– Тонкий ум схватывает идею, как стрела бьет в цель. Американцы до сих пор не породили такой ум, поскольку они слишком самонадеянны, слишком общительны. Они набрасываются на какую-нибудь идею, даже важную идею, как футбольные защитники на мяч. Поэтому они всегда выхолащивают ее и уродуют. У Дрейка именно такой ум. Он знает о власти все – больше, чем знает о ней Адлер, при всем его интересе к этой теме, – но он не знает о власти самого главного. Он не знает, как уклониться от власти. У него нет религиозного смирения, которое так ему необходимо, но, увы, скорее всего, он никогда до него не поднимется. Это невозможно в его стране, где даже интроверты большую часть времени проявляют качества экстравертов.)
Первый намек на то, что Мафия всегда называла il Segreto, Дрейку фактически дал знаменитый романист, впоследствии получивший Нобелевскую премию. Они беседовали о Джойсе и его несчастной дочери, и романист упомянул о попытках Джойса убедить себя, что на самом деле у нее не было шизофрении.
– Он сказал Юнгу: «В конце концов, я и сам творю такие же вещи, но только с языком». И знаете, что ему ответил Юнг, этот древний китайский мудрец, переодетый психиатром? «Вы ныряете, а она тонет». Хлестко, да; но все мы, кто пишет о том, что скрыто за ширмой натурализма, прекрасно понимаем скептицизм Джойса. Никто из нас никогда не знает наверняка, ныряет он или попросту тонет.
Дрейк вспомнил о своей статье, посвященной разбору последних слов мистера Артура Флегенхеймера, известного также под именем Голландца Шульца. Он подошел к письменному столу, вытащил из ящика стопку листов, дал ее романисту и спросил:
– Что скажете об авторе этой статьи: ныряет он или тонет?
Романист читал медленно, и по мере чтения его интерес все возрастал; наконец он поднял голову и с любопытством взглянул на Дрейка.
– Это перевод с французского? – спросил он.
– Нет, – ответил Дрейк. – Автор – американец.
– Значит, это не бедняга Арто. А я было подумал… После поездки в Мексику он, как говорят англичане, сбрендил. Насколько мне известно, сейчас он занимается очень любопытными астрологическими картами, связанными с канцлером Гитлером.
Романист погрузился в молчание, а затем спросил:
– Какую строку вы считаете здесь самой интересной?
– «Мальчик никогда не плакал и не рвал тысячу ким»[6], – процитировал Дрейк, поскольку его больше всего беспокоила эта строка.
– О, образ такого ребенка трансперсонален, просто подавленный гомосексуализм, обычное дело, – нетерпеливо отозвался романист. – «Когда я зашел в сортир, парень вышел на меня». Я полагаю, что автор каким-то образом причинил этому ребенку вред. Здесь чувствуется нечто большее, чем обычная гомосексуальная вина.
«Господи, – подумал Дрейк, – Винс Колл. Он был достаточно молод, чтобы в глазах Шульца выглядеть мальчишкой. В том сортире в Ньюарке Голландец решил, что в него стреляет призрак Колла».
– Смею предположить, что в настоящее время автор либо покончил жизнь самоубийством, либо находится в психиатрической клинике, – задумчиво добавил романист.
– Он мертв, – неохотно выдавил Дрейк. – Но больше подсказок не будет. Интересно понаблюдать, в состоянии ли вы справиться самостоятельно.
– Вот еще любопытное место, – сказал романист. – «Я это слышал, это слышал окружной суд, возможно, даже Верховный суд. Это расплата. Прошу вас, придержите дружков Китайца и Командира Гитлера». Вы уверены, что автор был американцем?
– Вообще-то родом он из Германии, – сказал Дрейк, вспомнив юнговскую теорию генетической памяти. – Но канцлер Гитлер никогда бы с этим не согласился. Его предки не были арийцами.
– Он еврей? – воскликнул романист.
– А почему вас это так удивляет?
– Вряд ли за пределами внутреннего круга нацистской партии в целом мире найдется более двух-трех человек, которые поймут, что подразумевается под словами «Китаец» и «Командир Гитлера». Должно быть, автор весьма глубоко изучал оккультную литературу, читал Элифаса Леви, или Людвига Принна, или же докопался до самых строго охраняемых розенкрейцерских секретов, а потом высказал совершенно удивительную догадку в верном направлении.
– О чем вы, черт побери, толкуете?
Романист смерил Дрейка долгим взглядом, а затем сказал:
– Мне даже не хочется это обсуждать. Некоторые вещи слишком ужасны. Как говорил ваш мистер Эдгар По, не позволяйте себе читать некоторые книги. Даже сам я многое зашифровываю в моей знаменитой работе, которой читатели совершенно неоправданно восхищаются. В поисках мистического я узнал вещи, которые предпочел бы забыть, и реальная цель герра Гитлера относится к таким вещам. Но вы должны мне сказать: кто этот загадочный автор?
(– Он только что мне звонил, – Лучано рассказывает Малдонадо, – и, по крайней мере, я понял, что он не шантажист. Это большой человек, который вынашивает далеко идущие планы. Я вытащил из постели моего адвоката, велел ему проверить все лучшие бостонские семьи и выяснить, в какой из них есть сын, проявляющий склонность к присвоению чужого. Держу пари, что это семейство банкиров. Я слышу хруст купюр в его голосе.)
Дрейк упорствовал, и наконец романист сказал:
– Как вы знаете, я отказываюсь жить в Германии из-за того, что там происходит. Тем не менее, это моя родина и мне действительно кое-что известно. Если я попытаюсь вам объяснить, вам придется перестать мыслить с точки зрения обычной политики. Когда я говорю, что у Гитлера на самом деле есть Хозяин, это вовсе не значит, что он подставное лицо в обывательском политическом смысле. – Романист помолчал. – Как бы мне рассказать, чтобы вы поняли? Вы же не немец… Разве вы можете понять народ, о котором справедливо говорят, что одной ногой он стоит на своей земле, а другой – на земле Туле? Вы когда-нибудь слышали о Туле? Это немецкое название легендарного царства, которое древние греки называли Атлантидой. Существовало ли когда-нибудь это царство, не столь важно; вера в него существует от начала истории, а верования побуждают к действию. Нельзя понять поведение человека, пока не поймешь, во что он верит.
Романист снова помолчал, а затем начал рассказывать об обществе «Золотая Заря» в Англии 1890-х годов.
– Странные вещи написаны его членами. Например, Элджернон Блэквуд писал о разумных существах, которые населяли Землю до появления человечества. Можете ли вы отнестись к этой концепции всерьез? В состоянии ли понять смысл предостережений Блэквуда, зашифрованный в такой, например, фразе: «Каковы же были те великие силы или существа, о которых осталась лишь смутная память и которые сохранились в мифах и легендах как боги, демоны и чудовища?» А Артур Мейчен, рассказавший во время Великой войны об «ангелах Монса»? Вы знаете, что он опубликовал свой рассказ за два дня до того, как солдаты, участвовавшие в битве под Монсом и на самом деле видевшие «ангелов», подали рапорты о случившемся? Мейчен был членом «Золотой Зари» и ушел из нее, снова вернувшись в лоно католической церкви. Он предупреждал: «Есть святые таинства не только Добра, но и Зла». Уильям Батлер Йейтс тоже был членом «Золотой Зари», и вы наверняка знаете его замечательные строки: «Что за косматая тварь – Ее время пришло – Спускается на Вифлеем, чтобы родиться?» «Золотая Заря» была просто внешним порталом Мистерий. Того, что узнал Кроули, когда ушел из «Золотой Зари» и примкнул к «Ордену Восточного Храма», или ОТО[7]. Как известно, Гитлер запретил оба этих ордена. Сам он принадлежит к Обществу «Вриль», где хранятся настоящие внеземные секреты…
– Судя по всему, вы никак не подберете слова, чтобы подойти к сути дела, – заметил Дрейк.
– Есть вещи, к которым нельзя подходить напрямую, а лучше пользоваться намеками и даже аллегориями. Вы же пробовали мескалин с Клее и его друзьями, и всю ночь наслаждались Великими Видениями. Неужели я должен вам напоминать, что реальность не одномерна?
