Жадный глоток.

– Второй год пошел нашей службы на Ор-Сальгрийском перевале, когда в крепость из самой столицы на охоту за нежитью прикатили господа-рыцари. Блестящие, что солнце. А ярче всех – молодой Вэрг рю Торвик. Вот увидели его – и обе пропали. Мы с Тайей потому и не ссорились, что в суждениях сходились, хотя и разные. Про нас мамка знаешь как говорила? Тайя у нас светлая и прозрачная, как стеклышко чистое, а я, мол, горшок глиняный – и не разглядит никто, что внутри, пока крышку не сорвет. Вот так-то. И в отличие от моей наивной сестренки я тогда сразу поняла: ничем хорошим эта любовь не закончится. Мало того что думать себе про заезжего рыцаря запретила, еще и высмеяла прилюдно. Но разве сердцу неразумному прикажешь… И ведь видела, кого люблю. Эх, прости Единый его грешную душу, слабым был благородный Вэрг Торвик. Хорошим, добрым, отзывчивым, горячим, но слабым. Стержня в нем не было, постоянства, увлекался быстро, остывал еще скорее. Жить торопился. Удачу свою на прочность испытывал. Не зря говорят у нас в Ольноме, «как не заставить шальной ветерок работать на мельнице, так не построить крепкий дом из красивых баек»… Эй, а чего я одна пью?!

– Ик… за Ольном!

– За Ольном… Знаешь, это ведь моя идея была из дома уехать, к алониям податься. А Тайя со мной согласилась, она всегда со мной соглашалась. Но в то проклятое хмарью лето все получалось не так, как обычно… – Усмешка, не коснувшаяся глаз цвета горького шоколада. – Вэргу поначалу все едино было – я или сестра, да только после моих зубоскальств сразу с выбором определился.

Невеселый смешок.

– Тайя никогда чувств своих удержать не могла, хорошо хоть соображения хватило за просто так с Даром не расставаться. Молодой Торвик к тому времени в сестренку по уши влюбился, на все ради нее готов был. Слова плохого не скажу, сделал все честь по чести: вызов бросил, ритуальный поединок при свидетелях затеял. Смех один, а не поединок то был, само собой – Тайя без боя сдалась тому, кого, если б захотела, по двору размазала, что навоз лошадиный… Свадьбу устроили иным герцогам на зависть. Никто не догадывался о моих настоящих чувствах, если и замечали что, думали, поди-ка, о предстоящей разлуке с сестрой тоскую. И о том, как в ночь после отбытия свадебного поезда я с воем каталась на полу нашей с сестрой комнаты, тоже никто не знает. Не знал… До сегодняшнего дня… Слушай, а почему я тебе это вообще рассказываю, а? Кто тебя ко мне подослал?! Говори! Сейчас же!

– Не знаю… ик! – Проклятая икота! Ей и тряска за грудки не помеха! – В смысле никто меня не подсылал. Мне… ик… почему-то все рассказывают. И Тайя… ик… между прочим, тоже… ик… рассказывала.

– Тайя, да… – Буря утихла, как не бывало. – Ладно, старое это, хотя… Я ведь видела Вэрга потом еще раз. И даже не смогла поговорить по-человечески, справиться о сестренке – сорвалась в издевку и устроила безобразную сцену. А стоило Торвику покинуть перевал, к алне зачарованным голубем полетело мое прошение о переводе… Все, хватит соплей! Давай, Рель, расскажи лучше мне еще про них! Про родителей, сестру, племянницу. Про старуху Эйю тоже расскажи. Про Ольном.

– Да уже… ик… по пятому разу – сколько можно-то?

Раздраженный удар кулаком по столу.

– Рассказывай!

Он неожиданности икота ненадолго отпустила.

– Да все хорошо у них. – Пьяный вздох. – Почти у всех, потому как старая Эйя вроде как померла. Прошлой весной еще, кажется… Или осенью? А, неважно… Но перед этим, нет сомнений, у нее все тоже было… лучше просто не бывает!

– Помянем старуху!

– Мир праху ее.

Выпили, не чокаясь.

– Шрамы у тебя занятные, Рель Илиш. Да и имечко смутно-знакомое отчего-то… Где обзавелся?

– Да, разборки… ик… семейные… Слушай… ик… вы из-за шрамов по какой-то ориентировке нас проверять хотели? Неужто мы с… ик… сестрами на разбойников каких похожи?

– Да проверили уже… Мимо. Кому-кому, а тебе, парень, вообще в голову брать не стоит… Маги тут с храмовниками в кои веки сговорились, девицу какую-то беглую ищут. Якобы из недоучившихся алоний. Только брехня все это.

– Ик?..

– Слушай сюда. – Заговорщицким шепотом. Ну очень нетрезвым. – Нечисто там все, прямо нутром чую. И весточки от алны до сих пор нет… Не нравится мне это… Не сбегают алонии из Конхола. Выгнать могут, это да, в это я еще поверю. Сила – вот что держит нас покрепче иных цепей. Кто мы без нее? Чернь-рвань бесправная. Выскочки, шишки на ровном месте, больная мозоль на пятке. Видишь, как с Тайей дело повернулось? Была бы в Силе, разве посмел кто слово против сказать?! – Принесенная не так давно кружка нашла свой конец там же, где и все предыдущие. – Да что с посудой сегодня такое! Кружку сюда! Живо!

Ее тотчас принесли. Заодно и полный кувшин с элем.

– Вот видишь, с тобой напиваюсь, буяню, и ни одна зараза не вякнет – а то я не знаю, что за спиной говорят… Боятся. Видит Единый, правильно делают.

– Что, и… ик… маркиз… ик… боится?

Пьяное хихиканье.

– Этот пуще других. Хотя, ей-Единый, мы тут ни при чем. Вот еще разбрасываться предсмертным неснимаемым проклятием на всяких там дегене… аристократов. А старуху жалко, не со зла она это… Но с юморком у карги все в порядке… Было. Его сиятельство гонору поменьше на людях выказывал бы, авось проклятие шальника-месяца мимо и прошло бы. А так извиняйте!

– Хочешь сказать, Шальни…

Почти трезвый взгляд в упор.

– Тихо ты! Что, пожил свое уже? Хочешь в горах сгинуть?

– Да я… ик… нет.

– А раз мечтаешь добраться в целости к яссирскому дядюшке, помалкивай. Какого хмарника вы к тем степнякам привязались! Знаешь, сколько им Рижиг отвалил, чтобы они нашу «красавицу» до следующего полнолуния продержали. Аккурат Алфеда, сынка своего, оженить бы успел. Когда вы обратно нашу «красавицу» притащили, бедолага со страху чуть Единому душу не отдал: подумал, Его сиятельство раньше срока в себя пришли… – Пьяное хихиканье опять резко сменилось пьяной же серьезностью. – Эх, ваше счастье, что Тайю знаете, иначе заплаченное до последнего толина вытрясли бы.

– Да я… ик… знать… откуда…

– Откуда-откуда! От неклюда! На, выпей лучше. Икать не будешь.

Когда так предлагают, отказываться нельзя. Выпили.

– Не любят господа-аристократы шуточек над собой. Особенно если должность у них наследованием не подкреплена. Ох, разоткровенничалась я сегодня что-то… Ты мне лучше с утра напомни, я Бесс скажу, она тебе память подчистит. Так оно вернее будет.

– Но…

– Не боись, лишнего не уберет. Сестра Обессия у нас свое дело знает. Разумница знатная: давно ее на Тел-Ивильский перевал из нашей глуши сманивают… Хотя после это… А пока расскажи-ка мне лучше про Тайю. И про племянницу. Да и про родителей тоже не забудь словечко вставить. Про Ольном…

Темная высокая фигура мягко и уверенно скользила по ночной степи. Мрачный путник не спешил. Зачем? Тонкая нить следа маняще мерцала впереди, убегая в сторону Разделяющих гор. Хотя медлить тоже не стоило – позади осталось немало смертей и еще больше неоплаченных долгов.

Расчет – это суть непрекращающейся игры со смертью, основа везения. Одна неточность, упущенная деталь, досадный промах – и место тебе в канаве у обочины жизни. Было и такое… Но не в этот раз. Еще немного, добыча будет настигнута. И тогда ей придется заплатить. За все. Про набежавшие проценты тоже надо будет не забыть. Чего-чего, а считать он любит…

Только бы успеть первым. А он успеет.

Темная фигура скользила во мраке, а все живое (да и вся нежить тоже) торопилось убраться прочь с пути. Во избежание…

– Рель, подъем!

– Хр-р-р…

– Вставай, я сказала!

– П-почти…

– Да просыпайся же, пьянчуга беспробудная! Нам выходить с рассветом.

Кое-как я сползла с кровати и разлепила глаза. В руках – дрожь, в мыслях – полупьяная муть с флером подзабытого кошмара, а во рту – словно переночевал цыганский табор: с лошадьми, собаками и цепными дрессированными медведями.