– Ступай. – Генрих повел рукой, отпуская его. – Но далеко не уходи. Ты можешь мне понадобиться.

Когда капелланы вышли, король стал метаться по комнате, как лев в клетке.

– Знаешь, что теперь будет? – восклицал он. – Конан не преминет воспользоваться случаем и захватит Нант, а я не могу этого допустить. Придется обсудить положение с Людовиком, когда я буду во Франции, и подготовить план действий. – Он раздраженно зарычал. – Какого черта этот идиот решил сыграть в ящик, когда все шло так хорошо?! Я даже склонен думать, что он сделал это мне назло.

Алиенора внимательно взглянула на него. Своим безудержным возмущением супруг, как щитом, оборонялся от создавшегося опасного положения.

– Я все же думаю, он предпочел бы остаться в живых, – сказала она. – Ты злишься, потому что больше не можешь рассчитывать на него и политический ландшафт опять изменился.

Генрих бросил на супругу злобный взгляд, и Алиенора поняла, что задела мужа за живое.

– Я должен узнать обо всем в подробностях. Что происходит в Бретани и чем нам это грозит – вот единственное, что меня волнует. А печаль и рыдания ему все равно уже не помогут.

– Нет, но они могут помочь тебе.

– Брось ты эти бабьи сказки! – окрысился Генрих. – Что заставляет меня скорбеть, так это то, что мой брат уже не держит бразды правления в Бретани. Надеюсь, скоро прибудут гонцы с полезными сведениями, а не с соболезнованиями.

Алиенора сдержала раздражение и продолжала гнуть свою линию:

– Надо сообщить твоей матери.

Генрих ссутулился, как будто взвалил на плечи тяжелый груз.

– Я заеду к ней по пути во Францию.

– Матери больно терять сына, в каком бы возрасте он ни был, даже если они давно не поддерживали отношения, – мягко сказала Алиенора. – Он все равно плоть от плоти ее, и она носила его в чреве девять месяцев. – Она замолчала, пытаясь справиться с волнением, потому что, говоря это, вспомнила Вилла, так мало пожившего на свете. Генрих не поощрял упоминаний об этой потере. Она подошла и положила руки ему на плечи. – Даже если для тебя это не великое горе, я все равно тебе сочувствую.

Муж не ответил, однако посмотрел на ее руки и взял их в свои. Но вдруг прочистил горло, отпрянул и оставил ее, бормоча, что после такого известия ему необходимо заняться некоторыми делами.

Алиенора позвала писаря, глубоко вздохнула и начала сочинять письмо с соболезнованиями своей свекрови.

Сарум, Уилтшир, ноябрь 1158 года

Проливной дождь, не прекращавшийся два дня, превратил дороги в грязное месиво. Погода была промозглая, и Алиенора, закутанная в подбитую мехом накидку, продрогла до костей. Вместе со свитой она верхом ехала по слякотной тропе к королевскому дворцу в Саруме, расположенному на возвышенности, с которой в ясный день открывается вид на известковые холмы Уилтшира. Сейчас же все вокруг затянула серая хмарь, холодные капли дождя больно били в лицо, и всадникам приходилось разглядывать изрытую колеями дорогу через полуприкрытые веки.

Родившийся в сентябре сын Алиеноры Жоффруа путешествовал, лежа в прикрепленной к спине лошади корзине, заботливо завернутый в одеяла и овечьи шкуры. Его маленькое личико, с румяными, как наливные яблоки, щечками, было укрыто козырьком из вощеной парусины, и младенец с большим интересом глазел вокруг. Третьего сына, чье появление на свет внесло свой вклад в укрепление династии, назвали в честь отца Генриха, Жоффруа Красивого, графа Анжуйского. Он был тихим ребенком, и, хотя ему было всего два месяца от роду, Алиенора уже догадывалась, что сын вырастет мудрым, проницательным и склонным к раздумьям человеком.

Гонцы из Нормандии сообщали, что переговоры Генриха продвигаются благополучно. Они с Людовиком официально условились о помолвке Гарри и малолетней принцессы Маргариты. Людовик согласился передать Англии область Вексен вместе с тремя стратегическими крепостями в тот день, когда дети поженятся, а до того времени эти замки будут находиться в распоряжении тамплиеров.

Размышляя об этом в пути, Алиенора морщилась не только из-за докучавшего ей дождя. Людовик настаивал на том, чтобы Алиенора не принимала участия в воспитании Маргариты и девочка росла где-нибудь подальше от нее. Интересно, какое пагубное влияние, по его мнению, она могла оказать на малышку? Объяснить ей, что мужчины – бессовестные обманщики, которым ничего не стоит предать тебя не моргнув глазом? Генрих без возражений согласился на это условие, что Алиенору, конечно же, ничуть не удивило. Погоди, дорогой, еще не вечер. У меня есть Гарри, Ричард, а теперь еще и Жоффруа, и их-то пестовать мне никто не запретит. Если она справится со своей задачей, доверие между ней и детьми будет только укрепляться. А когда Гарри и Маргарита поженятся, Людовик уже не сможет оградить дочь от ее, Алиеноры, влияния, вот тогда посмотрим, кто кого обыграет.

Еще гонцы принесли весть, что все перипетии в Бретани разрешились наилучшим образом. Герцог Конан, претендовавший на нантский престол после смерти Жоффруа, отказался от всех притязаний, как только узнал, что Генрих при поддержке французского короля ведет против него войско. Конан присягнул Генриху на верность и стал его вассалом, сохранив свои земли.

Судя по письму, которое получила Алиенора, Генрих и Людовик крепко сдружились за время переговоров – настолько, что даже посетили вместе аббатство Мон-Сен-Мишель и провели ночь в молитвах. Таким образом, дипломатические отношения двух стран сделались лучше некуда. Однако, хотя мир между Англией и Францией представлялся очень важным для дальнейших политических устремлений Генриха, Алиенора почему-то с большим сомнением относилась к этому подозрительному согласию между ее нынешним мужем и бывшим. Не было ли все это очередной уловкой со стороны Генриха? Чутье подсказывало, что всей правды ей не говорят и что оба короля задумали какой-то хитроумный маневр.

Впереди во мраке проступили беленые стены и башни Солсбери, и до королевской свиты донесся запах дыма из зажженных очагов. Алиенора возблагодарила Бога: скоро они окажутся в теплом и сухом месте. Уже несколько миль вокруг не было видно ничего, кроме сырой травы, промокших овец и стены дождя, и ей казалось, что она едет куда-то на край света.

Порывы ветра усилились, когда они стали подниматься по пологому склону к укрепленному дворцу. Наверху дождь перемежался со снегом. Младенец, который до этого вел себя тише воды ниже травы, начал похныкивать в своей корзинке, за ним заплакал Ричард, и Годиерна принялась успокаивать его. Алиенора совсем озябла. Ей послышалось, как кто-то сказал: «Забытое Богом место». Но почему? Белостенный замок светился в ноябрьских сумерках, колокола собора звонили к вечерне. Лошади процокали под въездными воротами. Во внутреннем дворе слуги уже ждали, чтобы принять коня королевы и проводить ее в покои. Ярко пылающий в очаге огонь создавал уют и хорошо обогревал зал. На покрытом чистой белой скатертью столе уже ждали кувшины с горячим, сдобренным пряностями вином, деревянные миски с дымящейся мясной похлебкой и свежий хлеб, чтобы путешественники могли утолить голод. Кормилица Жоффруа Эдит устроилась на скамье и дала ребенку грудь, Годиерна принялась кормить Ричарда; мальчик уже не нуждался в грудном молоке, но Годиерна все еще баловала его.

Завернувшись в меховую шубу, прихлебывая вино со специями, Алиенора протягивала руки к огню и чувствовала, как блаженное тепло проникает в каждую клеточку ее тела. Кипа требующих рассмотрения бумаг дожидалась на столе, но она займется ими позже, когда переведет дух.

Ткани, за которыми королева посылала в Винчестер, уже доставили, и из них предстояло сшить зимние наряды для рождественского приема в Шербуре. Здесь были отрезы красной шерсти, плотной и тяжелой, узорчатый дамаст из Италии и белое полотно для нижних сорочек из города Камбре. Алиенора с удовольствием щупала материю – ей нравились глубокие цвета и гладкая фактура. Хорошо хоть ткани можно получить, просто щелкнув пальцами. Она богата, у нее есть слуги, которые выполняют ее распоряжения и заботятся о ее комфорте.