Я надела узкие черные брюки, высокие сапожки, темно-бордовый кашемировый джемпер с высоким воротом и такого же цвета шубку из искусственного меха, голову же покрыла платком из тяжелого шелка, завязав концы сзади, над выступающим шейным позвонком. И перчатки, конечно — холод, как и жара, дурно действует на мои руки, а сегодня температура была очень низка.

У Аларика, конечно, понятия о том, что такое холод, а что — жара, несколько иные, но я настояла, чтобы он надел вещи достаточно теплые.

Потому как ветер на берегу пробирает просто до костей. Вода тяжелая, медленная, темная — как и в тот раз, когда мы были здесь впервые с моим принцем. Соленый ветер и небо цвета миндального печенья.

Костер, согласно традиции, горел на ветвях ивы и яблони. Дерево мертвых и дерево живых. Я вижу темно-янтарные блики огня на лицах тех, кто сидит рядом. Интересно, мое собственное выглядит столь же… чужим?

Свой однолезвийный палаш правитель орков кладет на севере, дальше от костра.

И в металле оружия отражаются четыре фигуры. Они смотрят на Хаиша, они пришли, и их шаги по мокрому холодному песку совершенно бесшумны.

Светлый эльф, пугающее совершенство черт которого не портило даже то, что левая сторона его челюсти скалилась жестокой улыбкой — там, где на его лице не было кожи. Безмятежный и совершенно безумный взгляд темно-сапфировых глаз.

Два дракона. Один черноволос, изящный и пугающий, будто хлыст. Ему вспороли живот, видимо, и гибкие лиловые лозы его внутренностей поддерживаемы лишь тонкой кожей его колета. Другой же — почти мальчишка с рыжими волосами, что испачканы алой, будто лепестки роз, кровью — у него проломлен череп. Мальчишка надменный, янтарноглазый.

И дроу. Тот самый, который менялся местами с моим принцем во время драки с Мариусом.

— Примите мои дары.

Правитель орков поднимается во весь рост. Теперь оливковой кожи его обнаженных рук, не скрытых мехом жилета, свет костра будто не касается. Хаиш ставит бронзовые блюда перед мертвецами, у их мертвых ног.

— Я отвечу за то, что сделал. Но не время еще, — серые глаза орка потемнели, в черноту почти, — мне нужна моя жизнь. Мой долг еще не исполнен.

Эльф всего на мгновение переводит взгляд на Анну. Девушка с честью выдержала испытание — не вздрогнула даже, скрыла свой страх за мраморной неподвижностью. Возможно, это и определило благосклонный ответ. Мертвецы садятся на песок и приступают к трапезе. На их пальцах — своя и чужая кровь, родная и чужая земля.

В их движениях — дикий голод и холодная плавность смерти.

Как завороженная, я смотрю на них, и единственной реальностью кажется мой супруг — и его объятия. Единственным, что дарит мне тепло.

***

Они простили? — спрашиваю мысленно я у супруга.

Возможно.

Едва ощутимое прикосновение губ к моему виску.

Не бойся.

Не боюсь. Ты ведь рядом.

В полной тишине, не нарушаемой даже шорохом волн, мы смотрим на то, как едят пришедшие, и трапезничаем сами. Надо сказать, даже в смерти наши гости не забыли о своем происхождении — несомненно, благородном, — и я вынуждена признать, изысканность манер в сочетании с тем, как выглядели их воплощенные тела, пугала меня так, как мало что в жизни. Линии шрамов, темные, подобно ячменной патоке, изувеченные черты и изящные вилки в испачканных багровым и черным пальцах.

Совершенно естественно, что сами мы не едим почти ничего. Немного хлеба и сыра. Но таков ритуал — мы должны разделить трапезу с мертвыми.

Эльф проводит кончиком темного, узкого языка по обнаженным резцам, там, где на левой нижней стороне его лица не было кожи. Анна, замечая это, едва заметно вздрагивает, и пальцы ее крепче обхватывают запястье Хаиша. На лице светлого я вижу тень улыбки. Наверняка, будучи живым, он ценил хорошую шутку, с печалью подумала я. И явно любил производить впечатление на красивых девушек.

Мой страх растаял, как молочный туман. Я коснулась легко щеки Аларика, показывая, что одобряю то, что он собирается сделать.

Мой принц подходит к самой кромке моря, и соленая, темно-серая, как крылья голубки, вода ластится к его ногам. Я вижу, как он подносит запястье к губам и слышу запах драгоценной меди. Его кровь падает в воду.

Несколько мгновений ничего не происходит, а затем на поверхности появляются большие синие рыбы — те самые, которые, по поверью, способны утолять страдания мертвых.

Когда Аларик возвращается к нам, в его руках четыре рыбы. Эльф, каждый из драконов и итилири получают по одной.

Они пьют холодную кровь, вкушают перламутровую, бледную плоть. Это омерзительное зрелище меня откровенно заворожило. Я подумала было сделать еще глоток чая с чабрецом, но отставила чашку.

Хрупкие рыбьи кости крошатся под подошвой тяжелого сапога темноволосого дракона, когда тот делает несколько шагов вперед. Он говорит что-то, говор у него удивительно мягкий и плавный. А после они уходят. Будто вновь растворяются в металле палаша.

Хоть и укутанные в теплые пледы, мы с Анной дрожим. Хаиш и Аларик переглядываются. Нам больше нечего делать здесь.

— Пора уходить, — говорит орк, привлекая к себе свою женщину.

***

— Только если я буду рядом.

Аларику, кажется, не по вкусу моя идея отправится в мир людей, дабы развлечься немного. Его настораживает тот факт, что пригласила меня Анна. Я разделяю это беспокойство, потому вовсе не против пойти вместе с супругом.

— Конечно. Мой большой страшный волк защитит меня. Но, говоря откровенно, я не чувствую опасности.

Мой принц весьма скептично посмотрел на меня, но я не обратила на это внимания и накрыла его руку своей, помогая расстегивать пуговицы на джемпере.

— Она утверждает, что человеческие мастера тоже способны создавать различные красивые вещи и готовить вкусную еду. Возможно, мы выберем что-нибудь для убранства нашего дома. Я уверена, Анна рассказала бы тебе об этом сама, но она тебя боится.

— С чего бы это? — усмехнулся Аларик.

— Не будь столь скромным, — я провела кончиками пальцев по его щеке.

— Ты устала, моя драгоценная? — дроу коснулся нежно поцелуем моих век.

Я кивнула. Действительно, замечательно было бы отдохнуть. Сегодня был насыщенный день. И сейчас, когда я утешила уже Анну после жестокого ритуала — мой мужчина утешает меня. Я ведь не просто так пришла в его объятия. Я совершенно беззастенчиво пила его силу, чтобы восстановиться — и как всегда, он это мне позволил.

— Я проверю, как отец себя чувствует, закончу кое-какие дела, и вернусь к тебе, родная.

Этот мягкий шепот ничуть не обманул меня.

— Ты не веришь нашим гостям и собираешься предпринять меры безопасности?

Аларик улыбается. Отходит на несколько шагов, снимает джемпер и бросает его кресло.

— Лапушка, Анна меня не интересует. Мне плевать на то, лжет она или нет. Но меня интересует твоя жизнь и твоя безопасность. Я не допущу, чтобы тебе что-то угрожало.

— Мне нравится твое серьезное отношение к важным вещам.

Еще одно прикосновение губ к моей ладони — и он уходит. А я переодеваюсь в белую пижаму из шелка, умываюсь, расчесываю волосы и думаю о том, стоит ли мне волноваться об Анне. Оценив ситуацию, я пришла к выводу, что нет. Я доверяю своим ощущениям, а они говорят, что рыжеволосая красавица не желает мне зла. Но, в любом случае, мы с Алариком должны быть готовы к любым поворотам пути.

А когда вернулся мой супруг, он рассказал мне, что в то время, когда мы говорили с мертвыми, с Ее Величеством говорила Рисса, первая из гильдии ювелиров. По ее словам, у князя оборотней имеется в казне аквамарин, который, возможно, и есть тот самый камень с заключенной в нем душой Мириэллы, возлюбленной Северного ветра.

***

— Я не стану делать этого.

Аларик склоняет голову к плечу и смотрит на Кариззу совершенно спокойно.

— Ты меня всегда просто заебывала своим своеволием.

Тигрица вздрогнула, услышав столь жестокую грубость. Сузила зло глаза.

— О, уверена, своеволие этой девчонки, которая стала твоей женой, доставляет тебе гораздо больше удовольствия.