– А как обстоят дела с шифрованным посланием, которое отдал нам мистер Твистлтон? – спросил я.– Оно также составлено без понимания?

– Нет-нет, – ответил Ньютон.– В нем присутствует логика, использованная в остальных сообщениях. Только надпись, сделанная мелом, выпадает из этого ряда. Вот почему я исключил ее из рассмотрения.– Он устало покачал головой.– Я потратил на нее много времени. Если бы не она, я бы уже давно закончил расшифровку.

Ньютон сердито постучал по столу кулаком. Мельхиор испугался и соскочил с его колен.

– Будь у меня еще одно послание, зашифрованное таким же образом, – сказал он и вновь стукнул по столу, выведя меня из глубокой задумчивости, – тогда я бы расшифровал все.

Следует отдать Ньютону должное: он не стал упрекать меня в том, что я неправильно переписал шифр со стены возле тела Мерсера, за что я был ему благодарен. Но его последняя фраза смутила меня.

– Вы говорите так, словно ждете пятого убийства, – недоверчиво сказал я.– Разве четырех недостаточно? – Я покачал головой.– Или вы готовы его спровоцировать?

Ньютон молчал, избегая смотреть мне в глаза; видимо, он ошибочно полагал, что моя мрачность вызвана неодобрительным отношением к нему.

– Вы слишком легко ко всему относитесь, доктор, – предостерег я.– Словно перед вами математическая задача, поставленная мистером Вернулли и мистером Лейбницем.

– Брахистохрона? – Ньютон нахмурился; так называлась математическая загадка, которую придумали Лейбниц и Бернулли, рассчитывая победить Ньютона.– Уверяю вас, Эллис, это было всего лишь упражнение, не более того. Когда ни один человек в Европе не способен найти решение, я справляюсь с поставленной задачей.

– Но это убийства, доктор. А у меня складывается впечатление, что вы относитесь к ним как к интеллектуальному развлечению.

– Чтобы увести меня в сторону, нужен мощный ум, – заявил Ньютон, слегка покраснев.

– Тем не менее ему это удалось, – сказал я.

– О чем вы?

– Что способно сильнее овладеть разумом математика, чем некий код? Что может быть более завлекательным для человека, интересующегося философскими аспектами алхимии, чем те таинственные алхимические знаки, которые сопутствовали убийствам мистера Кеннеди и мистера Мерсера?

– Верно, – согласился Ньютон.– Если бы у меня имелось больше информации, я бы решил проблему за одну ночь. Так, как я решил проблему с брахистохроной.

– Возможно, дело именно в этом, доктор, – сказал я.– Возможно, шифр не нужно разгадывать. Возможно, он не несет в себе ни малейшего смысла. Или Бог против того, чтобы вы его раскрыли.

Я упомянул Бога, чтобы выяснить, способен ли я вообще произносить его имя вслух. Кроме того, мне хотелось спровоцировать Ньютона, поскольку наш разговор начинал все сильнее меня раздражать: сказывались недостаток сна и боль разбитого сердца.

Ньютон неожиданно вскочил на ноги, словно ощутил воздействие клистира.

– Бог не хочет, чтобы я раскрыл шифр, – возбужденно проговорил он.– Или же роль Бога играет кто-то другой, тот, кто стоит за всеми этими убийствами.– Сорвав парик, он принялся расхаживать по кабинету, бормоча себе под нос: – Это заставит котелок закипеть, мистер Эллис. Обязательно заставит.

– Какой котелок, сэр?

Ньютон постучал указательным пальцем себя по виску.

– Ну, этот котелок, естественно. О, каким глупцом я был! Слишком велико мое тщеславие, вот в чем дело. Это должно было случиться со мной. Мне бы стоило почаще вспоминать о бритве Оккама.

– Следует учитывать только те вещи, которые являются совершенно необходимыми? – сформулировал я.

– Именно так. Это принцип Уильяма Оккама, нашего блестящего и мятежного соотечественника, который энергично выступал против Папы и пустой метафизики. Он обладал удивительно свободным мышлением, Эллис, он умел отделять вопросы разума от вопросов веры и положил основы современного научного метода. При помощи его острого, как бритва, афоризма мы разрежем наше дело на две равные части. Принесите мне еще сидра. Моей голове вдруг потребовались яблоки.

Я налил сидра для моего наставника, и он тут же все выпил, словно рассчитывал, что напиток окажет стимулирующее действие на его мозг. Затем он уселся за стол, взял перо и бумагу и записал, как он сам выразился, голый скелет всего дела. После этого вновь посыпал себе голову метафорическим пеплом и объявил, что полностью раскаялся и теперь не свернет с правильного пути. И все же его признание в собственном непонимании не могло сравниться с моим – во всяком случае, до тех пор, пока он вновь не заговорил.

– Сегодня я уже второй раз ловлю себя на ошибке, – сообщил он.– И я очень рад, что вы тому свидетель, Эллис, а не этот проклятый немец или ужасный карлик Хук. Они были бы счастливы, что я так легко попался.

– Попались? Но как?

– Именно так, как вы сказали. Меня увели в сторону. Давайте мысленно вернемся на несколько месяцев назад, Эллис. Что мы расследовали, когда был убит мистер Кеннеди?

– Золотые гинеи, произведенные с помощью процесса d'orure moulu, – ответил я.– Расследование так и не закончено.

– Вот видите, вы оказались правы. Меня отвлекли. кто-то очень этого хотел. Человек, который хорошо меня знал. Все улики, связанные с алхимией, подброшены специально для меня. И теперь я начинаю верить, что послания – те, что зашифрованы, – предназначались для кого-то другого.

– Тогда почему мы впервые обнаружили шифр после убийства мистера Кеннеди, вместе с алхимическими уликами? – спросил я.

– Потому, как мне кажется, что человек, убивший Кеннеди, не знал этого шифра, – объяснил Ньютон.– Между первым зашифрованным посланием и вторым очень много противоречий, хотя основа у них общая.

– Вы предполагаете, что убийца майора Морнея не имеет отношения к трем остальным убийствам?

– Я лишь хочу сказать, что он не убивал Кеннеди и Мерсера. Только эти два убийства имели завораживающие алхимические приманки, которые должны были меня заинтриговать. А убийца майора Морнея хотел лишь одного: убрать его со сцены.

– Но почему?

– Для того чтобы узнать ответ, необходимо разгадать шифр, – ответил Ньютон.

– Значит, вы полагаете, что тот, кто убил Кеннеди и Мерсера, хотел увести вас в сторону от дела золотых гиней?

– Кеннеди убили из-за того, что он следил за Мерсером. Мерсера убили из-за того, что за ним следили. И по той причине, что он мог выдать имена своих сообщников-чеканщиков.

– Очень запутанно, – вздохнул я.

– Напротив, – возразил Ньютон.– Моя теория не противоречит обстоятельствам, и, признаюсь, я начинаю видеть свет.– Он решительно кивнул.– Да, я думаю, моя гипотеза истинна, поскольку большая часть того, что мы наблюдали и что казалось нам непонятным, благодаря ей легко находит себе объяснение.

– Если вы считаете, что убийца майора Морнея не виновен в смертях Кеннеди и Мерсера, – сказал я, – то какое отношение он имеет к убийству Джорджа Мейси?

– Полагаю, самое непосредственное. Но у нас нет улик, поэтому я не стану строить гипотез. По правде говоря, я очень небрежно отнесся к тому, что нам известно о Джордже Мейси.

Ньютон встал и подошел к книжной полке, где хранились документы Монетного двора, а также книги по нумизматике, бухгалтерские книги, постановления суда, отчет мистера Вайолета за 1651 год и небольшая библиотека Джорджа Мейси, состоявшая из учебников латыни, математики, французского языка и стенографии.

– Сейчас о нем трудно что-либо узнать, – посетовал я.

– Если не считать того, что он занимался самообразованием, – сказал Ньютон.– Всегда хорошо, когда человек пытается работать над собой. Настоящее образование приходит только в результате самостоятельных занятий. Вот я, к примеру, самостоятельно изучал математику. И все же я не совсем понимаю, зачем мистер Мейси учил французский. Мой собственный французский далек от совершенства, поскольку я не люблю французов.

– Мы все еще воюем с ними, – заметил я, – так что я не могу вас за это винить, доктор.