Это его жертва. Карта. Вены — ручьи и реки, суставы — холмы.

Кисть, лунно-холодная. Без этой страшной карты Лайолешь не спаслась бы тогда. Не вернулась.

— Это того стоило? — Аларик, устроившись уютно на твердых лазуритовых плитах пола (даже сейчас спина дроу, как всегда, безупречно — прямая, будто он арбалетными болтами к дереву прикован), достал из кармана куртки флягу с напитком, крепостью и горечью гораздо более подходящим для подобного разговора. Сделал добрый глоток.

Огненная вода, настоянная на пряных травах.

— О да.

Дьяр подошел к принцу и взял флягу из рук друга. Металл пальцев диковинным узором на металле сосуда.

— А твоя теперешняя слабость?

Улыбка Аларика совершенно шальная, будто течение соков в пору цветения. И все равно, что за окном — тяжелые ледяные капли дождя падают на ладони земли.

— О да.

***

— Какой смысл обвинять себя в том, что ты не всесилен? Это ведь были дни военного противостояния. Уверена, тогда случалось множество еще более… ужасных событий.

Мы с родителями сидели на нашем любимом диване в зеленой зале. Голова моя покоилась на плече матушки.

— Это не оправдание, — покачал головой сэр Томас.

Я взяла со стеклянного столика чашку и протянула ему — пусть лучше пьет вкусный какао, а не корит себя понапрасну.

— Твои шрамы, как и те, что скрывает под высокими воротами и широкими браслетами матушка, — это достаточное доказательство того, что вы всеми силами пытались не допустить худшего.

Та неудавшаяся погоня стала их ночным кошмаром. Но есть ли смысл позволять кошмару управлять своей жизнью? Тем более, что я была уверена: мне удастся узнать в разговорах с Алариком больше о случившемся, и возможно, мы найдем даже злоумышленников. Эти веры должны понести достойное наказание за ту боль, что причинили моим родителям. Матушку и отца я не могла винить ни в чем — ведь они дали мне так много. Теперь я могла понять их, пусть даже иной раз, чрезмерную заботу и волнение.

— Дроу не все нам поведал, чувствую, — сказала я, украшая свое собственное какао зефиром.

— Он не солгал, — тихо ответила матушка. — Не он задумал это.

— Ты всегда говорила мне, что нет ничего случайного, — сказала я, улыбаясь леди Сиенне.

***

Я вовсе не удивилась, когда увидела Аларика в своем доме, лишь настал зенит следующего дня. Он принес мне в подарок чернику — ароматную, темно-сапфировую, будто окутанную туманом. Я настояла, чтобы принц разделил со мной угощение — и выяснилось, что мы оба любим ягоды. Потому в последующие дни мы лакомились земляникой, смородиной и ежевикой. Когда я спросила, откуда они, Аларик продемонстрировал мне свежие шрамы на шее и предплечьях.

Подходящий ли момент для того, что узнать больше о том, как именно питают энергией свой мир дроу, как влияют на него и как вмешиваются в естественный ход вещей?

Раны не побледнели, даже учитывая регенерацию итилири. Идеально ровные края и цвет темной вишни.

Мои ладони в его руках.

У этого дроу неизменно безупречные манеры. Я рассказывала ему о своих успехах в составлении новых рецептов согревающих мазей и поисках редких рукописей о свойствах ядовитых растений. Принц отвечал мне искренностью, говорил о задуманном смотре вооружения армии итилири и важности развития сельскохозяйственной отрасли. Дабы проверить его реакцию, я стала болтать и о сущих пустяках, — но даже во время обсуждения цвета нарядов, которые я намеревалась купить, Аларик был сдержан и слушал меня внимательно. Хоть я понимала, что на самом деле мода никоим образом не входит в сферу его интересов.

Наши жизни переплетались все крепче, будто нити в узоре на лепестках тех роз, что я вышивала. Мы откровенно наслаждались обществом друг друга, но ни я, ни родители бдительности не теряли. Впрочем, принц не позволил себе ни единого нескромного взгляда или прикосновения, каким-либо другим способом вред причинить также не пытался.

А через тринадцать дней он решил все же кое-что изменить. Только поздоровавшись, дроу коснулся нежно губами моей щеки, обнял крепко и прошептал:

— Хочешь прогуляться?

***

Мне понадобилось время — несколько ударов сердца, — прежде чем я расслышала вопрос Аларика. Нет смысла скрывать, его мужская притягательность меня… интересовала. И этот поцелуй…

— Куда же ты намерен забрать мою дочь на прогулку?

Матушка стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди. Широкие накрахмаленные манжеты ее блузки, белоснежные, украшены вышивкой в виде весов.

— Я желал бы показать Лидии мой мир. Вернее, мое любимое место уединения, — улыбнулся принц.

Взгляд потемневших глаз матушки скрыт ресницами. Слова Аларика рисовыми зернами ложатся на мерные чаши.

Весомы. Несомненно. Но не отягощены ядом лжи.

Леди Сиенна выразительно приподняла бровь.

— Что же, если она не против.

Разумеется, не против.

Благословение матушки — еще один слой моей защиты. Еще один лепесток цветка. Не то, чтобы он был крайне мне необходим. Но никогда не следует недооценивать даже возможную угрозу.

— Без глупостей.

Аларик посмотрел прямо в глаза леди Сиенны.

— Обещаю. Поверьте, я прекрасно осознаю, что Лидия может причинить мне боль гораздо большую, нежели я ей.

Любопытная точка зрения. Но матушке она понравилась. Она усмехнулась едва заметно.

— Прекрасно.

Язык темных гортанный, резкий. Каждое слово — как удар кнута.

Итак, мое первое путешествие в Феантари. Я не очень люблю переходы, потому как после их использования зачастую чувствуешь сильную головную боль, но в мир итилири мы попали быстро, и единственным неудобством был ужасный холод (насколько я могла понять, это вызвано тем, что порты дроу охраняли мертвые). Впрочем, объятия Аларика сделали дорогу весьма приятной.

— И… что же это?

В одном принц не солгал: место действительно было уединенным. Сжав руки, чтобы согреться, я выглянула в окно. По всему судя, мы находились на морском берегу, а строение — это, кажется, можно назвать так, — представляло собой просто каменный остов с перекрытиями. Древесина, правда, сохранилась хорошо. Не слишком высоко, примерно третий этаж.

Но почему так близко к линии воды?

— Иди ко мне.

Дроу подготовился к нашему небольшому путешествию безупречно. Он набросил мне на плечи свою теплую куртку и укутал пледом, потому как мое платье, хоть и из тонкой шерсти, для подобной погоды все же не подходило. В кувшине — горячее вино с пряностями и медом. Разлив напиток, Аларик подал одну медную — очень вместительную — кружку мне.

Вода морская — тяжелая, серая, и шепот волн — будто шелест чешуи змеиной по мокрому песку. А облака, полные дождем, так низко, что того и гляди, на голову нам упадут.

Багряное сладкое вино и медленная, темная вода.

Это ведь первый раз, когда мы остались наедине. Но нет сейчас никакой неловкости, и не хочется даже нарушать тишину.

Дроу встал за моей спиной, его ладони на моих ладонях. Аларик поднимает наши руки и делает глоток горячего вина — будто из моей кружки ему вкуснее.

— Под этими камнями лежат кости отряда белых орков. Они смогли открыть переход, но вода — не их стихия. Далеко, как видишь, ублюдки не ушли. Пришлось закопать их здесь и обрушить сваи. Я… не смог отказать себе в удовольствии.

Обернувшись, я посмотрела на Аларика, но перебивать его не стала. Мне любопытно было послушать личные признания.

— Тела сгнили довольно медленно. За несколько дней — когда они еще были живы и сердца их бились. — Принц усмехнулся. — Моя матушка называет сердца драгоценными плодами, из которых произрастает сила. Она женщина с изысканными манерами: предпочитает коварные приемы даже в бою. Или отравленный кастет, например.

Вздрогнув, я напомнила себе, что у итилири женщины также обучаются военному искусству.

— Это должен был быть дом для отдыха — я люблю море, и мастера планировали использовать особые механизмы для укрепления, — Аларик прижал меня к себе, выпил еще вина и поднес кружку к моим губам, чтобы и я сделала глоток. — А сейчас это место стало напоминанием о том, как я первый раз использовал родовую силу.