Первые тяжелые капли дождя шлепнулись на тент. Соседи по столику направились в зал, Боденштайн, взяв свой бокал с пивом и подставку, последовал за ними. Он остановился в проеме открытой двери и стал смотреть на дождь, который серой стеной шуршал над Майном, неся с собой волну влажного и прохладного воздуха.

– Эй, дует! Закрой дверь! – крикнул один из завсегдатаев. Ни один из официантов не принял это на свой счет, поэтому Боденштайн сам закрыл стеклянную дверь. Он чувствовал на себе недоверчиво-любопытные взгляды завсегдатаев, но сделал вид, что не замечает их. Футболисты забили гол, и мужчины за стойкой громко заорали, перекрикивая друг друга и сопровождая эмоции комментариями. Самый громкий горлопан в черной майке, краснолицый и толстопузый, поплатился за свой чванливый рев сильным приступом кашля. Он соскользнул со своего барного табурета, спотыкаясь, прошел через зал и вновь распахнул закрытую только что Боденштайном дверь. Шатаясь и кашляя, вышел наружу и, тяжело дыша, прислонился к стене дома под козырьком крыши.

– Вызвать «Скорую помощь»? – спросил Боденштайн, который один вышел вслед за ним. Солидарность собратьев по стойке, похоже, ограничивалась определенными пределами.

– Нет… Сейчас пройдет, – засопел толстяк и махнул рукой. – Эта чертова астма! Мне нельзя волноваться. Футбол – это настоящий яд для меня…

Он фыркнул, закашлялся и сплюнул в переполненную пепельницу, стоявшую возле двери, отвратительный желтый сгусток.

– Извините, – сказал он, демонстрируя, по крайней мере, знание норм приличия.

– Ничего страшного, – ответил Боденштайн лаконично.

– Я сорок лет оттрубил на посменной работе в Ticona[31]. Это я там заработал. Там подорвал свое здоровье, получил заболевание легких.

– Понятно. – Про себя Боденштайн предположил, что в состоянии его легких виноваты скорее сотни тысяч выкуренных сигарет, чем работа. Но люди любят искать причину скорее в чем-либо ином, чем в себе.

– Скажите-ка… – толстяк передохнул и набрал воздуха. Он смерил Боденштайна взглядом. – Вы не из полиции?

– Да, я полицейский. Почему вас это интересует?

– Я слышал, что вы ищете доктора. Я получу что-нибудь, если я вам что-то скажу про него? – Он потер большой и указательный пальцы друг о друга, в его глазах мелькнула лукавая жадность.

– За полезную информацию предусмотрено вознаграждение.

Один из официантов просунул голову в открытую дверь.

– С тобой все в порядке, Карл-Хайнц? – спросил он. – Шеф сказал, чтобы ты не вздумал помирать, пока не оплатишь свою подставку.

– Засунь себе эту подставку в одно место. Принеси мне лучше еще одно пльзеньское. – Карл-Хайнц кряхтя оттолкнулся от стены дома и понизил голос до конспиративного шепота: – Я не знаю, насколько эта информация полезна. Я живу прямо напротив доктора. И мы с женой практически целыми днями бываем дома.

Он сделал драматическую паузу, чтобы его сообщение успело произвести эффект. Боденштайн терпеливо ждал. По многолетнему опыту он знал, что неукротимая потребность делиться имеющейся информацией у таких людей, как толстяк Карл-Хайнц, не выдерживала долгого молчания. Так и вышло.

– Недавно, недели три-четыре назад, – продолжал он, – у доктора были гости. Но эта приехала явно не на консультацию. Совсем молоденькая девушка, со светлыми волосами, очень симпатичная, наполовину голая. Моя жена сказала, что ей было лет пятнадцать. И знаете что?..

Короткая пауза.

– Она вошла в вагончик. Но я не видел, чтобы она из него выходила. А через пару дней они выловили девушку из Майна. Я клянусь вам, это была она. Сто процентов…

«Дворники» интенсивно разгоняли потоки воды на ветровом стекле, пытаясь справиться с обрушившимся ливнем. Майке в поисках свободного места для парковки медленно ехала вдоль улицы, где располагался дом Леонии Вергес. Поддавшись внезапному порыву и прыгнув в машину, чтобы отправиться к Леонии, она уже по пути из Франкфурта в Лидербах стала размышлять, что вообще хотела у нее спросить. Ее злоба на женщину усиливалась с каждой минутой. Почему Вергес лгала Вольфгангу и ей, утверждая, будто ничего не знает? Она однозначно заодно с этим педофилом и втянула Ханну в какую-то историю.

Все парковочные места перед пекарней были заняты. Майке выругалась и в конце улицы свернула налево, чтобы объехать вокруг блока зданий. Ей не хотелось в дождь идти пешком и превратиться после этого в мокрую кошку! Ее взгляд упал на большой черный автомобиль, который стоял перед стеной сарая, который относился к усадьбе Леонии Вергес. Франкфуртские номера! Это ведь тот самый драндулет-монстр, который принадлежит татуированному байкеру из Лангензельбольда! Что он здесь делает? Через пару метров Майке нашла свободное место, на котором как раз мог разместиться ее «Мини».

Дождь немного утих. Она направилась вдоль улицы, затем остановилась и, находясь на надежном расстоянии, стала изучать обстановку. Усадьба Леонии Вергес располагалась между двумя улицами, и в стене сарая была дверь, через которую наверняка можно было попасть на территорию двора. Майке слегка знобило, она натянула на голову капюшон. После дневной жары ощущалась прохлада, которую принес дождь. Что ей сейчас сделать? Посмотреть, открыта ли дверь? Нет, ей не надоело еще жить! Может быть, лучше всего сделать айфоном пару снимков черного «Хаммера» как предмета доказательства? Она была уверена, что эта банда байкеров имела отношение к нападению на Ханну. Пока она размышляла, зеленая деревянная дверь распахнулась, из нее вышли двое мужчин и, втянув головы, помчались к автомобилю, как будто за ними гнался черт. Майке согнулась. Загудел двигатель, вспыхнули фары, и черный гигант проехал мимо нее. Она какое-то время подождала, затем прошмыгнула к двери, которая осталась приоткрыта. Наверное, было не очень вежливо столь поздним вечером проходить в дом через черный ход, но Вергес ей наверняка не открыла бы дверь, если бы она назвала свое имя. Майке прошла через сарай, который служил складом, где хранилась земля для цветников и всевозможные горшки и вазы. Дверь в дом была настежь открыта, работал прожектор, установленный на стене дома, освещавший двор, сплошь усаженный различными растениями и цветами.

– Эй! – крикнула Майке. Она остановилась у открытой двери. – Эй!

Она сделала осторожный шаг внутрь дома. Господи, как здесь было жарко! В помещении в конце узкого коридора горел свет. Луч света падал через узкую щель, образуя на красноватой плитке светлую линию.

– Эй! Фрау Вергес!

Майке стало жарко, и она сбросила капюшон с головы. Где эта глупая овца? Может быть, сидит в туалете? Она прошла вдоль коридора и постучала в дверь, на которой висела табличка с надписью «ВЕРБАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ». Вот куда ходила ее мать. Конечно, она никогда не рассказывала ей, что посещает сеансы психотерапии. Как обычно! Ханна всегда всеми силами пыталась сохранять роскошный фасад, даже когда его неестественность уже была очевидна.

Майке с любопытством толкнула дверь. Волна сухого горячего воздуха ударила ей в лицо. В помещении стоял резкий запах мочи. Ее мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать то, что увидели ее глаза. На полу посередине комнаты лежала Леония Вергес. Кто-то приковал ее к стулу, который теперь опрокинулся.

– О, боже мой! – пробормотала Майке и подошла ближе. Рот женщины был заклеен скотчем, глаза были широко раскрыты, но не моргали. Толстая черная навозная муха проползла по ее лицу и исчезла в ноздре. Майке с трудом подавила рвотный рефлекс и зажала рот рукой. Только сейчас она поняла, что Леония Вергес мертва.

Жена Карла-Хайнца Рёзнера подтвердила то, что рассказал ее муж. Килиана Ротемунда не в первый раз посещала молодая девушка. Таким образом, он нарушал свои обязанности по условиям испытательного срока, так как ему было запрещено судом приближаться к несовершеннолетним девочкам. Почему Рёзнеры сразу не заявили в полицию, было очевидно, и Боденштайн воздержался от упреков. Здесь никого не волновали соседи, каждый был слишком занят собственными проблемами. Обитатели кемпинга были неудачниками, никого из них не интересовало то, что происходило в мире или непосредственно рядом с ними. После того как Боденштайн еще раз заглянул в жилище Ротемунда, он расплатился за пиво и медленно побрел назад к своему автомобилю. Одна мысль о том, что Килиан Ротемунд проделывал с девочками в своем вагончике, была Боденштайну невыносима. Чуть ли не у всех на глазах, под прикрытием абсолютно равнодушных соседей он нагло предавался своим отвратительным страстным влечениям. Какими обещаниями он заманивал девочек? Невольно Боденштайн подумал о Софии и о том, как доверчива она была. Ребенку можно тысячу раз внушать, что он ничего не должен брать у чужого человека. А если это не чужой, а родственник или близкий друг семьи с противоестественными намерениями? В таком случае нет никакой возможности защитить ребенка, уберечь его от реальностей жизни, так как однажды неминуемо придет день, когда ребенок должен будет справляться с этим самостоятельно. Чем больше Боденштайн об этом размышлял, тем более реальной представлялась ему мысль о том, что эта светловолосая девочка действительно была той самой погибшей «русалкой» из Майна. На территории кемпинга был бассейн – бетонная дыра, покрашенная в голубой цвет, которая, тем не менее, была оборудована хлор-озоновой установкой.