Панталеоне, надо признаться, был несколько озадачен этими рассуждениями, быстро утомлявшими его. Человек его склада не мог найти ни малейшего смысла в аскетической философии стоика. Однако ему было любопытно, какое влияние эти учения оказали на хозяина замка и как тот, следуя указанным стоиками путем, пытался достичь уравновешенности духа. И хотя Панталеоне понимал смысл жизни совершенно иначе, он воздерживался от споров и изображал согласие, зная, что согласие с человеком — кратчайший путь к тому, чтобы завоевать его расположение.

Однако все его труды принесли слишком малое вознаграждение, и он не приобрел того доверия, на которое надеялся. Имя Маттео Орсини никогда не упоминалось в его присутствии, и когда однажды Панталеоне сам упомянул о нем, в пылких выражениях восхваляя его и сожалея по поводу его предполагаемой смерти, все сдержанно промолчали, давая понять, что не намерены посвящать его в свои секреты.

Так прошла неделя, в течение которой его миссия нисколько не продвинулась. Он начал испытывать беспокойство, чувствуя, что, если подобное бездействие продлится и дальше, он может сам допустить оплошность. И вот однажды ночью, направляясь в свою комнату в сопровождении Рафаэля, который стал его личным слугой и сейчас нес фонарь, он случайно сделал маленькое открытие.

Окна его комнаты выходили на широкий двор цитадели, и ничего другого из них увидеть было нельзя. Но по пути к ней проходили мимо окна галереи, выходящего на юго-запад, в сторону лепрозория. Безразлично взглянув в окно, он заметил пятнышко света, двигавшееся в темноте. Он остановился, разглядывая свет, яркую точку, а потом обратился к мальчику:

— Так поздно, а кто-то бродит в садах.

Рафаэль прижал лицо к стеклу, чтобы лучше всмотреться в темноту.

— Это, должно быть, Марио, — произнес он несколько секунд спустя. — Я видел его у двери, когда поднимался сюда.

— А какого черта он делает в саду в такой час? В это время года он вряд ли найдет улиток.

— В самом деле, — согласился озадаченный Рафаэль.

— A-а, ладно, — сказал Панталеоне, поняв, что тратит время, поскольку Рафаэлю нечего было выболтать ему. — Это не наше дело, — он зевнул. — Пошли, малыш, или я усну там, где стою.

На следующий день он приступил к выполнению своего хитроумного плана, который тщательно обдумал ночью.

У Панталеоне был крошечный, не больше вишни, золотой шарик с ароматическими веществами, который он носил на шее на тонкой золотой цепочке. В третьем часу ночи, когда завершался ужин и наступало время отправляться спать — именно в эту пору прошлой ночью в саду виднелся таинственный свет, — он с испуганными восклицаниями вскочил на ноги.

— Мой шарик! — завопил он. — Я потерял его!

Синьор Альмерико успокаивающе улыбнулся и процитировал из сочинения какого-то философа-стоика:

— «В этой жизни, мой друг, мы никогда ничего не теряем. Иногда мы лишь кое-что возвращаем себе». Вот самая подходящая точка зрения. К чему тогда беспокоиться о шарике, о безделушке, цена которой не более дуката?

— Стал бы я беспокоиться, если бы речь шла только об этом? — с горячностью воскликнул он. — Это был мой талисман, который вручила мне моя набожная матушка. Ради нее я храню его, как святыню. Я скорее расстанусь со всем, что имею, чем с ним.

Монна Фульвия, восхищаясь его сыновней любовью, сказала, что это меняет дело, и даже ее отец ничего более не добавил.

— Дайте мне подумать, дайте подумать, — сказал Панталеоне и принялся теребить пальцами свой выбритый подбородок, словно пытаясь что-то вспомнить. — Этим утром я гулял в саду, и он был со мной, когда я выходил туда. Да! — он ударил кулаком по раскрытой руке. — Это было в саду! Наверняка я потерял его в саду! — И, не спрашивая разрешения у хозяина, он повернулся к пажу: — Неси фонарь, Рафаэль.

— Не лучше ли подождать до утра? — удивился синьор Альмерико.

— Синьор, синьор, — в отчаянии взмолился Панталеоне, — я не успокоюсь, я не смогу спать, не будучи уверенным, найдется он или нет, и если надо, я буду искать всю ночь.

Они пробовали отговорить его, но, видя его искреннее отчаяние, уступили его настойчивости, и старый синьор не преминул посмеяться над суевериями, имеющими столь сильную власть над человеком.

Вооружившись фонарями, они вместе с Рафаэлем вышли в темный сад и направились прямо к первой террасе. Они обшарили каждый ее уголок, но все их усилия были напрасны.

— Пять дукатов, Рафаэль, если ты найдешь его, — сказал Панталеоне. — Давай лучше разделимся — таким образом ускорим поиски. Поднимись на следующую террасу и так же тщательно, шаг за шагом, осмотри ее. Пять дукатов, если найдешь шарик.

— Пять дукатов! — у Рафаэля перехватило дыхание. — Но вещица не стоит и полдуката!

— Однако ты получишь пять, если найдешь ее. Я ценю ее куда дороже.

Рафаэль схватил фонарь и заторопился наверх, а Панталеоне подождал, пока его шаги не затихли в отдалении и фонарь мальчика не скрылся из виду. Тогда он прошел за густую кустарниковую изгородь и потушил фонарь. Сделав это, он быстро и бесшумно пересек сад и остановился около сосен, в дюжине шагов от ограды лепрозория. Там он спрятался среди деревьев.

Минуты тянулись в томительном ожидании. В отдалении маячил слабый отсвет фонаря Рафаэля, двигавшегося черепашьим шагом по склону холма. Панталеоне знал, что в течение ближайшего часа Рафаэлю будет не до него. Обещание пяти дукатов усилит его настойчивость. А всякий наблюдатель из замка подумает, что они с Рафаэлем ведут поиски вместе.

Панталеоне не пришлось испытывать свое терпение слишком долго. Спустя десять минут после того, как он добрался до своего наблюдательного пункта, послышался скрип двери и у бокового выхода из замка блеснул еще один фонарь. Пятно света, становясь ярче, быстро приближалось к нему. Вскоре он смог различить фигуру человека, идущего по тропинке.

Человек прошел столь близко от Панталеоне, что, протянув руку, он мог бы коснуться его. Он узнал Марио и заметил, что на согнутой в локте руке тот нес корзину. Из-под белой скатерти, покрывающей корзину, торчало горлышко винной бутыли.

Кастелян прошел мимо него и остановился у стены, около того места, где находилась дверь. Панталеоне полагал, что он сейчас откроет ее, и собирался последовать за ним. Но вместо этого Марио подошел к подножию стены в десяти футах от двери, и до Панталеоне донесся звук мягко хлопнувших ладоней и голос:

— Ты здесь, Коломба?

Из-за стены послышался женский голос:

— Здесь.

Марио взял лестницу, лежавшую на земле, приставил ее к стене, вскарабкался по ней и переправил корзину за ограду. Затем Марио спустился, убрал лестницу и налегке пошел обратно.

Панталеоне решил, что все его подозрения подтвердились. Как он и предполагал, Коломба и конюх Джиберти прислуживали спрятанному Маттео Орсини, а Марио по ночам доставлял ему пищу. Но все же оставалась одна загадка: зачем потребовалось Марио использовать лестницу, когда рядом была дверь?

Однако дальнейшие события заставили его отвлечься от размышлений, вспомнить о себе и о положении, в котором он находился. Марио, вместо того чтобы вернуться в замок, в нерешительности остановился на полдороге и затем, ориентируясь на свет, направился через сады туда, где Рафаэль продолжал поиски талисмана.

Для мессера Панталеоне события начали принимать серьезный оборот. Он поторопился покинуть свое укрытие и неслышно пошел вслед за Марио. Дойдя до второй террасы, Панталеоне нашел свой фонарь, зажег его и рванулся назад, крича на бегу:

— Рафаэль, Рафаэль!

Он увидел, как замер фонарь, который Марио нес, а секундой позже наверху блеснул свет фонаря Рафаэля, услышавшего крик и подошедшего к краю террасы.

— Я нашел его! — кричал Панталеоне, и это была правда, поскольку он извлек шарик из кармана камзола. — Я нашел… нашел его! — с выражением нелепого восторга повторял он, словно был Колумбом, открывшим Новый Свет.

Он дошел до нижней ступеньки лестницы, ведущей наверх, и там дождался их.