— О черт! — простонал Джонас, снова закрывая глаза. — Мне кажется, кто-то собирается испортить вечер отвратительной ссорой. Господа присяжные, прошу учесть, что этот кто-то не я!

— Я вовсе не собираюсь ссориться. Я хочу только прояснить для себя несколько вещей.

— Каких же?

— Например, какого дьявола ты здесь околачиваешься?

— Я, как вы изволили изящно выразиться, «околачиваюсь» здесь потому, что нуждаюсь в работе. Это во-первых, А во-вторых, я обнаружил, что спать с вами, дорогая хозяюшка, это все равно что спать с кактусом. Как только продерешься через все колючки, становится очень сладко.

— Если ты хотел обидеть меня, то тебе это удалось;

Мне не нравится сравнение с кактусом, — буркнула Верити, чувствуя себя обманутой. Она приготовилась к серьезному, откровенному, беспристрастному разговору, а Джонас склонен превращать все в балаган!

Джонас положил ей руку на плечо и привлек к себе.

— В чем дело, детка? — ласково шепнул он. — Я думаю, нам следует хорошенько отдохнуть после трудового дня.

— Я хочу, чтобы мы были честны друг с другом, Джонас. Ты считаешь меня склочницей и тиранкой. Ты говоришь, что я ворчливая. Что мало тебе плачу. Кроме того, мы с тобой совершенно по-разному смотрим на жизнь, даже на проблему правильного питания! Нас объединяют только постель и непонятный талант.

— Радость моя, секс и общий талант — это не так уж и мало! Это гораздо больше того, что связывало меня с другими женщинами. — Он снова пристально взглянул на нее. — И это гораздо больше, чем то, что может привязать тебя к другому мужчине.

Верити доверчиво опустила голову ему На руку:

— А может быть, у нас просто взаимовыгодный союз, а, Джонас?

— Даже если это и так, то наши отношения уже оправданны, — хрипло шепнул Джонас. — Верити, ты свихнешься, если будешь постоянно ломать себе голову над такими вопросами! Расслабься, солнышко.

— Этот совет хорош для таких людей, как ты! Но я совершенно другая, Джонас!

— Я знаю, — без особого восторга согласился он. — Дай тебе волю, так ты часами будешь препарировать наши отношения, вертеть их так и эдак, рассматривать под разными углами и в конце концов задушишь то, что должно цвести! Ты просто помешана раскладывать все по полочкам и навешивать ярлыки!

— Да, ты прав, — согласилась Верити. — Давай лучше сменим тему. Когда папа собирается рассчитаться с вымогателем?

— С некто Реджинальдом С. Ярингтоном? Думаю, через пару деньков, как только обменяет чек Хаггерти.

— Как ты думаешь, он не сбежит с этими деньгами и не проиграет их вместо того, чтобы расплатиться? — встревоженно спросила Верити.

— Я абсолютно уверен, что твой Эмерсон отдаст долг.

Ты же знаешь, он считает карточный долг долгом чести.

Кроме того, Ярингтон отнюдь не похож на безобидную овечку. Твоему отцу вовсе не улыбается перспектива провести остаток жизни без ушей.

Верити содрогнулась.

— Мы с папой так обязаны тебе, Джонас, — очень серьезно сказала она. — Без тебя мы бы ни за что не продали эти пистолеты. Мы ведь и понятия не имели, с какого бока подступиться к этим важным коллекционерам, не говоря уже о том, сколько просить за оружие!

Джонас крепче обнял ее, — Заруби себе на носу, Верити, твой отец может считать как угодно, но ты мне ничего не должна!

Верити растерялась, смущенная резкостью его тона и силой, с которой он сдавил ее плечо.

— Но, Джонас, ведь это правда! Наверное, я и впрямь брюзга, но неблагодарной меня никто не назовет! Я всегда плачу по счетам, так и знай!

— Закрой ротик, — ласково приказал Джонас. — Между нами нет и не будет никаких долгов, а если ты осмелишься еще раз заикнуться об этом, клянусь, я тебя выпорю!

Что же касается твоего характера… Знаешь, я не имею ничего против включения очередной склочницы в свой донжуанский список! Мужчине нужен вызов, провокация, ведь он… 0 — ой!! — неожиданно взвыл Джонас, хватаясь за бок, пострадавший от свирепого тычка Верити.

— Так сколько у тебя было склочниц? — сладко пропела тиранка.

— Ты первая, — сознался Джонас, держась за ребра. — И, кажется, последняя. Думаю, мужчине вполне достаточно одной.

Успокоившись, Верити снова прикорнула на его руке.

На сердце у нее почему-то заметно полегчало.

— Джонас, а что ты будешь делать после того, как закончишь исследование своего таланта? Станешь опять преподавать историю? Или будешь сотрудничать с музеями?

— Преподавать я больше не буду. За эти пять лет я много передумал, Верити. В частности, понял, что меня вовсе не тянет читать лекции студентам, которых секс волнует гораздо больше, чем разница между гуманизмом и философией войны в эпоху позднего Ренессанса. Но я вполне могу зарабатывать консультациями. Они отлично оплачиваются, не требуют много времени, а кроме того, мне это нравится.

— Сегодня ты сказал, что твой дар стал сильнее, — выдавила Верити. — Как ты думаешь, когда-нибудь наступит такой день, когда ты перестанешь во мне нуждаться?

Джонас глубоко вздохнул:

— Не знаю… Честно говорю, не знаю. Здесь у меня вопросов не меньше, чем у тебя.

Несколько секунд они сидели в молчании. Верити обдумывала слова Джонаса. Он совершенно прав, она действительно принимает все близко к сердцу. Интересно, вот если бы Кейтлин Эванджер влюбилась в мужчину, стала бы она тратить столько энергии на выяснение отношений?

— О чем задумалась? — недовольно спросил Джонас.

— О Кейтлин, — честно призналась Верити.

— Как ты думаешь, она когда-нибудь кого-нибудь любила?

— Вряд ли, — уверенно отрезал Джонас. — Если она и способна любить, то только свое искусство, хотя она и с ним, кажется, решила завязать.

— Ты к ней очень предвзято относишься, — горячо возразила Верити. — Я нисколько не удивлюсь, если выяснится, что в прошлом она пережила огромную трагедию… Возможно, кто-то очень сильно обидел ее. Знаешь, Джонас, от мира не отгораживаются просто так.

— Некоторые просто рождаются холодными, Верити.

Мне доводилось встречать людей, способных зарезать человека с такой же невозмутимостью, с какой ты завтракаешь. — Джонас помолчал. — Кинкейд, например, тоже жестокий.

Девушка даже подняла голову с его руки:

— С чего ты взял?

— Я прочел это в его глазах, когда он смотрел на тебя.

Впрочем, ты все равно мне не поверишь, тебе ведь он показался душевным, очаровательным красавцем. Я угадал?

Верити задумалась.

— Честно говоря, я пока не знаю, как к нему относиться.

— Не сомневайся, он «отнесся» бы к тебе за несколько секунд, если бы увидел, что тебя можно затащить в постель.

— Что?! Ты это серьезно, Джонас?! — Она была искренне шокирована. — Я же совершенно не в его вкусе!

— Ошибаешься, — заверил Джонас. — Такие мужчины падки на самых разных женщин, в том числе и ясноглазых, свежих и счастливых. Таким очень приятно полакомиться после излишка грязи и извращений. Ты просто не подозреваешь, как целомудренно выглядишь, Верити. Тебя окружает аура такой небесной чистоты, что мужчинам кажется, будто ты отдашь всю себя, стоит лишь затащить тебя в постель. Думаю, не будь меня рядышком, этот хлыщ попытался бы соблазнить тебя прямо в своем кабинете. А если бы ты все еще оставалась непорочной и твой принц узнал бы об этом, похоже, мне пришлось бы защищать тебя от мерзавца его же гнусным кинжалом! Только не обольщайся, это вовсе не значит, что он влюбился в тебя с первого взгляда!

Просто этот Кинкейд относится к подонкам, обожающим совращать девственниц. Черт возьми, я взял этот проклятый стилет только для того, чтобы отвлечь от тебя Кинкейда. Я сразу понял, что для этого типа собственный престиж значит гораздо больше, чем женщина!

Верити была ошарашена. Приоткрыв рот, она изумленно таращилась на Джонаса:

— Ты не шутишь? Я действительно понравилась самому Дэмону Кинкейду?

— Нечего пялить на меня глаза! Я ведь мужчина, Верити, и могу без труда составить верное впечатление о нашем брате. Повторяю, он клюнул лишь на твою солнечную улыбчивую безгрешность.