— Ты спишь, мальчишка?
Я не ответил, съежившись в уголке, на койке крестного, и Корсен решил:
— Спит. Ну-с, поговорим о делах.
Он присел к столу, на котором Менгам уже разложил какие-то карты и бумаги. Портфель с вытисненной красной лилией и странными буквами лежал рядом с ним. Он был хорошо настроен и добродушно шутил:
— Надеюсь, мокрые курицы высохли и не схватили насморка?
Корсен ответил угрюмо:
— Высохнуть-то высохли, только какой это дурак сказал, что водолазы никогда не тонут.
Менгам засмеялся:
— Милые мои, вы стали слишком толстыми. Вам нельзя опускаться на дно, не повесив на шею груз свинца…
Он помолчал с минуту и снова засмеялся:
— Видишь, Прижан, я был прав, что задержал это письмо из Порсала. Без меня вы натворили бы бед.
Крестный возразил:
— Мы никогда не предприняли бы ничего без вашего совета.
— Ого-го-го! Как бы не так! Как будто я вас не знаю…
Помолчав с минуту, Менгам посмотрел на разложенную перед ним бумагу и заговорил уже серьезно:
— Нужно твердо убедиться, насколько все это верно… Я не люблю валять дурака в таких историях… Что из себя представляет этот Дрэф?
Крестный ответил:
— Нужно съездить в Порсал и посмотреть.
— Нужно, — подтвердил Менгам. — Тогда мы узнаем, насколько совпадает то, что он говорил, с тем; что мы видели… Но, конечно, это рискованная штука и я еще не знаю, стоит ли игра свеч… Кто он такой, этот Дрэф?
Корсен заметил:
— Он слишком красноречив для простого рыбака… На меня он произвел впечатление сумасшедшего… — И добавил, понизив голос: — Во всяком случае, интересно проверить, неужели мы на самом деле напали на один и тот же след? По-моему, речь идет об очень-очень старом пароходе, а не о… Но, так или иначе, нужно держать язык за зубами.
Менгам усмехнулся, молча сложил бумагу и запер ее в портфель… Но он не утерпел, чтобы еще раз не напомнить своим сообщникам:
— Смотрите, не вздумайте меня предать!..
Корсен и Прижан снова запротестовали… Через четверть часа все они опять сошли на берег, оставив дверь каюты полуоткрытой.
Я продолжал лежать на койке Прижана… Свет луны падал на ступени лестницы, которая вела в каюту. Ступеньки вдруг скрипнули, послышалось шлепанье босых ног, и в дверь каюты просунулась голова Луарна.
Я мгновенно закрыл глаза, замирая от страха. Я был уверен, что стоит мне только пошевельнуться, и он свернет мне голову, как цыпленку… В каюту Менгама он, очевидно, решил спуститься только потому, что был убежден в отсутствии всех ее обитателей…
Он нагнулся надо мной, обманутый моими закрытыми глазами и полной неподвижностью, принялся обшаривать каюту.
В моем мозгу стучала тревожная мысль: «Письмо! Хорошо ли убрал Менгам то таинственное письмо, за которым, несомненно, охотится эта „лисья морда“. А что, если Менгам забыл свой портфель в каюте? Если драгоценный документ пропадет?»
Луарн обшарил два чемодана, сбросил на пол матрацы с коек, выдвинул ящик стола.
Я прислушивался… Судя по его нетерпеливым движениям и по злобному бормотанию, было видно, что он не может найти то, что ищет. Но вот он вздохнул с облегчением. Я отважился открыть глаза.
Он читал какую-то бумажку, взятую со стола, и, прочтя, в бешенстве швырнул на пол.
— Ничего! — прорычал он и выскочил из каюты.
Я дал ему уйти и подобрал брошенную бумажку. Там было нацарапано несколько ничего не значащих слов — обрывок какого-то счета.