— Я хочу предварительно договориться с вами о сделке, — упрямо заявил Иген.

— Черт тебя побери! — с отвращением воскликнул Кремер. — Твоя песенка уже спета, и, будь у меня мешок возможностей, я ни одной бы на тебя не потратил. Если хочешь, чтобы к тебе потом отнеслись со снисхождением, заработай его, да поживее. Итак, Горан состоит в вашей шайке?

— Да.

— Какую роль он играет?

— Дает мне указания, как нужно держаться с «клиентами», делает наводки, как и в случае с Леопольдом Хеймом… чтоб ему провалиться на месте.

— А ты потом передаешь деньги ему?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда. Он получает свою долю от Бирча… Получал.

— Откуда тебе известно это?

— Через Бирча. Он сделал мне предложение года два назад, и я решил попробовать. Месяца три-четыре спустя у одного парня в Бруклине возникли серьезные неприятности с властями, и Бирч послал меня на встречу с юристом в известном вам гараже, чтобы тот просветил меня, как поступить. Юристом оказался Горан. После этого я встречался с Гораном еще раз… двадцать.

— И всегда в том же самом гараже?

— Да, и больше нигде. Правда, иногда я разговаривал с ним по телефону.

— У тебя есть что-нибудь, написанное Гораном? Что-нибудь, чти он присылал или давал тебе?

— Нет.

— Ничего?

— Я же сказал, что нет. Трус паршивый!

— Кто-нибудь еще бывал на твоих встречах с Гораном?

— А как же! Бирч.

— Но он мертв. А кто-нибудь еще?

— Больше никого, — подумав, ответил Иген.

— Ни разу?!

— В подвальном помещении с нами никого и никогда не было, хотя ночной сторож, конечно, всякий раз, когда Горан приходил, видел его. — Иген оживился. — Да, да, сторож видел его!

— Не сомневаюсь, — равнодушно заметил Кремер. — Но Горан резонно спросит, кому можно больше верить — такому солидному и крупному адвокату, как он, или такому гангстеру, как ты, поддерживаемому дружком, про которого он заявит, что ты научил его дать подобные показания. Я не хочу сказать, что сторож с его показаниями не нужен нам. Мы найдем сторожа и… Послушайте, вы это куда? — внезапно обратился он к Вулфу, который встал с кресла, намереваясь уйти.

— Наверх, в оранжерею. Уже девять часов, — ответил Вулф, направляясь к двери.

— И вы уходите, — запротестовал Кремер, как раз в то самое время, когда…

— Что когда? — потребовал Вулф. — Я уже сделал для вас все, что мог, и вы больше не нуждаетесь во мне. Меня же шантажисты не интересуют — я ищу убийцу. Мое расписание вы знаете, и после одиннадцати часов я снова к вашим услугам. Буду признателен, если вы очистите мой дом от этих подонков. С таким же успехом вы можете продолжить их допрос где-нибудь еще, а не у меня.

— Могу, могу! — вставая, раздраженно подтвердил Кремер. — Но в таком случае мне придется забрать с собой Гудвина, Пензера, Даркина и Кэтера.

— Ну, положим, вы можете забрать только первых троих, так как мистера Кэтера здесь сейчас нет.

— Но мне он нужен. Где он?

— Мало ли, что вам нужно. Он выполняет мое поручение. Разве вы еще недостаточно получили от меня сегодня? Арчи, ты помнишь, куда отправился Орри?

— Нет, сэр. Я не могу вспомнить, даже если бы это было нужно для спасения моей жизни.

— Вот и хорошо. И не пытайся вспоминать. — Вулф повернулся и вышел.

За всю свою жизнь я не видел столько большого начальства, сколько увидел всего лишь за восемь часов — с девяти утра до пяти вечера. И произошло это в четверг, то есть через неделю после того, как Пит Дроссос побывал у Вулфа, чтобы посоветоваться по своему делу. В Десятом полицейском участке меня принял заместитель начальника нью-йоркской полиции Ниери, в управлении полиции Нью-Йорка — сам начальник Скиннер, и прокуратуре не кто иной, как прокурор Боуэн, совместно с тремя помощниками, включая Мандельбаума.

Я вовсе не намерен утверждать, что у меня закружилась голова от этого, поскольку понимаю, что пользуюсь подобной популярностью не только потому, что они видят во мне интересного собеседника. Во-первых, убийство миссис Фромм и два связанных с ним преступления стоили того, чтобы расходовать на сообщения о них не одну тысячу бочек типографской краски, не говоря уже о времени, затраченном на радио— и телетрансляции. Во-вторых, в городе началась подготовка к муниципальным выборам, а Боуэн, Скиннер и Ниери не страдали от недостатка амбиций. Для людей, которые так преданы идее служения обществу, что не возражают взвалить на себя дополнительную ответственность (с более высоким жалованьем, конечно), расследование убийства какой-либо хорошо известной личности открывает весьма интересные возможности.

В Десятом участке полиции нас изолировали друг от друга, но меня это не обеспокоило. Я твердо знал, что полиции ни в коем случае нельзя сообщить о наших методах допроса Игена, а также о его записной книжке. Сол и Фред хорошо знали об этом. Я провел битый час в маленькой комнатушке со стенографисткой, продиктовал ей свои показания, дождался, пока она перепечатает их, подписал, а затем был проведен к Ниери для допроса. Ни Кремера, ни Стеббинса не было. Ниери был угрюм и мрачен, но не хамил. Наша беседа продолжалась всего полчаса. Когда меня провожали по зданию к выходу, все встречавшиеся знакомые и незнакомые полицейские любезно здоровались со мной. Вероятно, по управлению полиции уже циркулировал слух, что меня уговаривали выставить свою кандидатуру на пост мэра, а ведь все полицейские получали жалованье от муниципалитета. Во всяком случае, я также вежливо отвечал на приветствия, как человек, понимающий их подоплеку, но страшно занятый в данный момент.

В прокуратуре, куда меня доставили после этого, я тут же был проведен к самому Боуэну. Перед ним на столе уже лежала копия моих показаний. В ходе нашего разговора он неоднократно меня останавливал, ссылаясь на то или иное место показаний, находил его, хмурясь, прочитывал и затем кивал, словно желая сказать: «Да, возможно, что ты и не привираешь». Он не только не похвалил меня за задержание Эрвина и Игена и за хитроумную уловку, принудившую Горана поехать с нами, но наоборот, даже намекнул, что, доставив их в дом Ниро Вулфа вместо полиции, я вполне мог заработать не менее пяти в каталажке, возьмись лично он за это дело. Прекрасно зная Боуэна, я умышленно не придал этому значения и пропустил мимо ушей, чтобы не расстраивать его: в этот день у него хватало неприятностей и без меня. Несомненно, ему был испорчен уик-энд, от недосыпания у него покраснели глаза, телефон не переставал звонить, все время приходили его помощники, и в довершение ко всему в списке наиболее популярных кандидатов на пост мэра, опубликованном в одной из утренних газет, он оказался лишь на четвертом месте. Не забывал он и того обстоятельства, что к следствию по делу шантажистской организации, раскрытой Солом, мной и Фредом, а значит, и к расследованию дела Фромм — Бирч — Дроссос, к сожалению, теперь примажется ФБР. Вовсе не удивительно, что после всего этого прокурор был не очень любезен со мною. Хотя, говоря по совести, это же самое можно было сказать и про всех остальных. Никому даже и в голову не пришло, что я иногда ем.

Мандельбаум, один из помощников Боуэна, провел меня в свой кабинет, усадил и начал разговор так:

— Ну так вот, о предложении, которое вы сделали мисс Эстей вчера…

— Бог мой! Опять!

— Да, но теперь это выглядит иначе. Мой коллега Рой Бонино сейчас у Вулфа и беседует с ним по этому поводу. Давайте прекратим ломать комедию и потолкуем, исходя из предпосылки, что вас к ней с таким предложением действительно послал Вулф. Вы же сами заявили мне, что ничего плохого в этом предложении на самом деле не было, а раз так, почему бы нам не поговорить откровенно?

Я был голоден и зол.

— Ну, хорошо. Предположим, что это предпосылка. Что же дальше?

— Тогда естественно предположить, что Вулф знал о существовании банды шантажистов еще до того, как послал вас с этим предложением. В таком случае он, очевидно, считал, что мисс Эстей будет исключительно важно узнать, сообщила ли миссис Фромм об этом ему. Правда, я и не ожидаю, что вы подтвердите мне это, но мы подождем Бонино и узнаем, что Вулф рассказал ему. Однако я все же хочу знать, как мисс Эстей ответила на ваше предложение и что именно сказала.