Так что мою нынешнюю подругу нельзя было назвать неприхотливой.
Я осторожно достал гитару из кофра, подстроил и, не глядя на гостей, начал играть. Я не играл что-то конкретное, нет, пока что я настраивался сам, я ловил отражения звуков, я ждал, когда зазвучит пространство, даже не пространство, ситуация, в которой я оказался, когда аккорды соткутся в нечто, органично включающее в себя гитару, Люту, героя, меня, наконец. Как-то неожиданно музыка соскользнула в нечто совсем не героическое, скорее немного фривольное, отчетливо проступили свинговые интонации. Батюшки, я даже не ожидал, что моя гитара способна выдать этакое, впрочем, знатная леди и Джуди Мак-Греди…
Вообще я люблю джаз. Тот, который расслабленно развалился в кресле у столика в дешевом баре и, потягивая спиртное, бесстыже разглядывает танцующих девиц. Мне по душе этот вдумчиво-легкомысленный парень с вечно оттопыренными спереди штанами, его невинно-нахальная физиономия может внезапно появиться и на концерте раскрученной певички, голосующей ногами, просунуться сквозь скрипичную осоку симфонического оркестра – вот он я, уже ухожу, пока… Не нравится мне, разве что, авангард. Авангардный джаз, похоже, болен триппером, иначе какого рожна ему тянуть заунывные диссонансы, немилосердно при этом потея. Ох, не медом, не медом сочится его дудка.
Но сейчас я играл нечто странное. И виной тому была Люта. Я так и не понял, когда эта девушка оказалась внутри музыки, но так стало. Теперь музыка наматывалась на нее, словно на веретено, хотя это все-таки была моя музыка.
И я понял, что сейчас я играю дорогу. Дорогу, которая нужна этому чудному потомственному герою Косте. И для того чтобы у меня это получалось, чтобы неосознанное, почти бессмысленное кружение человеческих особей по суживающейся спирали, конец которой, увы, известен, выровнялось и стало чьей-то дорогой, необходимы два странных существа – бард и Люта.
Может быть, мне придется сыграть одну дорогу, так сказать, разовая работа, может быть – несколько. Я бард, но я не состою при герое, так же, как не состою при ученом или художнике. Я просто играю их путь, который без меня они не смогут отыскать. И для этого мне, как оказалось, нужна Люта.
Я вспомнил, что я нужен, и понял, для чего. Скажите, неужели это так мало?
Вот бы вспомнить еще, по какой такой причине я так долго оставался без работы?
Глава 2
Дорога, дорога моя…
Не отворачивайтесь, поглядите-ка,
По улицам мира идут победители,
Шагают Вожди всех времен и народов,
Аристократы и беспородные,
Из мавзолеев, курганов, могил
Восстали – и в вечность вбивают шаги.
Костя, как он сам отрекомендовался, был героем, так сказать, потомственным. То есть папа его был героем, а насчет мамы – я не спрашивал. Как и насчет дедушек и бабушек. Вообще-то это был довольно странный герой, герой-пижон, герой – стиляга, вечно таскавший в кармане своего клетчатого одеяния фляжку драконовой крови и, по его словам, весело шляющийся по мирозданию в поисках подвигов. Подвигом он считал отнюдь не избиение ни в чем неповинных реликтовых рептилий, сиречь драконов, а развязывание ситуаций, которые могли повлиять на судьбу мира, скажем, не в лучшую сторону. Короче говоря, Костя был герой-детектив, герой-дипломат. И работал в некой очень серьезной организации, о которой рассказывать что-либо отказался пока наотрез. Разумеется, и соответствующая лицензия и право на ношение всяческого оружия у него были – от двуручных мечей и карамультуков до последних моделей пулемета «Корд» и противоракетных систем «Горгона». Пользоваться оружием он умел, хотя делал, опять же, по его словам, это крайне неохотно, считая, что работа, выполненная таким образом, может считаться проваленной. По-моему, он немного лукавил. Чего-то, на мой непросвещенный взгляд, в нем не хватало для того, чтобы быть настоящим профессиональным героем, волевым, никогда не сомневающимся и всегда побеждающим, и он, понимая это, изо всех сил старался таковым хотя бы казаться.
На этот раз пуститься в дорогу – с помощью вашего покорного слуги – его заставили странные события, которые начали происходить в некоем человеческом мире, возможно даже, и очень похожем на наш, хотя я в этом и не был не уверен. Неужели там тоже имелась дешевая пивнушка «Сквозняк», город Гржопль и такая необычная страна, как Россия? Да не может этого быть! Хотя, как впоследствии оказалось, очень даже может, хотя называлось все это по-другому, да и прочие отличия имелись, и весьма существенные, но не настолько, чтобы чувствовать там себя совсем чужим. Но об этом потом.
Надо, наверное, пояснить, что бард, играющий дорогу, совсем не обязательно переносит своего, так сказать, клиента из одного мира в другой, хотя по большей части так оно и есть. Бард просто играет ему его дорогу к цели, не более того, при этом сам бард совершенно не имеет представления, через какие миры, грады и веси эта дорога пролегает и куда она в конце концов приведет.
Надо сказать, что все эти специфические особенности профессии бардов объяснил мне именно Костя, сидя на продавленном диване и отравляя и без того токсичный воздух моей квартиренки благородным сигарным дымом. Сам я до сегодняшнего дня не имел об этих любопытных вещах ни малейшего представления.
Пока я болтался между местным, совершенно реальным «Сквозняком», «Андеграундом» и заведением с призывным названием «На троих» – этакий Бермудский треугольник, в котором бесследно пропадают творческие и не слишком души, – в мире, куда вела дорога героя Кости, действительно стали происходить довольно странные вещи. Может быть, оттого, что убийства, простые и заказные, взрывы домов, покушения и прочие аномальные явления как-то незаметно стали страшненькой частью обыденной, самой по себе достаточно страшненькой, жизни, население, занятое выживанием, этого просто не заметило.
О мире этом Костя, по-моему, имел весьма смутное представление, но из его слов я заключил, что он, этот мир, здорово похож на тот, в котором обретался я. Причем, как я понял из некоторых намеков, обретался не по своей воле. Меня это, признаться, немного насторожило. Как это не по своей? А по чьей же тогда?
Так вот, в этом мире, точнее, в том мире, являющемся некой ипостасью нашего, начали происходить действительно странные вещи. Началось все, как водится, с мелочей.
Когда главарь одной тамошней региональной преступной группировки по кличке Кабан был убит ржавым копьем в собственном бронированном джипе, причем был пробит и джип, и сам Кабан, и противоположная дверь, то это вызвало-таки определенный общественный резонанс. Правда, небольшой. Слегка удивились сотрудники милиции, когда экспертиза показала, что наконечнику копья чуть больше трехсот лет. Древко, правда, было совсем новое, даже и не древко, а просто ручка от лопаты, каких полным-полно на любом рынке.
Большую огласку получил другой случай – когда во время судьбоносного выступления известного правозащитника нерусского населения, видного демократа, потомственного экономиста, депутата и прочая, прочая, в кафедру саданул старинный стрелецкий бердыш. На совесть сработанная итальянскими мастерами деревянная коробка разлетелась в щепки, разбросав изуродованные микрофоны по всему залу заседаний. Потомственный экономист, правда, отделался испорченным итальянским (Ох, далась же им эта Италия!) костюмом, причем сам же его и испортил. А то, что речь его с той поры стала еще менее внятной, только добавило ему политического веса.
Расследование, конечно же, опять ничего не дало, разве что выяснилось, что невесть откуда взявшаяся железяка изготовлена аж в семнадцатом веке и что прилетела она откуда-то сверху, насквозь пробив бетонные перекрытия зала заседаний, чего физически быть просто не могло.
Конечно, точно так же, как и у нас, похватали каких-то тамошних скинхедов, заодно посадили известного писателя, отличающегося невосторженным отношением к нынешнему обустройству России. Но скоро выпустили, потому что никаких прямых доказательств не было, да и не могло быть. Потолок зала заседаний проложили броневыми листами, изготовленными на близлежащем танковом заводе. Суммы на это ушли, естественно, немереные или, вернее сказать – не считанные, потому что, когда речь идет о безопасности лучших граждан страны, тут уже не до счета. Так что кому-то от этого вышла еще и польза.