В этом не сомневался никто из присутствующих.

– А на верную смерть я людей не пошлю. Надо человек пятьдесят, чтобы и боеприпасы несли, и отбились…

– А сколько дойдет?

Валежный качнул головой.

– Я бы сам пошел… не смогу. Отяжелел с годами.

– Это мои ребята смогут, – тихо произнес полковник Лейский.

– Твои ребята? – посмотрел генерал.

Полковник решительно кивнул.

– Мои казаки. И пройдут, и продержатся… смогут. Добровольцев кликну. У кого эти твари жену увели, у кого родителей порубили… они в предгорьях жили, они смогут.

Валежный медленно кивнул.

– Если кто решится – да что там говорить, Дмитрий Сергеевич! Сам понимаешь… я сейчас даже ордена им обещать не могу.

Полковник Лейкин махнул рукой.

– И не надо. Что мы – слепые? За свое воюем…

– За Русину, – тихо сказал кто-то. И это была чистая правда.

Идею приняли единогласно. Лучшего все равно предложить не мог никто из присутствующих. А потери?

Это война. И на ней убивают.

А ночью…

Скрип зубов.

Шорох кожи по камню.

И – тишина.

Пять десятков казаков. Пять десятков… смертников?

Да.

Это знали и они сами, и их товарищи. Выжить получится чудом… если получится. Но другого варианта нет. Иначе… столько при штурме положить придется – вместо нефти кровь из скважины забьет. Уже не земная, человеческая. Алая…

Каждый из тех, кто шел, понимал свою задачу.

Каждый готов был выполнить свой долг до конца.

Темная свободная одежда.

Вымазанные сажей лица и руки.

Кляпы в зубах – упадешь со скалы?

Помирай молча! Не смей кричать! Всех выдашь…

Ночью, по горам?! Безумие!?

Фереи такого предвидеть не могли, но у русинов не было иного выхода. Да, ночью! Да, в горы, на скалу, на которых страшно даже днем! Лезть, цепляться за мельчайшие выступы, сжимать до хруста зубы, прижиматься к скале, как на койке к жене не прижимался… и чувствовать за спиной тяжесть оружия. Они – дойдут!

Доползут…

И ползли. Хотя до места добрались сорок два человека. Но все же…

Дошли, рассредоточились, заняли удобные позиции. Пристреляться не выйдет заранее, ну так что же? Зато оглядеться, выбрать местечко поудобнее, а кому и поспать… почему нет? Жаль, не получится сделать так, чтобы простреливать всю площадку. Скалы же!

Тут и камней хватает, и неровностей рельефа… так-то как бы хорошо было – развернул пулемет и стреляй, если кто влезет наверх.

Не получится.

Ну хоть как подготовиться.

До рассвета еще пара часов. Перед боем, почему б не вздремнуть? На камнях?

Думаете, в гробу удобнее? Казаки в этом сомневались. А солдат… хоть пара часов, да его! Мешок под голову, шинель на ноги – и даже патроны мягче гусиного пуха покажутся.

Русины атаковали на рассвете.

Двинулись.

Медленно, неудержимо, словно приливной волной захлестывая преддверия селения.

Заговорили ружья снайперов.

Заговорили два пулемета – очень Шахра-бек грустил, что больше прикупить не получилось, у него бы эти твари кровью умылись! Но и так хорошо!

Падали солдаты в серых шинелях, падали, окрашивая кровью исконную ферейскую землю, падали… вы сегодня уйдете несолоно хлебавши, собаки!

Русины упрямо шли вперед.

Шахра-бек понимал, что одними пулеметами сыт не будешь. Рано или поздно кончатся патроны, их тоже не так много. А снайперы… да не успеют они стрелять с такой скоростью! Сомнут их, в землю втопчут… надо вводить в бой свои силы…

Постепенно схватки вспыхивали и там, и тут, разгорались…

Хрипя, словно дикие звери, крича нечто нечленораздельное, кидались в драку фереи. Русины!

Исконный древний враг, пришедший на их землю!

И такой же ненавистью в глазах, такими же глухими, подсердечными криками, отвечали им русины. Чья там земля – еще вопрос! Но мрази, которая на людей для своего удовольствия охотится, которая ловит их, как скот, продает, в рабство угоняет – ни на какой земле места нет!

Им тоже было, что припомнить.

Валежный чутко отслеживал бой. И дал отмашку, когда Шахра-бек ввел в игру все свои резервы.

Вверх взвилась красная ракета.

И с Проклятой скалы хлестнули пулеметные очереди.

Казаки тоже не сидели, сложа руки. Это пока бой не начался, шуметь не стоило. А когда пошло веселье, можно было на скале хоть что делать. Они и делали.

Приметили несколько удобных мест подъема-спуска, подтащили туда пирамидки из камней. Вдруг гости пожалуют? А у них и гостинчик уже готов!

Получше обустроили пулеметные гнезда, по ним ведь тоже стрелять будут! Надо укрываться…

Даже пристрелялись чуток, в суматохе-то боя…

Валежный обстреливал, ну и они… буквально пару пуль. Чтобы знать, куда целиться. Поди там, разбери в горячке боя, откуда тебе прилетело?

Чем только не станешь заниматься, лишь бы…

Не свой бой страшен, страшно видеть, как идут в атаку твои товарищи, друзья, с которыми ты вчера сидел у одного костра, и гибнут, гибнут… а ты и сделать-то ничего не можешь… Хелла, если это твоя скала – так помоги! Сегодня в твою честь прольется много крови!

А когда вверх взлетела красная ракета…

Со скалы полоснули пулеметы, выкашивая схроны, снайперские позиции, давя, пригибая к земле…

Фереи не дрогнули. Нет. Они были храбрыми, дети гор, они готовились стоять до последнего. Но – они не ожидали. Не страх. Но замешательство, которое использовали и казаки, и Валежный. Плотный пояс обороны, выстроенный Шахра-беком был разорван в нескольких местах, а восстановить его сразу не удалось. Да и со скалы давили, давили огнем…

Стрелял, казалось, каждый камень.

И каждый камень оскаливался клинками, и окрашивался алой кровью.

Русины шли.

И за ними оставались кровавые следы. На черном кровь – красная… и на белом снегу, который лежал в горах – тоже. Плата за нефть?

Плата – за жизнь!

– Откуда они стреляют?!

– С Проклятой скалы!

– Так пошлите туда людей!!! – Шахра-бек едва не орал в бешенстве. Еще чуть-чуть… пока еще у них есть шансы. Но промедлить еще час – и их сломают!

У Валежного людей все же больше, у него – меньше.

– Слушаюсь, командир…

Фереи знали короткие дороги на Проклятую скалу. Истинно Проклятую – надо было сделать все, чтобы туда никто не прошел! Но кто мог подумать!?

Кто мог ожидать такого от этих червяков с равнин?

Две сотни фереев бросились к скале.

И их встретили.

Двенадцать казаков продолжали вести обстрел. Выметали стальной метлой схроны и засады, давили очаги сопротивления.

А три десятка встретили врага на подходах.

Им нельзя было пропустить противника к снайперам. И они встали стеной.

Сбрасывали камни так, что до вершины добралась лишь половина фереев. Стреляли, спихивали их вниз, но даже тех, кто смог пройти, оказалось более, чем достаточно.

Закипела резня.

Страшная, безжалостная.

Но пулеметы стреляли.

Они стреляли, когда защитников уже почти не осталось.

Они стреляли, когда упал последний казак, и один из пулеметчиков развернул оружие, стараясь не подпустить врага к своим товарищам.

Они стреляли…

На той вершине легли сорок человек из сорока двух добравшихся. Но пулеметы не замолчали ни на минуту.

Казаки шли по улицам селения – и стреляли.

В них стрелял, казалось, каждый камень, они щедро поливали чужую землю своей кровью, падали, но за ними шли другие. Шли по колено в крови, шли, стреляя во врага, не просили пощады и не давали. Началась резня.

Остервенелая, беспощадная…

Пощады не просил никто.

Но вечером по улицам селения шел генерал Валежный.

Победителем.

За селение заплатили страшную цену, больше тысячи русинов полегло в этот страшный день. Валежный понимал, что все правильно, все так и должно быть… но как же ему было горько!