Подойдя вплотную, я обыскал незнакомца, но карманы его были пусты — ни бумажника, ни удостоверения личности, он был анонимен, как манекен в витрине. Почему же этот мерзавец безо всякой причины хотел меня укокошить?

Вернувшись в лавку, я нашел своего знакомого там же, где и оставил. Он смотрел на меня стеклянными глазами.

— Я встретил твоего друга, — сообщил я и с трудом узнал собственный голос: он прозвучал как из могилы.

— И ты остался жив? — ахнул он.

— Да, он был не слишком расторопным, этот тип, — сказал я, — торчал на виду, как мишень. Но поскольку начал он, то мне просто пришлось ответить — выхода не было. — Голос у меня дрожал: не могу сказать, что я привык убивать людей.

— Забудь его? Беги! — просипел незнакомец.

— Забудь его, говоришь? — я присел на корточки рядом с моряком. — Прямо вот так и забудем? Влезем в мою машину и укатим, насвистывая веселую песенку. Я тебя спрашиваю, кто он был?! — Эти слова я уже прорычал, тряся его за плечо. У меня, знаете, тоже нервы…

— Ты… не поймешь.

— Объясни! — я сжал его плечо еще крепче. — Давай, давай, моряк! Что за история? Кто ты такой? Что ты делал здесь? Почему он тебя преследовал? Зачем он стрелял в меня? Кто он?

— Ну ладно, — выдохнул мужчина. Лицо его все больше напоминало мумию.

— Так и быть. Я расскажу. Но ты все равно не поверишь.

— Это началось год назад, — начал он. — Я работал на станции-спутнике «Шепард», когда произошло первое землетрясение. Мы все видели сверху: черная дымовая завеса днем и свет пожаров по ночам. Тогда нам приказали эвакуировать станцию, я так точно и не понял, с какой стати.

— Москва повлияла, — подсказал я.

— Ну да. Все ударились в панику. Да еще наш «челнок» навернулся где-то около Гаваны. Я и еще двое парней выжили. Мы провели несколько дней в Ки-Уэсте, потом меня отправили в Вашингтон. Вы не представляете, какое это кошмарное зрелище: руины, пожары, река Потомак вышла из берегов, разлилась по Пенсильвания-авеню, а Вашингтонский монумент торчал всего лишь на двадцать футов над водой. Купол Капитолия упал, а там, где раньше была гора Верной, извергался вулкан.

— Да знаю я это все. Кем был человек, застреленный мной? Он проигнорировал вопрос.

— Я дал свои показания: следов вражеской деятельности нет. Просто природа разбушевалась с адской силой. Там был один профессор, который владел всеми фактами: когда он закончил речь, поднялось такое… Сенаторы повскакивали с мест и заорали, члены парламента тоже, старый адмирал Конахи покраснел как рак…

— Ты отвлекся, — напомнил я, — вернись к нашей теме.

— Один профессор заявил, что земная кора сползает. Да, я вспомнил его имя — Полнак, крупное имя. Приехал из Венгрии. Ледяная шапка Южного полюса, сказал он, растет и сбивает с ритма все естественные процессы. Это беспрецедентное явление заставило скользить литосферу. Он утверждал, что к тому времени она уже сместилась на сорок миль. А что будет через два года…

— Мне все это известно, читал в газетах. Когда их еще печатали.

— Потом попросил слова адмирал Конахи. Следует сбросить эту лишнюю шапку с Южного полюса, сказал он, взорвать ее. Он подсчитал, что пятидесяти водородных супербомб будет достаточно.

— Да они бы своей радиацией погубили все живое…

— Нет-нет… это была просто пропаганда. Потом вышел Хейли со своим проектом: тайно послать на Южный полюс отряд, вооруженный новейшим водородным генератором. Я был среди тех, кого он выбрал для своей экспедиции.

— Вице-адмирал Хейли погиб в очередном орбитальном полете, как раз в то время, о котором вы говорите, — сказал я, зло сощурившись. — Об экспедиции на Южный полюс не говорилось ни слова.

— Кто же будет публиковать такие сведения! Наша операция под названием «Разморозка» была сверхсекретной.

— Так ты утверждаешь, что находился в гуще тех событий…

Он слабо кивнул. Вся его энергия уходила теперь на повествование:

— В Рождество мы отправились из Сан-Хуана на двух подлодках, назывались они «Мейн» и «Жемчужина».

— Они же погибли раньше, у Гуама, вместе со всеми подводными лодками.

— Нет. Они были в нашем распоряжении. Плюс еще десяток меньших кораблей да команда в три тысячи моряков. Это была мощная сила. К тому моменту Нью-Йорк уже погиб, так же как и Бостон, Филадельфия, большая часть Восточного побережья. Сан-Диего. Да ты и сам все это помнишь. Панамский перешеек затопило водой. Дьявол! После ураганов мы встречали в океане мертвые тела, унесенные на тысячи миль от дома. Пемза плавала на поверхности вплоть до самого Тьерра дель Фуэго. Просыпались новые вулканы, зарево которых окрашивало небо на сотни миль.

И всюду — лед. Дело в том, что от полюса оторвался ледяной скалистый массив, и теперь голубые айсберги тут и там возвышались над водой. Вершины их покрывала копоть. Зрелище это, признаюсь, леденило душу. — Голос его затих, взгляд устремился куда-то далеко, в прошлое.

— А человек с револьвером, — вновь вмешался я, — когда появился он?

— Мы прибыли к месту назначения, основали лагерь, — продолжал моряк, опять не ответив надой вопрос, — и начали работать. Под моим началом был северный комплекс, то есть шесть буровых площадок, разбросанных на сорока квадратных милях, — и все это на сверкающей ледяной поверхности. Работа спорилась: каждый день мы углублялись в ледяную толщу на двести футов. Однако спустя месяц меня вдруг срочно вызвали на четвертую станцию. Я отправился на снегоходе. От Тренча, начальника станции, я еще раньше знал о каких-то темных пятнах во льду, которые обнаружила его команда. Мне и поручили выяснить, что там такое.

На вид их скважина была самой обыкновенной. Опускаясь в лифте, я внимательно осматривал стены шахты: лед как лед — где-то голубой, а где-то перемешан с грязью. Но вот мы достигли дна. Там по приказанию Тренча уже прорубили пещеру шириной в тридцать футов; стены у нее — ну прямо черное стекло, а вокруг сыро и холодно. Вода струится по стенам сверху, под ногами хлюпает. Воют насосы, откачивающие эту жижу, стоит запах гнили. Трест сказал мне: «Теперь — сюда» — и мы вошли в боковой тоннель, прорубленный во льду. Вслед за нами спустился адмирал. Не успел он прибыть, как сразу начал орать: что это, мол, за дурацкая «экскурсия на природу», кто позволил отклониться от курса… Вместо ответа я только ткнул пальцем в стену.

В ледяной толще застыло странное животное. Хобот его был воинственно устремлен вверх, а бивни блестели в свете наших фонарей. Ну вылитый старый слон. Такого я видел в детстве в зоопарке. Отличался он разве что шкурой, клочковатой и очень длинной. Черно-рыжие космы прилипли к телу животного, словно мокрые.

Хейли застыл на месте. Он стоял с открытым ртом, а потом дал команду врубаться навстречу слону. Мы расступились, и рабочие затарахтели отбойными молотками. Попутно из стен выпадали какие-то мелкие зверюшки, растения, просто грязь. Когда до животного оставалось совсем немного, адмирал приказал приостановить работу. Теперь мы видели его близко, словно сквозь стекло в витрине. И сам он будто ожил — в свете фонарей сверкнули глаза, стала хорошо видна полуоткрытая розовая пасть, чуть высунутый язык, бивень с отломанным кончиком…

— Я знаю, как выглядит мамонт, — перебил я, — тоже мне невидаль, их во льду находили и раньше. Он пристально посмотрел в мою сторону.

— Такого, как этот, раньше не находили. То был не мамонт! То был мастодонт. И кроме того, запряженный в повозку, как цирковой пони.

— Мастодонт в упряжке! — фыркнул я. — Значит, в Антарктиде когда-то было гораздо теплее, чем сейчас, ее населяли люди, которые держали домашних слонов. В другое время было бы довольно интересно пофантазировать на эту тему. Но не сейчас. Так все-таки, почему вы убиваете друг друга?

Мой собеседник полулежал с закрытыми глазами, грудь его неровно вздымалась. Когда я пытался нащупать пульс, запястье показалось мне мертвым. Вдруг глаза его открылись — казалось, только они продолжают жить во всем существе этого странного человека.