В десятом номере «Если» за прошлый год в рубрике «Банк идей» мы опубликовали часть рассказа Сергея Лукьяненко и предложили читателям придумать вариант концовки. Писатель согласился завершить произведение в соответствии с той идеей, которая ему покажется наиболее интересной. Однако версий мы получили немного, всего около полутора десятков (а в былые времена конкурс собирал до ста НФ-идей!), и Сергей Лукьяненко решил предложить читателям журнала свой вариант. Победителем же стал Вячеслав Рогожин за вдумчивый подход к теме. И то сказать: Рогожин — кандидат физико-математических наук, научный сотрудник физического факультета СПбГУ. Неоднократно побеждал в различных литературных конкурсах, доходил до финала и в «Альтернативной реальности» журнала «Если».

Вячеслав Рогожин получает книгу Сергея Лукьяненко с автографом автора.

— Он иудей? — с живейшим любопытством спросил профессор.

— Чего? — я запнулся на полуслове.

— Ну… — профессор слегка смутился, как это часто случается с русскими интеллигентами, вынужденными говорить на еврейскую тему. — Я имею в виду не столько национальную принадлежность, как вероисповедание… Впрочем, национальность тоже многое значит. — Он быстро уточнил: — В культурологическом плане, поймите меня правильно!

Я задумался. Диму Кабайлова я знал давно и вроде как хорошо.

— Да нет, — сказал я довольно уверенно. — В плане национальности он русский. То есть всего намешано, и концов уже не найти. А в плане вероисповедания он… никак.

— Это как? — Пётр Семёнович удивленно посмотрел на меня.

— Это так, что он однажды летом попытался зайти в церковь в шортах, а на него какая-то бабка накричала. Димка в ответ заорал, что Христос тоже ходил без штанов, и на православную церковь обиделся. Ислам ему не нравится многими ограничениями. Католический храм далеко, ездить лениво. Буддизм какой-то уж больно недеятельный. Протестантство — фарисейское. В общем, он воинствующий агностик. Или бездеятельный атеист.

— Хм, — профессор почесал переносицу. — Интересно. А как он в плане образования? Начитанности?

— Тут все в порядке, — заверил я. — Высшее техническое, по специальности не работал, поскольку ушел в книжный бизнес. Без чтения и дня не проживет. Даже в туалет без книжки не ходит. Так что он знает, кто такой Яхве, не сомневайтесь…

— Давайте еще раз по порядку, — вздохнул профессор. — Вы с товарищем…

— Были на конференции в Киеве, — сказал я. — После рабочего дня, сами понимаете, расслаблялись в компании. Горилка всякая… медовая с перцем, на березовых бруньках, на ольховых сережках, на тополином пухе… Неумеренно употребили, если честно. Я лег спать часа в три, а товарищ вообще под утро. Номер у нас был двухместный. Ну так вот, я когда проснулся — Дмитрий еще спал. Ну, не совсем спал, а в просоночном состоянии был, когда сознание вроде уже возвращается. И вот я слышу — он говорит что-то. Бормочет, и складно так. Только это не русский язык, не английский… вообще не понять какой. Протяжный такой, горловой… Я слушал-слушал, потом не выдержал и окликнул его громко: «Дима, это что за язык?». Он замолчал, а потом отвечает: «Это язык, на котором Яхве разговаривал с ангелами». Потом всхрапнул — и снова давай бормотать. Я еще подумал, что у некоторых с похмелья прорезается офигительное чувство юмора. Пошел мыться, бриться… уже днем спросил: а почему именно Яхве? Меня это тоже больше всего удивило. Димка глаза таращит. Оказалось — ничего не помнит. И вообще не поверил, решил, что я все выдумал. Вечером у нас был банкет по случаю завершения конференции…

— И вы снова неумеренно употребили, — глаза Петра Семёновича блеснули, и я подумал, что старичок-профессор не такой уж и сухарь, как мне вначале показалось.

— Употребили, — признал я. — Я снова раньше спать ушел, а товарищ куролесил. И поутру я просыпаюсь — все то же самое. Говорит на не известном мне языке. Ну, решил, я тебе сейчас покажу, кто выдумывает… Схватил мобильник, включил диктофон, подошел к кровати. Ну и записал все, что он набормотал. Семь минут набралось.

— Семь минут? Это неплохо, — профессор оживился. — Вы меня и впрямь заинтересовали, Андрей. Давайте свой телефон!

— Я скопировал на флешку, — сказал я. — МР3 сумеете проиграть?

Пётр Семёнович лишь улыбнулся, забирая у меня брелок. Воткнул флэшку в порт, повозил мышкой по столу, запуская звуковой файл. Я сидел через стол и экрана не видел, но на флешке была одна-единственная запись: YHWH. mp3.

— Хм, — профессор посмотрел на меня. — Приятно встретить образованного человека.

— Я посмотрел правописание в энциклопедии, — скромно ответил я. — Все равно вы меня приятно удивляете.

— А вы меня, — я кивнул на мощный ноутбук.

— Куда нынче без техники? — вздохнул профессор. — Ну-ка… давайте послушаем утренний спич вашего друга…

Он щелкнул клавишей на мышке — и из колонок ноутбука послышался голос Димки.

Я несколько раз уже пытался записать его речь на бумаге. Прокручивал запись фрагментами по несколько секунд, вслушивался, запоминал, записывал… И понимал, что это бесполезно. Ну никак не соотносился грубый, косноязычный «ганхион» с тем словом, которое на самом деле произносил Кабайлов. Чуть другие звуки: «г» смягченное, как в украинском, «а» выстреливает как у первоклассника, выучившего азбуку, «н» с прищелкиванием, чуть похоже на «м», но никак не «м» — может быть, это «к»? Нет, все-таки «н»… В общем — на бумагу не переносится.

И так — каждое слово.

Профессор слушал с доброжелательной улыбкой, кивая головой и легонько постукивая кончиками пальцев по столу. Мне даже захотелось приподняться и посмотреть — не вытерся ли в этих местах лак.

Но было неловко.

Профессор вдруг посерьезнел и по-птичьи склонил голову. Поморщился. Отмотал запись назад. Прослушал фрагмент повторно.

И дальше слушал с нарастающим интересом.

Я ждал, потупив взгляд.

Профессор опять остановил запись и повторно прослушал какой-то фрагмент. Хмыкнул. Встал, побродил у книжных шкафов, выудил какой-то потрепанный толстый том, полистал. Некоторое время читал, задумчиво перелистывая страницы. Разочарованно покачал головой, поставил книгу на место — и вернулся дослушивать запись.

Мне было очень интересно, что он там читал, но опять же — слишком живо интересоваться было неловко.

Когда запись кончилась, профессор сделал именно то, чего я от него ожидал — запустил ее задом наперед. Получившуюся белиберду он вытерпел секунд двадцать, после чего выключил запись и некоторое время сидел, с любопытством разглядывая меня.

А потом сказал:

— Вот только не притворяйтесь простачком, молодой человек. Почему вы пришли именно ко мне?

— Вы лингвист, работающий при институте перевода Библии, — пояснил я как можно более наивно. — Раз уж речь идет о Яхве, то сам Бог велел идти в институт перевода Библии…

— Угу-угу. Велел. На том самом языке, на котором разговаривал с ангелами… — профессор усмехнулся. — Еще почему?

— Ну, потому что вы занимались случаями глоссолалии, «говорения языками», которые расследовал патриархат. — Я поднял на него глаза. — Я не притворяюсь, Пётр Семёнович. Мы с Димой две недели сами разбирались. Просто я знаю, как это неприятно, когда профаны чего-то профессионалу объясняют. Вот и не хотел… высказываться раньше времени.

— Кем вы работаете, Андрюша?

— Я астрофизик.

— Ну надо же! — восхитился профессор. — Я полагал, у нас в стране все астрофизики давно убежали в коммерцию. Или умерли от голода.

— Устаревшие сведения. На иностранных грантах кое-как перебивались, потом стали лохам звезды впаривать… простите, я хотел сказать: предлагать обеспеченным клиентам наименование в их честь звезд различной величины, с внесением названия в международный звездный каталог.