И правда ждет. Где-то там, скрытый от меня углом Наркомздрава, в нашу сторону шагает генеральный секретарь ЦК ВКП(б). Торопится на очередное съездовское заседание.

Минута. Вторая. Третья. Трудно дышать, под грубой холстиной рабочей толстовки шевелятся холодные ручейки. Пустить план под откос способна любая мелочь. Всего не учесть: перекроет тротуар ломовик, выйдет на прогулку парочка массивных бабулек, вылезут на перекур конторские машинисточки, мало ли в жизни случайностей? Ладно я, уже три года всякое подобное в голове прокручиваю, справится ли в самый решающий момент с напряжением наша боевая подруга? Пусть она не знает в точности, как далеко и густо могут лететь осколки, все равно, не каждый способен дать команду на смерть. Даже профессиональный террорист Блюмкин не постеснялся с утра закинуться белым порошочком!

Как будто отвечая на мои слова, Саша вскинула руку к лицу, как будто вглядываясь в циферблат наручных часиков... пошел отсчет!

Я смотрел на девушку не отводя глаз, вся моя жизненная миссия сузилась до одного лишь ее жеста. Однако это ничуть не мешало сомну образов скользить через сознание - они разворачивались неведомым режиссером в совершенно ином, непостижимо далеком от реальности измерении.

Четыре! Место будущего преступления.

Искреннее желание помочь СССР, медленно угасающее в вонючей камере Шпалерки.

Невероятные рассказы коллег-заключенных, тщетные надежды на правосудие и справедливость. Как же бесконечно наивен я был тогда!

Три! Неопровержимые улики.

Власть Соловецкая, бесконечные тысячи затоптанных в пыль и грязь людей. Непосильная рабская работа. Покорность распределяемых по койкам красноармейцев женщин. Медленно соскальзывающие за грань жизни доходяги. Мой беспощадный университет.

Два! Свидетели или пособники?

Бешеный лай бегущей по моим следам своры собак. Крестьянушки, готовые без малейшей жалости и сомнений сдать любого на верную смерть - за жалкий мешок муки. Те же самые советские граждане, только из другого конца страны, - стоящие при станции Бизула предвестником Голодомора. Заслужили ли они известное мне будущее?

Один! Защитительная речь адвоката.

Раньше срока одряхлевшее, не оставившее достойного наследника "белое дело", дерущиеся за остатки бюджетов генералы бумажных армий. Добросовестные, ребяческие забавы Ларионова. Мелкотравчатая суета бывшего наркомвоенмора. Напрасные метания в поисках союзника, силы, способной соединить несоединимое иначе чем в пламени чудовищного взрыва.

Ноль!

Рука Саши скользнула вниз, сумочка, как будто случайно, сорвалась с ладони. Пустая формальность - вердикт творца нового мира нельзя обжаловать. Мой палец топит упругий шарик кнопки.

- Поехали!!! - прошептал я.

- Бум! - послушно отозвалась из-за угла мина.

Тихо, по домашнему. Никто и внимания не обратил, как тень "коня бледного" накрыла соседний переулок. Собственно, большевики сами виноваты - древние церкви в округе по три раза на дню взрывают, что на их фоне какой-то генсек? Но копаться не стоит. Быстро, но без видимой спешки, я принялся сгребать в сумку инструменты, сор, изоляцию и свинец.

- Войнааааа! Газы! - из-за угла выметнулась долговязая нескладная тетка в сбитом на затылок противогазе.

- С-совсем с-сбрендили с-советские с-сволочи, - со вкусом растягивая слова высказался кто-то неподалеку.

Еще удивляется! Месяц под местным репродуктором, и я точно также перепутаю теракт с налетом белопольских дирижаблей. Хотя... постоянно таскать с собой противогаз - все же перебор.

Как бы не ошибалась паникерша - свое дело она сделала. Размеренная жизнь улицы лопнула как арбузная корка под колесом лихача. Во все стороны, совсем как ошметки, брызнули люди. А издали, перекрывая привычный гомон, накатывал нарастающий секунда за секундой вой обезумевшей толпы:

- Убиилиии!

Пользуясь суматохой, я срубил под корень косоплет, затем прихлопнул безобразие заранее подготовленной блямбой размоченного в бензине гудрона. Сойдет - исторические останки кабелей не редкость в столичных шкафах. Захлопнул дверцу как раз вовремя - все из-за того же злосчастного угла, едва не напоровшись на прикованную цепью к столбу чугунную урну, вывернула пролетка. У кучера знакомое, но необычайно белое лицо. Подзываю свистом, не стесняясь:

- Эй, человек! Рубль до Милютинского!

- Тпрруу, залетная! - резко осадил конягу Яков. - Маловато будет, товарищ!

Вошел в образ, паразит!

- Бога побойся! - проворчал я, пристраивая баул с телефоном на узенькое днище пролетки. - Тут рукой подать.

- Он готов! - не сказал, а скорее выдохнул в ответ Блюмкин.

Невообразимо удачливый сукин сын! Яков ждал взрыва неподалеку, на занятом под автобазу дворе четвертого дома, с предельно простой, но так же и опасной задачей - добить генсека, если он вдруг уцелеет. Второго шанса не будет... да теперь и не надо. И хорошо, даже прекрасно - план "А" сильно повышает наши шансы на выживание. Сейчас дело за малым - нужно оказаться на как можно большем расстоянии от эпицентра событий.

Последняя мысль пришла не только в мою голову:

- Но, но! Пошел, Сивый! Пошел!- размашисто хлестнул поводьями по лошадиной спине величайший террорист эпохи.

\\\*К 1930 году количество абонентов в Москве удалось довести до уровня 1916 года.\\\

\\\**Первое покушение случилось в 1931 году, бывший белый офицер Огарев, неожиданно встретив Сталина на Ильинке, попытался выхватить револьвер, но его случайно (!) опередил сотрудник ОГПУ.\\\

\\\***Схема искусственно усложнена, можно все сделать проще.\\\

\\\****В СССР первый светофор установили 15 января 1930 года в Ленинграде.\\\

\\\*****15 января 1930 в Ленинграде на перекрёстке Невского и Литейного проспектов установлен первый в СССР светофор.\\\

9. Боливар не выдержит двоих

Все еще 1 июля 1930, Москва (день рождения нового мира)

Редкие подмосковные перелески трепыхаются голодными советскими воронами. Под колесами хрустит пыльный гравий. Мы успели; охрана подгнивших шлагбаумов старых городских границ интересовалась лишь селянами-мешочниками, никто не пытался держать и непущать всех подряд "до тройной проверки, согласно чрезвычайному приказу". Неудивительно - на окраинах Москвы нет ни телефонов, ни даже электричества. Милиция и чекисты обходятся посыльными, наш пущенный в короткую рысь коняшка обошел их без малейшего труда.

Как утопили в бездонной болотине мешок с ненужным барахлом и полевым телефоном - мои нервы отпустило. Накатила спокойная усталость, та самая, что обычно случается после хорошо выполненной работы. Блюмкину же, совсем наоборот, будто демоны мировой революции подкинули ядреного марафета, из сосредоточенного и собранного террориста он скатился в образ хвастливого подростка. Размахивает на облучке картузом как знаменем, декларирует громко, с выражением:

Дней бык пег.

Медленна лет арба.

Наш бог бег.

Сердце наш барабан.*

Пусть его, лишь бы хвастаться не начал... накаркал!

Яков развернулся боком, свесил одну ногу внутрь пролетки и, состроив на лице упрямую мину, разразился неожиданно длинной жалобой:

- Снова, я снова сбежал с акта!** Ах, как Борис меня стыдил в двадцать пятом за малодушие с чертовым Мирбахом! Обидел он меня тогда, сволочь, так обидел страшно! Все еще его ненавижу! Но вот сейчас думаю, быть может, он прав? Ведь честно сдайся я тогда, а затем выступи на процессе открыто, плечом к плечу со всей нашей партией, все, все бы в мире совсем по другому вышло! Мы бы подготовились и поднялись против Ленина сразу, дружно, вместе, и Попов с Александровичем, и Саблин, и даже чертов Вацетис!*** И знаешь, Лешка, что думаю? Может я сейчас ошибаюсь, еще хуже чем тогда? Давай мы с тобой рванем в Самарканд, пробьемся к Марии Александровне? Прямо вот так с ходу, пока большевики власть примутся рвать промеж друг-дружки?