— Что ж, удалось вам отомстить за святого миллионера? Знаем, знаем, все миллионеры канонизированы. Посмотрите газету на другой день! Там все сказано: как они росли, просвещались, читали семейную библию у мамаши на коленях. Почитали бы они кое-какие штучки из семейкой библии — мамаша бы не поверила! Да и миллионеры тоже, полагаю. Ветхий завет кишмя кишит свирепыми идейками, которые сейчас не в ходу. Мудрость каменного века, погребенная под пирамидами… Вот бы кто-нибудь сбросил старика Мертона с этой его башни и отдал на съедение псам! Иезавель ведь сбросили. И разве Ахава не убили стрелой, хоть он был человек тихий? Мертон, черт его дери, был тоже тихий, пока совсем не затих. Стрела божья настигла его точь-в-точь как в библии. Поразила насмерть в собственной башне, народам на удивление!..

— Мне кажется, стрела материальная, — сказал собеседник Дрэга.

— Пирамиды материальней материального, а ничего, фараонов охраняют, — ухмыльнулся человек в очках, — Да, в этих старых религиях что-то есть. На старых камнях высечены боги и императоры с согнутыми луками, а руки у них такие, что, видно, и на самом деле могли сгибать камень. Они тоже материальные, — но что за материал! Вам не случалось глазеть на эти восточные штуки? Смотришь, смотришь, и начинает казаться, будто старый господь бог и теперь правит колесницей — как Аполлон, только потемней, — и рассылает стрелы смерти.

— Если б он так поступал, — ответил отец Браун, — я, скорее, назвал бы его другим именем. Но не думаю, чтобы Мертона убила стрела смерти или хотя бы каменная стрела.

— Наверное, считаете, что он святой Себастьян, пронзенный стрелой? — хихикнул Дрэг. — Миллионера надо непременно возвести в мученики. А почем вы знаете, может, он получил по заслугам? Миллионеры, верно, не по вашей части. Разрешите вам сказать, что он заслуживал во сто раз худшего…

— Так почему же вы не убили его? — мягко спросил Браун.

— Вы спрашиваете почему? — удивился тот. — Однако вы странный священник!

— Ну что вы! — отозвался Браун, как бы отклоняя комплимент.

— Очевидно, вы хотите сказать, что я его убил, — огрызнулся Дрэг. — Что ж, докажите! А вообще-то не велика потеря.

— Нет, велика! — резко сказал Браун. — Для вас — потеря большая. Потому вы его и не убили.

Он ушел, а человек в очках, разинув рот, смотрел ему вслед.

Прошло с месяц, прежде чем отец Браун вторично побывал в доме, где третий миллионер пал жертвой вендетты Даниэля Рока. Собрались на совет наиболее заинтересованные лица. Во главе стола сидел старый Крэк, племянник — по правую его руку, юрист — по левую; огромный негр, по фамилии Гаррис, присутствовал в качестве свидетеля; рыжий остроносый субъект, откликавшийся на имя Диксона, по-видимому, представлял пинкертоновское или какое-то другое детективное агентство. Отец Браун скромно проскользнул на пустое место подле него.

Все газеты земного шара только и занимались гибелью колосса финансов, короля Большого Бизнеса, который вершит судьбы современного мира. Но те, кто был вблизи него в самый момент его смерти, могли сообщить немного. Дядя, племянник и юрист заявляли, что они успели выбраться за наружную стену, когда была поднята тревога. Сторожа, охранявшие оба выхода, сбивались в показаниях, ко, в общем, подтверждали это. Лишь одно обстоятельство осложняло дело и требовало расследования. По-видимому, в то самое время, когда произошло убийство, у входа бродил какой-то незнакомец и спрашивал мистера Мертона. Слуги долго не могли понять, чего он хочет, так как выражался он очень уж заковыристо. Но впоследствии показалось подозрительным, что он говорил о негодяе, который будет уничтожен велением небес.

Питер Уэн наклонился вперед, и глаза его загорелись на изможденном лице, когда он сказал:

— Норман Дрэг, чтоб мне треснуть.

— Что это еще за птица? — спросил дядюшка.

— Я сам не прочь бы узнать, — ответил молодой человек. — Я даже как-то раз прямо его спросил, но он замечательно умеет запутать самый простой вопрос. Уклонился от ответа, как хороший фехтовальщик. Загибал мне что-то насчет будущего авиации. Я вообще не очень-то ему доверял.

— Что он за человек? — снова спросил Крэк.

— Он мистик-любитель, — с наивной готовностью отозвался Браун. — Их сейчас сколько угодно. Знаете, из тех, что сидят в парижском кафе или в кабаре и морочат вам голову, будто сорвали покрывало Изиды или открыли тайну Стонхэнджа[121]. Для такого случая у них всегда найдется какое-нибудь мистическое объяснение.

Гладкая черная голова Бернарда Блэка учтиво склонилась в сторону говорившего, но его улыбка не была приветливой.

— Я никак не предполагал, сэр, — сказал он, — что вы не одобряете мистических объяснений.

— Вот-вот, — возразил Браун, приветливо моргая, — поэтому я с ними и спорю. Всякий юрист-самозванец проведет меня, но не проведет вас, потому что вы сами законник. Всякий дурак, вырядившийся краснокожим, сойдет в моих глазах за Гайавату[122], но мистер Крэк, наверное, сразу его разоблачит. Плут легко убедил бы меня в том, что он летчик — но не капитана Уэна. Вот и тут то же самое. Я сам не чужд мистики и потому не нуждаюсь в любителях. Подлинный мистик не скрывает тайн, он их разъясняет. Выносит на яркий солнечный свет — а тайна остается тайной. Нынешний мистик-любитель — большой путаник; он бережет свою тайну во мраке, а доберешься до нее — ничего и нет, какая-нибудь пошлость. Но тут я допускаю, что Дрэг имел в виду совсем другое, гораздо более реальное, когда говорил об огне небесном и о громе с ясного неба.

— Что же? — спросил Уэн. — Я думаю, за ним надо последить.

— Понимаете, — медленно проговорил священник, — он хотел навести нас на мысль о чуде именно потому… ну, потому что никакого чуда здесь нет, и он это знал.

— А! — выдохнул Уэн. — Я так и думал! Проще говоря, он сам преступник.

— Проще говоря, он преступник, но не убийца, — спокойно поправил Браун.

— Вы полагаете, это значит «говорить проще»? — учтиво осведомился юрист.

— Теперь вы меня ославите путаником, — сказал Браун, широко, хотя и смущенно улыбаясь. — Но это вышло случайно. Дрэг не совершил преступления — я хочу сказать, этого преступления. Единственное его преступление — шантаж, потому он тут и бродил. Он совсем не хотел разглашать тайну и не хотел, чтобы смерть помешала его делишкам. О нем речь пойдет позже. В данный момент я хочу устранить его с пути.

— С какого пути? — спросил юрист.

— С пути истины, — ответил Браун и спокойно, не мигая посмотрел на него.

— А вы полагаете, — запинаясь спросил Блэк, — что знаете истину?

— Полагаю, — скромно ответил Браун.

Все замолчали. Потом Крэк неожиданно крикнул скрипучим голосом:

— Что это? Где же секретарь? Где Уилтон? Ему надо быть здесь.

— Я поддерживаю сношения с мистером Уилтоном, — серьезно сказал Браун. — Я даже просил его позвонить мне сюда. Он скоро должен звонить. В сущности, мы, так сказать, раскопали это дело с ним вдвоем.

— Ну, если вдвоем, все в порядке, — проворчал Крэк. — Он всегда, как гончая, вынюхивал след этого негодяя. Вы хорошо сделали, что с ним объединились. Может, вы действительно узнали правду — но откуда?

— От вас, — мягко ответил Браун, не сводя кроткого взгляда со свирепеющего ветерана. — Понимаете, я начал догадываться, когда вы рассказали о том индейце с ножом.

— Мы много раз об этом говорили, — сказал Уэн, — но я не вижу ничего общего… разве только то, что дом тут похож на форт. Но стрелу ведь не бросили, а выпустили из лука, вероятно. Конечно, она залетела необычайно далеко, но мы-то не особенно далеко подвинулись!..

— Боюсь, вы не поняли, в чем суть той истории, — довольно спокойно сказал отец Браун. — Дело не в том, что один предмет может пролететь далеко, а другой еще дальше, — дело в том, что всякое оружие можно употребить не по прямому назначению. Люди из форта считали, что нож годится для рукопашного боя, и забывали, что его можно пустить в ход как дротик или копье. Другие знакомые мне люди думали об одном орудии как о метательном снаряде и забыли, что, в конце концов, его можно пустить в ход вручную — как копье. Короче говоря, тут мораль такая: кинжал можно превратить в стрелу, а стрелу — в кинжал.