На расспросы матери и дедушки Тимка, понурив голову, ответил:

— Улетел Киликушка от Егорки… Он ему голову ощипал, чтоб, говорит, приметней был…

Дедушка бранил Егорку, а мать, вздыхая, говорила:

— И что тебе понравился этот ножик? Хотя бы хороший был, а то дрянь поломанная… Вот и лишился Киликушки…

Тимке было несказанно жалко Киликушку. Это была первая и тяжелая утрата в его жизни. Он понимал, почему она случилась, и не мог рассказать ни матери, ни дедушке. Он всегда хотел иметь свой перочинный ножичек и никогда его не имел. Это и заставило его сделать непоправимую ошибку.

«Ну что ж, Киликушку теперь не вернешь», — думал Тимка и втайне был доволен, что Киликушка улетел от злого Егорки, что он только его признавал своим хозяином. Это, наконец, Тимку немного успокоило, и он лег спать.

Утром, еще сквозь сон, Тимке вдруг показалось, что он услышал голос Киликушки. Тимка вскочил и бросился к окну. Нет, на перекладине над воротами не было его друга. Это мать пошла к соседям и скрипнула калиткой.

Тимка быстро оделся и направился к далекой Сухой Речке. Там Киликушка улетел от Егорки, и там его нужно искать. Так думал Тимка.

День был пасмурный и тихий. Иногда из-под ног взлетали жаворонки и пугали своим шумом. Но нигде не было видно кобчиков, обычно летавших в это время.

Тимка опять обошел все места, где бывал с Киликушкой, зорко вглядываясь вдаль и волнуясь при появлении какой-нибудь птицы. Но все было напрасно.

Уже к обеду Тимка вдруг почувствовал голод и повернул к селу. Когда он проходил мимо Кривого озера, где нередко бывал с Киликушкой, ему показалось, что на другой стороне в кустах промелькнула какая-то птица. Тимка побежал, нет, скорее полетел, не спуская глаз с кустов.

— Киликушка!.. Киликушка!.. — изредка выкрикивал он прерывающимся голосом.

И вот, когда он поравнялся с замеченным кустом, оттуда вдруг вылетел кобчик.

— Киликушка!.. — громко крикнул Тимка, и у него упало сердце — птица улетала и была уже над озером.

Тимка прокричал еще несколько раз и замер на месте — птица повернулась в воздухе и с криком: ки-ли, ки-ли, кили… — понеслась к нему.

— Киликушка мой! Киликушка! — кричал потрясенный Тимка. — Это я!.. Хозяин твой!..

Птица сделала круг над ним и с радостным криком, как показалось Тимке, села к нему на плечо.

Это был Киликушка. Не тот, каким он передал его Егорке, но Киликушка. Голова его была ощипана сверху, и он походил на лысого старичка.

Тимка погладил своего друга:

— Пойдем домой, я тебя мясом угощу.

И снова в доме Тимки жизнь пошла спокойно и размеренно. Киликушка как бы стал членом семьи, все его любили, все обходились с ним ласково, и никто не думал, что скоро все изменится и они навсегда расстанутся с ним.

А случилось это так.

Два дня была холодная, сырая погода, и мать не пускала Тимку из дома. Киликушке было скучно сидеть на палочке, он часто летал по комнате из угла в угол, будто искал выход. Тимка понимал тоску птицы о воле и на следующий день, хотя погода нисколько не улучшилась, оделся в мамину телогрейку, надвинул поглубже свой картуз с порванным козырьком и пошел с Киликушкой в поле.

Отойдя за мельницу, Тимка выпустил Киликушку, а сам, отыскав ямочку, укрылся в ней от ветра.

Киликушка летал рядом Тимка изредка поглядывал на него и старательно строгал палочку, довольный тем, что отцовский перочинный нож попал ему в руки. Он так был занят своей работой, что не видел, как с севера наплыла тяжелая черная туча, а от леса уже двигался по направлению к селу ураган, поднимая огромные столбы пыли на дорогах.

Неожиданно Киликушка закричал звонко и протяжно. Тимка поднял голову и увидел — к мельнице летело с десяток таких же кобчиков, как и Киликушка. Он не боялся, что его друг, смещавшись с сородичами, может улететь. Такие встречи уже бывали не раз, но Киликушка всегда возвращался к хозяину. Бросив палочку, Тимка пристально стал следить за полетом птиц. Киликушка не мешался с ними, но и не отставал. Кобчики сделали круг над ним, потом словно покатились вниз, направляясь к мельницам. Это встревожило Тимку, он вскочил на ноги и громко закричал:

— Киликушка!.. Киликушка!..

Сквозь шум ветра ему послышался отклик, но совсем не похожий на голос Киликушки. Птицы удалялись. Тимка, спрятав нож в карман, кинулся следом.

Бежать в маминой телогрейке было неудобно, ветер толкал его в спину, Тимка падал и на время терял птиц из виду.

В последний момент, который остался в памяти Тимки, он увидел, как птицы долетели до первой мельницы и спрятались под ее высокой острой крышей. Налетевший ураган сбил его с ног и пылью, как черной тучей, закрыл мельницу. Когда немного посветлело, он увидел, как под напором ветра отломилось одно крыло мельницы, за ним второе, потом ветер приподнял острую крышу и, как шапку, бросил ее на землю.

Из-за пыли Тимка не видел, куда улетели птицы, но ему казалось, что они сидят внутри мельницы и дожидаются, когда утихнет буря.

Не подходя близко к поломанной мельнице, Тимка долго звал Киликушку, но знакомого — ки-ли, ки-ли — не услышал. Он сбегал к другой низенькой мельнице, стоявшей недалеко, но и там птиц не было.

До позднего вечера Тимка бегал от одной мельницы к другой и звал:

— Киликушка! Киликушка!.. Ну покажись!

Он не хотел верить, что больше не увидит Киликушку, и долго тоскливо звал своего друга. Приближалась ночь. Куда исчез Киликушка — осталось тайной.

Несколько дней, несмотря на уговоры дедушки и матери, Тимка ходил к мельницам и по всем тем местам, где когда-то охотился с Киликушкой, но нигде не видел ни одного кобчика.

Наконец он примирился с мыслью, что Киликушке нужно было лететь в теплые страны, но ему так хотелось хотя бы еще разок взглянуть на своего друга, попрощаться с ним, а потом пусть бы летел!..

Потеря Киликушки для Тимки была тяжела и непоправима. Сколько радостных дней он пережил с ним!..

Успокаивая его, дедушка говорил:

— Ничего, не горюй. Весной твой Киликушка прилетит из теплых стран. Может, и вспомнит тебя… Ну, а не вспомнит, мы другого добудем… Поедем в лес и добудем…

Золотое время - i_004.png

ТРОШКА

Это был мой последний выход — за осенней пролетной птицей. Мне казалось, что несмотря на холода, сковавшие озера, где-то еще могут встретиться запоздавшие, одинокие утки.

Посетив одно, другое озеро, я убедился, что встречу с водоплавающими придется отложить до весны, — и на озерах, и в полях было пусто.

Хотя до вечера времени было еще много, я круто повернул назад и медленно зашагал к станции.

Над притихшими полями низко ползли белесые тучи, походило на то, что они вот-вот опустятся на землю обильным снегом. Холодный ветерок иголками покалывал щеки, но идти было легко, и я по привычке заглядывал в каждое озерко, встречавшееся на пути. Везде одно и то же — шумят под ветром низкорослые почерневшие кустарники да камыши с осокой, и хоть до ночи стой — не услышишь птичьего голоса.

Но вот в одном кочкарном болотце, мне показалось, кто-то шмыгнул между кочками. Я бросился туда и, к своему удивлению, увидел — чирка-трескунка. Мне не стоило большого труда поймать однокрылую птицу; это был самец со всеми признаками его весеннего наряда, правое крыло у него было перебито и болталось на тончайших сухожильях. Ранение произошло давно и, может быть, не на этом озере, и мой пленник настолько отощал, что был легок, как пушинка.

Я не замедлил окрестить его Трошкой: весенней порой его трескучий голос слышно на каждом озерке, где задерживаются утки.

— Ну что, Трофим Иванович, пойдем жить ко мне? Тут и холодно и страшно одному, не правда ли?..

Трошка дрожал всем своим маленьким телом и прятал голову. Я посадил его за пазуху и ускорил шаг.

Ни в пути, ни дома Трошка не протестовал против пленения. Может быть, потому, что был болен и отощал? Первый кусочек хлеба я насильно вложил в его узенький носик, но воду он стал пить сразу.