— Знаете, Габриель, а вы и в самом деле просто прелесть, — негромко произнес он.

Сердце ее сжалось от боли. Что бы сказал Натан, узнай он о цели ее визита? Наверняка счел бы ее гнусной лгуньей, втершейся к нему в доверие и проникшей в его дом обманным путем. И был бы прав! Но ведь она не может просто так взять и открыть ему всю правду!

— И вовсе я никакая не прелесть, — расстроенно произнесла она, ставя бокал на столик и поднимаясь.

— И такая скромная, — поддразнил Натан.

Не помня себя от смущения, стыда и растерянности, Габриель шагнула к двери в сад. Лучше бы она этого не делала! В смятении она не смотрела под ноги, зацепилась каблуком за порог… и, подвернув ногу, с тихим вскриком полетела на пол.

Крепкие руки Натана подхватили ее, не дали упасть. Габриель не успела опомниться, как он уже отнес ее к дивану и бережно усадил на мягкие подушки. Нервное напряжение, внезапный испуг нашли выход в слезах. Всхлипывая, Габи глядела на своего спасителя. Тот тоже смотрел на нее. Губы его улыбались, но глаза были бесконечно серьезны. Одна рука словно по забывчивости так и осталась лежать на талии молодой женщины, и прикосновение этой руки обжигало точно огнем.

— Ай-ай-ай, — покачал головой Натан. — Нельзя быть такой неосторожной! Хорошо, я успел подскочить, а то вы могли бы сильно ушибиться. Ничего не болит?

— Да… спасибо… Нет… все в полном порядке.

Габриель попыталась отодвинуться и вскрикнула. Неосторожное движение отозвалось резкой болью в ноге. Натан обеспокоенно взглянул на молодую женщину.

— Вижу, все-таки не в полном порядке. Сильно болит? Ну-ка, давайте я погляжу. Неужели вы умудрились вывихнуть лодыжку?

В следующую секунду он уже стоял на коленях перед диваном, бережно ощупывая ногу Габриель. И хотя молодой женщине было довольно больно, боль отступала на второй план перед той гаммой восхитительных ощущений, что она испытывала от прикосновений его сильных длинных пальцев.

— Нет, не вывих, — сообщил Натан через пару минут. — Но мышцы, кажется, все-таки потянуты. Давайте-ка я помассирую ногу — не то до завтра не пройдет.

Габриель попробовала было протестовать, но молодой человек уже принялся умело массировать ей щиколотку и икру, разминая и согревая мышцы. Боль и правда начала отступать, но все сильнее становились те, другие ощущения. Это же просто массаж, лечебный массаж, пыталась образумить себя Габриель. Однако от щиколотки по всему телу растекалось волнующее тепло. Сердце то замирало, то пускалось вскачь. С губ сорвался слабый прерывистый вздох.

Натан услышал этот вздох. Прикосновения его чуть изменились, приобрели иной характер. Он уже не массировал, а легонько поглаживал ногу Габриель, мало-помалу поднимаясь все выше и выше. Вот ладонь его накрыла округлую коленку, вот скользнула еще на дюйм выше.

Глаза молодого человека не отрывались от лица Габриель. Она тоже смотрела на него — так же напряженно и неотрывно, как кролик смотрит на удава, понимая, что обречен, но не в силах противиться своей участи. И хотя изначально Натан не собирался этого делать, он приподнялся и поцеловал молодую женщину в губы.

— Натан!

— Тсс… — Он снова поцеловал ее.

Ситуация начинала становиться опасной. Губы Натана всего лишь коснулись ее губ легчайшим мимолетным поцелуем, а у нее уже голова пошла кругом. Безумие какое-то, просто безумие! А в следующий миг он уже целовал ее коленку.

— Ах, — сладко вздохнула Габриель и не выдержала, поддалась искушению, что снедало ее с первой же секунды, как Натан принялся растирать ей ногу: протянула руку, коснулась его черных вьющихся волос, запустила пальцы в пружинящие жесткие пряди.

Натан улыбнулся и снова припал к губам молодой женщины. На этот раз поцелуй длился дольше. Губы его ласкали, дразнили, настаивали — и Габриель с жаром ответила на поцелуй. Пальцы ее продолжали перебирать пряди волос Натана.

Но через минуту-другую она, опомнившись, нашла в себе силы отстраниться.

— Натан…

— Тебе не нравится?

Габриель снова прильнула к его устам. В последний раз, на память. Но поцелуй этот затянулся куда дольше, чем она рассчитывала. А когда вновь нашла в себе сила опомниться, оба уже полулежали на диване, платье ее задралось сверх всякого приличия, а ладони Натана свободно блуждали по ее телу.

Тряхнув головой, Габриель приподнялась и попыталась снова заговорить. Нелегкая задача — пересохшие губы не слушались, голос срывался.

— Натан, дело совсем не в том, что мне нравится, а что нет…

— Но ведь только это и имеет значение, радость моя. Все остальное не в счет.

Габриель хотела возразить. Нельзя сейчас уступать ему… и себе самой. Помимо того, что порядочные женщины не отдаются на первом же свидании, ситуация гораздо серьезнее. Сейчас их разделяет то, что известно ей и неизвестно ему.

Надо немедленно встать, поправить платье и попросить Натана отвезти ее домой. Уж коли он и в самом деле так страстно желает ее, как-нибудь найдет в себе силы потерпеть до следующего раза. Пока она не расскажет ему всей правды, но только после того, как эту правду узнает барон де Руивьен, разумеется.

Так почему же она не претворила столь мудрое решение в жизнь? Почему позволила Натану уложить ее обратно на диван? Почему отдалась его ласкам, более того, отвечала на них со страстью и изобретательностью, на которые до сих пор не считала себя способной?

Правда, в какой-то момент, когда на обоих уже не осталось ни клочка одежды — Габриель даже не заметила, как это вышло, — она предприняла последнюю жалкую попытку.

— Натан, нет… так нельзя… — Однако она сама слышала, что голосу ее недостает искренности и убедительности.

— Хочешь, чтобы я перестал? — поинтересовался Натан, ни на секунду не прекращая описывать большим пальцем круги вокруг напрягшегося розового соска на одной из ее грудей.

— Нет! — простонала Габриель. Ей казалось, она умрет, если он перестанет ласкать ее.

Натан припал губами ко второму соску, и тело молодой женщины выгнулось навстречу ему. А он уже снова приподнял голову.

— Ты просто хочешь сказать мне, что не привыкла заниматься любовью на первом же свидании, верно?

Щеки ее заполыхали огнем.

— Ну, я действительно не…

— И я тоже, — бархатисто прошептал Натан, снова наклоняясь к ее груди. Вторая рука его пустилась в неспешное странствие вниз, по животу молодой женщины, и еще ниже, ниже: — А значит, можно продолжать.

Собственно, эти слова достаточно ясно показывали отношение Натана ко всему происходящему: приятное занятие, не более того. Обговорили все условия — и вперед. Тогда как для Габриель подобный подход был просто немыслим. Но она уже не могла остановиться.

Обнаженный Натана оказался именно таким, каким она и представляла его себе, — ожившая древнегреческая статуя. Под гладкой смуглой кожей переливались упругие мускулы. Тонкая полоска кудрявых волос сбегала по животу вниз… И, проследив ее взглядом, Габриель тихонько ахнула. Да, он был очень, очень возбужден, должно быть не меньше ее самой.

Но на все размышления ей было дано лишь несколько мгновений. Потому что в следующую секунду Натан перешел к более решительным действиям, и Габриель стало уже не до размышлений.

Никогда прежде — правда, она вряд ли могла похвастаться очень уж обширным любовным опытом, — Габриель не испытывала такого потрясающего единения, такой незамутненной общности. Они словно были созданы друг для друга, подходили друг к другу, как ключ к замку, знали самые сокровенные желания, самые чувствительные точки друг друга.

Но когда в кульминационный миг с губ Габриель сорвался торжествующий крик, Натан молчал. Ни разу не назвал ее по имени, не сказал ни единого ласкового слова…

Когда все закончилось, они лежали обнявшись все на том же диване.

— О, Натан, — тихо вздохнула Габриель, на глазах которой стояли слезы. Никогда ей еще не было так хорошо.

Приподняв голову, она поцеловала его в плечо. Но Натан не ответил, даже не шевельнулся, просто лежал, неподвижный и какой-то мгновенно отстранившийся, чужой, хотя рука его все еще по-хозяйски покоилась на ее бедре. И, почуяв эту отчужденность, Габриель мгновенно окунулась в море прежних сомнений и терзаний.