Леоне хотелось знать правду, она даже спрашивала Арабеллу, не случилось ли чего, но в ответ слышала всегда одно и то же:

– Конечно нет. Что может случиться? Почему вы спрашиваете? – Очаровательные глаза Арабеллы при этом сверкали, а в голосе слышалось легкое раздражение.

Леона пожимала плечами.

– Ты кажешься очень тихой, Белла. Но, может быть, это естественно. Вынашивать ребенка – изнурительное занятие, я знаю, у меня было так с Солом.

Сол! Сердце Арабеллы сжималось, в ней поднималось маленькое облачко страха при воспоминании о похотливом Руперте, который безжалостно овладел ею несколько месяцев назад. Когда мрачные мысли возвращались, чтобы мучить ее, существовал единственный способ рассеять их: притвориться, будто ничего не было, помнить лишь бесчисленные моменты страстной любви Сола. Арабелле хотелось, чтобы поскорее родился ребенок, чтобы они с Солом могли снова насладиться взаимной страстью.

Сола тоже иногда охватывали непрошеные воспоминания о скользком намеке Руперта, а настроение Арабеллы не улучшало обстановки.

Он стал сверхчувствительным к каждому замечанию, касающемуся семьи Куртни. Простое упоминание имени Руперта поднимало в Соле волну злости, что было не свойственно его природе.

Сол не мог удержаться от сомнений. Он верил Арабелле, но... Тут было много «но», много тайных причин, которые мучили его. Она красива, и в его глазах ее красота лишь усилилась вследствие приближающегося материнства. Воспоминания о ее долгом отсутствии преследовали Сола. Она, должно быть, очень много времени проводила в обществе своего мерзкого братца. Руперт всегда следил за ней: Арабелла еще до замужества говорила, что это просто ревность со стороны брата. Ревность, да, но и что-то еще, и осознавать это было невыносимо. В присутствии жены Сол старался скрывать свои мысли, но, когда оставался один, сомнения охватывали его.

Погода в конце месяца стояла тихой. Год был сухим.

Был ясный день, когда Леона и Дюк отправились в контору адвокатов. На Леоне была соломенная шляпка, украшенная искусственными маками и завязанная под подбородком тонким муслиновым шарфом. Ее платье было из толстого кремового льна, на платье была накинута ярко-красная шаль. В нем она была на тайном венчании с Дюком, его же наденет еще раз на венчание в церкви, когда пройдет положенное время траура с момента официального объявления Сарна мертвым. На официальной церемонии бракосочетания в соответствии с законами Великобритании настаивал Дюк во избежание всех недоразумений в будущем, хотя их отношения от этого никак не изменятся.

И Леона в глубине души была с ним согласна. Ее мысли, тем не менее, были далеки от этих подробностей, когда она ехала на встречу с адвокатами.

Дюк ради такого случая был в белой шляпе и в черном бархатном жакете. Он гордился, что рядом с ним с королевским видом сидит красивая Леона. Да, у нее королевский вид, подумал он, еще раз бросив взгляд на ее гордый профиль, который четко вырисовывался на фоне ясного неба. Он был настроен пойти на встречу с адвокатом вместе с ней, но, когда подъехал к конторе, переменил решение.

– Нет, любовь моя, – сказал он, – я провожу тебя, чтобы ты знала, что у тебя есть охрана, – Дюк усмехнулся, – а потом буду ждать, когда закончится твоя таинственная встреча. Это твое дело, Леона, у тебя на плечах светлая голова. Я уверен, что ты не подпишешь никакого подозрительного документа без совета. Если буду тебе нужен, я поблизости.

Через несколько мгновений Леона уже была в конторе адвокатов Дрейка и Уилсона.

– Сюда, мадам.

Молодой человек провел ее в комнату, обставленную мебелью красного дерева. Она вошла. Дверь закрылась за ней. В комнате стоял запах бумаг и книжной пыли. Леона остановилась на середине комнаты. Человек с длинным бледным лицом поднялся из-за письменного стола ей навстречу с протянутой рукой.

– Миссис Дарк? – спросил он. – Леона Дарк?

Она пожала руку, которая оказалась холодной, но сильной, и кивнула.

– Да, – ответила она. – Вы прислали мне письмо.

Он на минуту снял очки, протер их, надел снова и сказал с приветливой улыбкой:

– Фредерик Уилсон, к вашим услугам. Могу я представить вас полковнику сэру Уильяму Уингрейну? Он хотел сообщить вам важные новости.

Сначала, поскольку комната была слабо освещена единственным маленьким окном, Леона не разглядела тонкую фигуру пожилого человека, который сидел на обтянутом кожей стуле в углу. Когда он поднялся, она отметила, что это не пожилой человек, а очень старый. Он снял шляпу, и она обратила внимание на редкие пряди седых волос. Его глаза смотрели из-за стекол пенсне в золотой оправе. Он был чисто выбрит, черты лица его были четкими и правильными, и можно было представить, каким он был в молодости.

В какой-то момент Леона была поражена. Она уловила что-то очень знакомое в чертах его лица. Конечно же! Черты этого таинственного незнакомца были повторением ее собственных черт: прямой нос, высокие скулы над сильным подбородком... Он был высок, с широкими плечами и военной выправкой.

Старик сделал несколько шагов к ней, внимательно всматриваясь в ее лицо.

– Что за имя, – он недовольно поморщился, – Леона... Вас должны были звать Присцилла. Фамильное женское имя в нашей семье, так звали мою мать, и ее мать тоже. – Он помахал рукой. – Садитесь. Садитесь. Мы должны о многом поговорить.

Леона автоматически подчинилась. Адвокат покашлял, взял со стола бумаги и двинулся к двери.

– Я оставлю вас, чтобы вы могли поговорить с леди наедине, сэр Уильям. Позвоните в колокольчик, когда вам понадоблюсь, и я вернусь. – Он быстро кивнул и вышел.

Сэр Уильям обмахнул сиденье стула носовым платком и сел. Все его внимание было приковано к Леоне.

– Я хочу рассказать вам историю, – начал он. – У меня когда-то было два сына. Конрад и Родерик. Конрад был старшим, хороший был солдат, офицер и джентльмен, но его убили в Крымскую кампанию. – Он помолчал с минуту, затем продолжил: – Эта смерть убила его мать, мою жену, но у меня оставался еще младший сын. Ему была уготована прекрасная военная карьера, и я видел в нем достойного наследника Мертона. Мертон Лейс – это название нашего владения. К несчастью, – он сухо закашлялся, потом продолжил, – мы на все смотрели разными глазами. Родерик был бродягой. Актером. Можно ли в это поверить? Я сделал все, что мог, в конце концов пригрозил оставить его без гроша. Но все было бесполезно, он пошел своим путем, молодой дурак, и в последний раз, когда я слышал о нем – перед его смертью, – он был в труппе бродячих актеров. Он бродил с ними по Англии, а ему следовало бы находиться в Мертоне или в Индии, в своем полку. – Голос старика задрожал. – Вот так. Он был последним представителем рода Уингрейнов, и именно он был убит в какой-то ссоре с цыганами или с кем-то еще. Это был его конец – и отчасти мой. Не осталось никого, в ком текла бы фамильная кровь. Пойми, девочка, каким это было ударом для меня. – Он откинулся назад, вздохнул и снова наклонился вперед. – Но буду продолжать. Это мой долг. Я солдат. Я сделал все возможное, чтобы содержать имение в порядке. А это было непросто. Я небогатый человек. Но мне был брошен вызов, и я принял его.

Он опять погрузился в молчание, и Леона обратила внимание на гордые черты его лица.

– Мне очень жаль, – просто сказала она.

– Нет, нет. В этом нет необходимости. Кроме того, дела обстояли не так плохо, как я думал. Мне все-таки что-то осталось в этом мире, хотя полжизни я не знал этого.

Она ждала. Напряжение нарастало.

И вот последовало объяснение этого странного свидания, все было сказано в нескольких словах.

– Ты моя внучка, моя дорогая. Мой сын Родерик был твоим отцом.

Леона, как ни странно, не удивилась. Сходство, которое она заметила с самого начала, должно было что-то означать. Надо же – ее дедушка! Этот величественный пожилой человек с железным блеском в глазах и с твердым подбородком. В то же время – почему бы и нет? Сола тоже всегда отличало чувство достоинства.