Это я прорычала уже собственным голосом.

— Айлиза, кто отвечает за безопасность станции?

— Вы, начальник.

— Можно ли препоручить кому-либо эту обязанность?

Дружные стоны указывали на то, что Парсон и одна из женщин знали, куда я клоню.

— Если вы этого желаете, начальник станции.

— Превосходно. Когда я замолчу, ты будешь отвечать и подчиняться следующему голосу, который услышишь, а именно, голосу профессора Артаба. Команда понятна?

— Да, начальник.

Я услышала, как Парсон громко вздохнул, но мой строгий взгляд пресек неуместные реплики.

Вот и все. Я заговорила, как обычно, стала начальником станции и немедленно приказала закрыть и запереть все двери — до особого распоряжения. Сотрудники станции должны оставаться на местах.

Электронная проверка шаттлов Парсона тоже не принесла особых сюрпризов. Оба шаттла были в порядке и снабжены топливом. Я нашла систему связи, доложилась «Синтипиду», сказала сходившему с ума от радости Фреду Бекеру, что вернусь на шаттле, после того как кое-что улажу.

Следующим моим шагом был просмотр отчетов станции через близорукий глаз базы данных. Я принялась за работу.

На экране появлялись имена и лица из ранней истории поселения. Уилл Джуппер, Эрни Брайт, жена Еноха Парсона Барбара, чье прозвище, как я узнала, было «Банни». Я познакомилась с рыжим Карлом Рэмисом, обнаружившим когда-то стада.

Имя за именем, лицо за лицом — в основном люди, которых я не знала и которые в большинстве своем числились «усопшими». И, разумеется, основатель. Но меня старый Енох не интересовал: то доказательство, которое я искала, должно быть более поздним. Однако я отметила фамильное сходство с Грегом.

И тут мое внимание привлек один из первых поселенцев, Иэн

Макдугал, специалист по поведению животных. Человек с чрезвычайно близко посаженными голубыми глазами.

Я развернула изображение на сорок пять градусов, и мои отсутствующие волосы встали дыбом.

Три минуты с голографической программой-редактором, и эта морда вполне могла бы принадлежать Джорджу Фрискелу. Или наоборот: может, записи станции были верны, но какой-то хирург-морфолог внезапно разбогател. Во всяком случае я имела дело с чем-то экстраординарным. Если Фрискел и есть Макдугал, значит, ему больше двухсот лет! Даже с появлением теломерной терапии никто не живет так долго и никто, отметивший свой сотый день рождения, не выглядит на тридцать.

Он сказал, что любит животных. И дал мне… черт! Он пытался помочь мне! Поэтому и отдал карту!

Значит, именно Фрискел предупредил Совет насчет сайдхантеров! И Парсон что-то заподозрил. Недаром во время путешествия он допытывался, что у меня в рюкзаке. Должно быть, хотел выяснить, не подсунул ли мне Фрискел что-нибудь полезное. Отсюда вывод: в этом мире есть дознаватель, потомок старого неверного детектора лжи, и спрятан он на БВВ!

Я вернула изображение сурового лица Еноха Парсона.

— Расширить экран, — велела я. — На пятьдесят процентов. На одной половине дать левый глаз Еноха Парсона с увеличением в десять раз.

Сбоку раздалось гневное шипение, но я продолжала:

— На другой половине дать левый глаз Грега Парсона с соответствующим увеличением.

Да, лица были разные, но глаза идентичны вплоть до мельчайших изменений цвета.

Невозможно. Благодаря различным отклонениям, например, в питании, даже у однояйцевых близнецов получаются разные отпечатки пальцев и рисунки радужной оболочки. Да что говорить о близнецах! Не бывает даже совершенно одинаковых клонов!

Кто-то, должно быть, отретушировал глаза Еноха.

Или, если отбросить абсурдную вероятность того, что Грег пересадил себе глазные яблоки деда, значит, он еще один двухсотлетний экземпляр — или как еще, черт возьми, следует именовать человека, умудрившегося столько прожить!

Я вызвала записи, касающиеся отца Грега, Дэрона. Лицо немного другое. Глаза те же.

Вонь жженого лимона буквально пихала мне в глотку очевидное объяснение. Я захлебывалась гнусными предположениями.

Круто развернувшись в кресле, я объявила:

— Леди и джентльмен, давайте посмотрим, сумею ли я достаточно связно изложить всю историю.

Молчание.

— Эта планета — биологический Клондайк. Поэтому вы здесь и сидите. Многие годы Парсон оставался королем фармацевтической горы, загребая деньги, едва успевшие выйти с монетного двора. Потом в один прекрасный день он наткнулся на главную жилу. Кто-то — не Уилл ли Джуппер? — открыл универсальный эликсир молодости. Главная составляющая — кровь рэма Джуппера.

Но успех привлекает экономических хищников. Несмотря на то, что вы предусмотрительно построили станцию в таком месте, которое гарантированно отпугнет незваных гостей, конкуренты сумели воспроизвести каждое новое ваше лекарство, лишая вас прибылей. Вы не хотели, чтобы то же самое случилось со средством от старости.

И дело не только в деньгах. Этот продукт был вашим шансом получить власть. Вы решили хранить его в тайне.

Но всякий, кто поймал бы рэма Джуппера, мог, в конечном итоге, получить то же лекарство. Произойди утечка или подкупи промышленный шпион или конкурент любого служащего станции… Последствия ясны каждому. Не в первый раз вооруженные грабители с докторскими степенями совершают набеги на приграничные планеты. Кстати, Ксенозоологический заповедник уже имеет образцы тканей рэма Джуппера.

Как ни странно никто не среагировал на мое сообщение. Очевидно, они все знали, но не волновались. Может, Бобби Гейнс так и не привез образцы крови…

— Я собрала свежие образцы.

Лицо Парсона вдруг сделалось чересчур безразличным.

— Возвращаюсь к нашему грустному повествованию. Вы прибрали к рукам средство, устроили лабораторию клонирования клеток и использовали эликсир молодости только в своем кругу. Итак, пока что все верно?

Судя по злобным взглядам, я была на правильном пути.

— Вы, разумеется, планировали продавать свой эликсир, но сначала желали обеспечить его эксклюзивность. Поэтому и воспользовались весьма радикальным методом. Может, «подлый» — более подходящее определение. Рэмы Джуппера, согласно старым отчетам станции, раньше были весьма многочисленны; должно быть, понадобилось много десятилетий, чтобы окончательно их уничтожить. И поскольку инспекции Экомиссии все еще бывали, приходилось изворачиваться…

— И что? — взорвался Парсон. — Что такого мы сделали? Этот мир кишит критами. Не велика беда, если один вид перестанет обременять планету!

Я ошеломленно уставилась на него.

— Неужели вы забыли, что случилось на Земле? Не помните «коричневую чуму»?.. Доктор Парсон, — тихо продолжала я, — мне кажется, вам следует знать одно обстоятельство. Абсурдно простое — и в то же время невероятно важное. Вся жизнь на вашей планете взаимозависима.

— Вздор! Джупперы почти исчезли, и приведите хотя бы один пример того, кто от этого пострадал.

— Могу привести целых два примера опасных перемен, которые уже недалеки. Понятия не имею, каким образом вам удалось погубить так много рэмов Джуппера, но знаю, куда отправились доказательства.

— Куда именно?

— В животы населяющих ловушки монстров. Громадные запасы питания способствуют появлению целых орд новых обитателей. Что случится, если они начнут голодать?

Парсон, воинственно подавшийся вперед, отпрянул.

— Станут пожирать друг друга, — слабо пробормотал он.

— Сомневаюсь. Но есть кое-что еще. За две недели в джунглях мне встретился всего один чешуйчатый рэм. Один. А ведь они должны быть достаточно распространены, не так ли? Но всем охотникам на рэмов Джуппера пришлось переключиться на них. Скоро чешуйчатые тоже исчезнут… Подобные вещи чреваты последствиями, доктор. Вы стронули с места лавину, и первый камешек уже покатился…

Начальник станции поднял голову, очевидно, готовый к борьбе.

— И что? Если придется, мы просто покинем этот мир.

— Жестокость близоруких людей едва не погубила Землю, но, вижу, ваш идиотизм ни с чем не сравним. Когда-то Атлантический океан, огромный и безбрежный, казалось невозможным загрязнить. Но даже галактика не настолько велика, чтобы не подвергнуться загрязнению, при определенных обстоятельствах, конечно.