— Уголь! А как же уголь?
Дальше стало еще хуже. Обсуждение деловых вопросов то и дело прерывалось одним и тем же, повторенным на все лады, вопросом: «А как же уголь?»
«Это какое-то наваждение!» — с тоской подумал про себя Сорен. Ему казалось, что если он еще раз услышит эти четыре слова, то завизжит, как умеют визжать только сипухи.
Ему пришлось по меньшей мере трижды подробно объяснить членам парламента, что на дереве уголь будет находиться в полной безопасности. После этого парламентарии ненадолго задумались, а затем постановили заказать кузнецу Бубо новый ларец для угля.
— А старый-то чем плох? — проворчал виргинский филин Бубо, главный кузнец острова.
— А он достаточно прочный? — спросил красавчик Элван, бородатая неясыть, считавшийся одним из лучших навигаторов на Великом Древе.
— Прочнее некуда. Я ковал его на лучших углях, которые только можно найти, на углях-живцах из самого Данмора! Руби поймала их на лету, когда они еще не успели коснуться земли, так что тут и вопросов быть не может.
В краю Далеко-Далеко пылает множество вулканов, но только пять из них образуют так называемое Священное кольцо, где самым главным считается вулкан Хратгар, из жерла которого король Хуул достал волшебный уголь. Что же касается Руби, то эта маленькая короткоухая сова славилась непревзойденной летной сноровкой и искусством ловли углей, и четыре уголька-живца, о которых говорил Бубо, она поймала за один раз во время пролета над кипящим жерлом вулкана в краю Далеко-Далеко.
— Уж не знаю, какого рожна вам еще надо! — проухал Бубо. Мохнатые перьевые ушки на его голове ходили ходуном, желтые глаза метали молнии. В отличие от большинства виргинских филинов, окраска которых была выдержана в строгих серовато-бурых тонах, в оперении Бубо сверкали темно-красные и бронзовые перышки. Сорену иногда казалось, будто перья старого кузнеца впитали в себя отсветы углей-живцов, с которыми он работал в кузнице. Впрочем, окраска Бубо была под стать его характеру. Вспыльчивый и острый на язык, Бубо терпеть не мог глупцов. Вот и сейчас он весь распушился и грозно поглядывал на Элвана, очевидно, заподозрив в нем скрытого болвана.
— Однако безопасность угля не исчерпывается прочностью ларца, — взяла слово Гемма, пятнистая совка, или совка с бакенбардами.
— И чем же нам ее исчерпать? — живо поинтересовался Бубо, уже начавший догадываться, что в зале заседаний находится на одного идиота больше, чем ему казалось раньше.
Гемма вся подобралась и потупила взор.
— Как говорил мой покойный родич, великий Эзилриб…
«Эзилриб? — ахнул про себя Сорен. — Уж не сравнивает ли она себя с Эзилрибом?!»
— …бдительность лишней не бывает.
Бубо и Сорен отвели глаза. У Бубо, как мы понимаем, были на то свои причины, что же касается Сорена, то тот совершенно не помнил, чтобы его наставник когда-либо изрекал подобную сентенцию.
— Я глубоко убеждена, что мы должны не только изготовить более прочное хранилище для нашего сокровища, но и организовать постоянное наблюдение за углем. Нужно выставить охрану — проверенную, верную охрану, выбранную из наиболее надежных Ночных стражей. Это будет элитная стража, если можно так выразиться — Стража стражей! Я совершенно уверена, что почтенный Эзилриб…
Отулисса сощурила глаза и повернулась к Сорену. Однако главные слова произнесла не она, а Бубо.
— При всем моем уважении, Гемма, ты не Эзилриб, — веско проговорил виргинский филин. Послышался общий изумленный вздох, и парламентарии дружно захлопали глазами.
— Прошу прощения, я не совсем поняла, что это значит, — возмущенно воскликнула Гемма.
— Это значит то, что ты не Эзилриб. Он бы никогда не стал молоть всякую чушь насчет Стражи стражей, и ему бы в голову не пришло разделять Ночных стражей на более и менее надежных…
— Позвольте! Я абсолютно убеждена, что всеми нами, собравшимися в этом зале, движет одно стремление: обеспечить максимальную сохранность и неприкосновенность угля! — перебила его Гемма. — Эзилриб отдавал должное бдительности. Надеюсь, вы все согласитесь с тем, что такое важное дело, как охрана угля, нельзя поручить домашней прислуге!
— Что? — взорвался Сорен, резко поворачивая голову. — В жизни своей не слышал большей чепухи! Нет, вы мне скажите прямо — с каких это пор наши домашние змеи оказались недостойны доверия? Хочу напомнить уважаемому собранию, что заботам домашних змей мы вверяем себя во время ранений и болезней. Значит, спасать наши жизни они достойны, а охранять уголь — нет? Да как у вас хватает совести даже говорить такое! Готов поручиться, что бдительность наших домашних змей не уступает их искусству врачевания болезней! Кроме того, не забывайте об их особой чувствительности. Они первые почувствуют опасность, если с углем начнет твориться что-то недоброе или какая-то сова замыслит его похитить.
Тут дряхлый мохноногий сыч поднял дрожащий коготь, прося слова.
— Слово предоставляется Флимусу! — объявил Копуша. — Тишина в зале.
Старый Флимус, главный лекарь Великого Древа, с трудом приподнял скрюченное артритом крыло и проскрипел:
— Много лет назад, когда я впервые очутился на нашем дереве, нам было чего бояться. С одной стороны нам грозили Чистые, с другой — головорезы из Сант-Эголиуса, с которыми наши уважаемые Сорен и Гильфи знакомы не понаслышке. Когда я начинал практиковать на этом дереве, у нас была всего одна медсестра и несколько сестричек, обученных оказывать помощь раненым на поле битвы. А что мы имеем сегодня? У нас появилась целая гильдия домашних змей, занимающихся исключительно медициной. И я вам так скажу — если вы домашним змеям не доверяете, то кому тогда вообще можно верить? — Старик помолчал, а потом добавил: — По мне, так все эти разговоры о безопасности — чушь чаячья, которая и погадки совиной не стоит.
Тут он понизил голос и добавил несколько слов на каком-то непонятном языке.
— Что-что? — переспросила Гемма. — Что вы сказали?
— Это кракиш, язык Северных царств, откуда был родом ваш родич Эзилриб. Именно на этом древнем языке Лизэ из Киля написал свою знаменитую сагу под названием «История войн Ледяных когтей».
— Причем тут какой-то Лизэ из какого-то Киля? — высокомерно вздернула клюв Гемма. — Что он такого интересного сказал в своей саге?
— «Финдранкен нигот иг фирнсфрис»!
— Надеюсь, вас не затруднит перевести это изречение для тех, кто не силен в кракише? — с усмешкой попросила Гемма.
— Нисколько. «Нам нечего бояться, кроме собственного страха», — медленно проговорил Флимус. Парламентарии зашептались, а Сорен и Гильфи впились глазами в Гемму. Они уже догадывались, что сейчас произойдет.
— Какая пошлость! Позвольте полюбопытствовать, чем прославился автор, которого вы только что процитировали? Кем был этот, как вы его назвали, Лизэ из Киля? — Гемма даже не пыталась скрыть своего презрения, и если бы Сорен и Гильфи не знали ответа на заданный ею вопрос, они бы от души посочувствовали достойному Флимусу.
— Вы шутите, уважаемая Гемма! — с напускным изумлением воскликнул доктор, и лукавые искорки заплясали в его слезящихся старческих глазах. — Вы никогда не слышали имени Лизэ из Киля? И не знаете его? Ушам своим не верю! Ведь это же ваш почтенный родственник, наш всеми уважаемый Эзилриб! Он написал этот исторический труд после окончания войны Ледяных когтей, перед тем как переселился на Великое Древо. Некоторое время он, вместе со своей верной змеей Октавией, жил в обители Глауксовых братьев на острове в Горьком море, где и написал эту историческую сагу под псевдонимом Лизэ из Киля. Прочтите имя Лизэ задом наперед, и вы без труда получите знакомое вам имя Эзил. Надеюсь, всем присутствующим здесь известно, что наш дорогой Эзил был родом из залива Киль в море Вечной зимы.
— Как видно, не всем, — негромко заметил кто-то, а несчастная Гемма втянула голову в плечи.
Сорен подмигнул Гильфи, и они беззвучно отсалютовали старому доктору, который, как и Эзилриб, много лет назад прилетел на остров из обители братьев Глаукса. Отулисса повернулась к Гемме и, смерив ее уничижающим взглядом, отчеканила:
