Моргана делала ей всякие подарки. Мешочки трав, пахнущие разгарлетом. Ветроволк из светло-голубого стекла. Металлическая маска, в которой можно было видеть в темноте. Душистые масла для ванн и склянки с густой золотистой жидкостью, приносящей забвение от тревог. Зеркало, самое лучшее в мире. Книги, которые Шон не умела читать. Браслет, усаженный камешками, которые весь день пили свет, а по ночам сияли, отдавая его. Кубики, в которых звучала странная музыка, стоило Шон согреть их в ладонях. Сапожки, сотканные из металла, такие легкие и мягкие, что их можно было смять в комочек, умещавшийся на ладони. Металлические подобия мужчин, женщин и всяких демонов.

Моргана рассказывала ей истории. У каждого ее подарка была история — откуда эта вещь, кто ее сделал, как она попала сюда. Моргана рассказывала о каждой и вела повествование о каждом своем родственнике и каждой своей родственнице. Неустрашимый Клерономас, облетавший небо в поисках знаний; Селия Марсьен и ее корабль «Преследователь теней»; Эрика Стормджонс, чья семья изрезала ее ножами, чтобы она могла снова жить; яростный Стивен Кобольд Полярная Звезда, печальный Томо, светлая Дейрдре д'Аллеран и ее угрюмый призрачный близнец. Истории эти Моргана ткала из чар. В одной стене была узкая щель. Моргана подходила к ней, вставляла плоскую металлическую коробочку, и тогда все светильники гасли, и мертвые родственники Морганы оживали — светлые духи, которые двигались, разговаривали, обливались кровью, если их ранили. Шон принимала их за настоящих людей до того дня, когда Дейрдре в первый раз начала оплакивать своих убитых детей, а Шон бросилась утешать ее и обнаружила, что не может к ней прикоснуться. И только тогда Моргана сказала ей, что Дейрдре и остальные — только призраки, вызванные ее чарами.

Моргана говорила ей о многом. Моргана была ее наставницей, а не только возлюбленной, и терпеливой почти как Лейн, хотя гораздо чаще теряла интерес и переходила к чему-нибудь другому. Она подарила Шон красивую двенадцатиструнную гитару и стала показывать, как играть на ней, и научила ее немножко читать, и открыла ей кое-какие чары попроще, чтобы Шон было легче жить в корабле. Это она тоже узнала от Морганы: Морганхолл был вовсе не замок, а корабль, небесный корабль: он приседал на своих металлических ногах и прыгал от звезды к звезде. Моргана рассказала ей о планетах — землях возле этих дальних звезд, и добавила, что все вещи, которые она подарила Шон, были оттуда — из краев за Ледяной Повозкой: маска и зеркало с Планеты Джеймисона, книги и кубики с Авалона, браслет с Верхнего Кавлаана, душистые масла с Брака, травы с Рианнона, Тары и Древнего Посейдона, сапожки с Бастионна, фигурки с Чул-Дамиена, золотистая жидкость из края столь дальнего, что даже Моргана не знала его названия. Только стеклянный ветроволк был сделан здесь, на планете Шон, сказала Моргана. До этой минуты ветроволк нравился Шон больше всех остальных подарков, но теперь она обнаружила, что он куда меньше ей по вкусу, чем она думала. Остальные были куда интереснее.

Шон всегда хотелось путешествовать, посетить дальние семьи в дальних глухих краях, посмотреть на моря и горы. Но она была еще слишком молода, а когда, наконец, достигла возраста женщины, Крег ее не пустил. Слишком она медлительна, сказал он, слишком робка, слишком безалаберна. А потому жизнь она проведет дома, где сможет употребить свои скудные способности с лучшими для Каринхолла результатами. Даже роковое путешествие, которое привело ее сюда, было нежданным. На нем настоял Лейн, единственный из всех настолько сильный, что мог пойти наперекор Крегу, Голосу карина.

Однако Моргана брала ее путешествовать под парусами среди звезд. Когда голубой свет начинал озарять ледяную неподвижность глубокозимья и из ничего возникал вой, становясь все пронзительнее и пронзительнее, Шон бросалась к окну и с нарастающим нетерпением ждала, чтобы цветы обрели четкость. Моргана показала ей все моря и все горы, о каких только могла мечтать, — и даже больше. Сквозь безупречное стекло Шон увидела земли из всех историй Древний Посейдон с его старыми верфями и флотилиями серебристых кораблей, луга Рианнона, сводчатые башни из черной стали ай-Эмерел, открытые всем ветрам равнины и суровые горы Верхнего Кавлаана, островные города Порт-Джеймисон и Джолостар планеты Джеймисона Моргана объяснила Шон, что такое города, и внезапно развалины у реки стали ей понятны. Она узнала и о других устройствах жизни — об аркологиях, и цитаделях, и братствах, о корабельных компаниях, рабстве и армиях. Семья Карин уже не казалась началом всех человеческих устремлений.

Но чаще всего они приплывали в Авалон, и он начал нравиться Шон больше всех остальных миров. Поле посадки на Авалоне влекло других странников, и Шон видела, как опускаются и поднимаются корабли на столпах бледно-голубого света. А в отдалении высились здания Академии человеческих Знаний, где Клерономас оставил на хранение все свои секреты, чтобы их сберегли для семьи Морганы. Эти зубчатые стеклянные башни вызывали в Шон томление, похожее на боль, но она его жаждала, не понимая почему.

Порой (на нескольких мирах, но чаще на Авалоне) Шон казалось, что кто-то хочет подняться на их корабль. Она смотрела, как такой незнакомец решительным шагом направляется к их кораблю через поле. Однако на борт ни один так и не поднялся к большому ее разочарованию. Только с Морганой могла она разговаривать. И прикасаться тоже только к Моргане. Шон подозревала, что Моргана чарами прогоняла таких гостей или заманивала их на гибель. Что именно, она никак не могла решить: Моргана была настолько переменчива, что ожидать приходилось и того, и того. Как-то за обедом Шон вспомнила рассказ Ойон про людоедский замок, и в ужасе уставилась на сырое мясо, которое они ели. И до конца обеда она ела только одни овощи. И продолжала есть только овощи в течение некоторого времени, а потом решила, что ведет себя по-детски. Шон хотела было спросить Моргану про людей, которые подходили к кораблю и исчезали, но побоялась. Она помнила в какой лютый гнев приходил Крег, если вопрос ему не нравился. Если Моргана и вправду убивает тех, кто пытается подняться на ее корабль, лучше будет с ней об этом не заговаривать. Когда Шон была маленькой, Крег жестоко ее выпорол за то, что она спросила, почему старая Тесенья должна уйти наружу и умереть.

Другие вопросы Шон задавала и убедилась, что Моргана не хочет отвечать. Моргана не говорила, откуда она родом, не объясняла, где берет их еду, какие чары поднимают корабль в воздух. Дважды Шон просила научить ее магическим заклинаниям, которые переносили их от звезды к звезде, и оба раза Моргана ответила «нет» сердитым голосом. У нее были и другие секреты от Шон. Были помещения, запретные для Шон. Были вещи, которых ей запрещалось касаться, а кое о чем Моргана даже говорить отказывалась. Время от времени Моргана исчезала — на долгие дни, как казалось Шон, которая уныло бродила по кораблю, не зная, чем заняться, а за окном сияли неподвижные звезды — и только Когда Моргана возвращалась, она была мрачно-молчаливой, но продолжалось это часа два-три, а потом она становилась нормальной.

Но и нормальная Моргана была не как все люди.

Она без устали танцевала, напевая про себя, иногда с Шон, а иногда и одна. Она разговаривала сама с собой на мелодичном языке, неизвестном Шон. Она бывала то серьезной, как мудрая матушка, и знала в три раза больше любого Голоса, то проказливой и смешливой, как ребенок одной поры года. Иногда Моргана как будто знала, кто такая Шон, а иногда упорно путала ее с той, другой Шон Карин, которая любила ее в дни Сборов. Она бывала очень терпеливой и очень властной, непохожей ни на кого из тех, кого Шон знала раньше.

— Ты глупая, — как-то сказала ей Шон. — Живи ты в Каринхолле, то не была бы такой глупой. Глупые умирают, знаешь ли, и причиняют вред своим семьям. Все должны быть полезны, а ты бесполезна. Крег сделал бы тебя полезной. Твое счастье, что ты не карин.

Моргана только нежно ее погладила и посмотрела на нее печальными серыми глазами.