-хозяйски, как это умеют только работники гарпочты, а в народе — Летучего Приказа. Честное слово, я бы ничуть не удивилась, увидав там пресловутого амура с композитным эльфийским луком, но, хвала богам, его там не имелось, а имелась обыкновеннейшая гарпия. Скрестив руки на груди и сложив крылья, она хмуро наблюдала за тем, как я торопливо сдираю с рам наклеенные по осени полоски.
— Яльга Ясица? — скрипучим голосом осведомилась гарпия, когда я, не содрав и половины, мощным рывком распахнула окно.
Я кивнула и, отвернув воротник, продемонстрировала медную пластинку, нашитую с внутренней стороны. Посланница по-птичьи, левым глазом, сверилась с вычеканенной рунической надписью.
— Вам посылка, — каркнула она. Извлекла из поясной сумы квитанцию, аккуратно расчерченную на графы: — Распишитесь.
Пробежав квитанцию глазами, я отошла к столу и, свинтив с чернильницы крышку, расписалась. Гарпия, нагнув голову набок, наблюдала за моими движениями; черные глаза ее блестели не по-человечески и не по-птичьи, а твердым каменным блеском.
— Вот. — Я протянула квитанцию.
Гарпия придирчиво осмотрела роспись, потом убрала документ обратно, аккуратно сложив его пополам. Как будто не замечая моего нетерпения — не часто, знаете ли, приходят посылки с гарпочтой! — она извлекла из другого кармана небольшую коробочку и вручила ее мне.
— Спасибо… — чуть растерянно поблагодарила я, недоуменно рассматривая коробочку.
Гарпия, развернувшись ко мне профилем, смерила меня пристальным твердым взглядом.
— Всех благ! — решительно кивнула она и, тяжело оттолкнувшись от подоконника, камнем рухнула вниз.
Я невольно выглянула за окно, но посланница уже встала на крыло и, не обращая внимания на ветер, полетела куда-то на восток. Вскоре она уже скрылась за Астрономической башней.
Проводив ее взглядом, я вновь посмотрела на коробочку. Полин, давным-давно повесившая рамочку, любопытным призраком маячила за моим плечом.
— Яльга, что это такое? — почему-то шепотом спросила она. — Духи, что ли? А от кого?