Войтюк ругался последними словами.
– Вот ведь змеюка склизкая!
Кривокрасов слева сдерживал автоматчиков короткими очередями. Данилов взобрался на вершину сопки и сидел, поджав ноги, чуть поводя перед собой ладонями. Тучи постепенно смыкались на полем боя, обещая скорый снегопад, а может дождь. Назаров посмотрел на часы. Прошло уже полчаса из тех шестидесяти минут, что просил обеспечить ему профессор. Столб света продолжал вращаться, теперь его уже должны были видеть и немцы. Почему-то они не стреляли в профессора и Боровскую, стоявших почти не скрываясь среди обломков скал у подножия сопки.
– Капитан, – крикнул Войтюк, – обходят, мать их так!
– Старшина, Михаил, бегом вниз, мы прикроем, – приподнявшись, Назаров дал очередь в сторону перебегающих автоматчиков
Первые снежинки закружились в воздухе, чуть слышно посвистывал ветер, набирая силу. Назаров взглянул в небо. Снег падал все гуще – Данилов сдержал обещание. Сам он не спеша спускался по склону, направляясь к профессору.
Войтюк и Кривокрасов уже достигли нагромождения скал чуть выше места, где стоял Барченко. Назаров увидел, что Михаил машет ему рукой: давай, мол, беги, пока они не стреляют.
– Иван, вперед! – скомандовал он.
Межевой покатился вниз по склону, Назаров подхватился с земли и устремился вслед за ним. Немцы, почему-то не стреляли. Упав рядом с Кривокрасовым, капитан посмотрел назад. Сквозь падающий снег было видно, как немцы занимают позицию в том месте, которое они только что оставили.
– Черт, запросто срезать могли, – сказал Назаров.
– Вот и я о том же, – подтвердил Михаил, – даже странно как-то. Подождем, что дальше?
– Подождем. Войтюк, не стрелять.
– А куда стрелять – все снегом запорошило, – отозвался старшина.
Ждать пришлось недолго. Усиленным мегафоном голос на ломанном русском языке раздался так неожиданно, что Назарову даже показалось, что это эхо то ли взрыва, то ли выстрела.
– Профессор Барченко, Александр Васильевич! Это Роберт Вассерман, предлагаю начать переговоры.
Назаров посмотрел на профессора, привалившегося к обломку скалы и не сводящего взгляда с «Золотых врат». Барченко оглянулся. На его лице явно читалась досада, граничащая со злостью. Повернувшись к немцам, он сложил руки рупором.
– Слушаю вас, герр Вассерман.
– Профессор, вы не хотите поделиться открытием? – снова зазвучал голос с металлическими нотками, – все же, это я переводил для вас тибетские свитки.
– Боюсь, вы опоздали, – крикнул Барченко, – к тому же делиться не в моих правилах.
– Подумайте, Александр Васильевич. Если мы возобновим боевые действия, вы также можете опоздать. К тому же, вы и уважаемая Майя Геннадиевна, у нас на прицеле.
Кривокрасов покрутил головой.
– Интернационал, да и только. Все друг друга знают.
Барченко помолчал, обернулся к Назарову.
– Товарищ капитан, он говорит правду?
– К сожалению, профессор. Они давно могли расстрелять вас – вы как на ладони.
– Черт знает что!
Боровская наклонилась к нему, что тихо проговорив. Профессор выслушал, хмуро кивнул.
– Хорошо, Роберт, спускайтесь сюда. Только без солдат.
– Уже идем. Со мной господа Фюлле, Грабер и Ланг. Вы должны их помнить.
Из-за камней поднялись четыре фигуры и стали спускаться, скользя по снегу. Они прошли почти рядом с Назаровым и по тому, как несуразно сидела на немцах форма, он сразу определил, что это не солдаты.
– Межевой, сколько человек было в шлюпке?
– Не больше дюжины, начальник.
– Так, стало быть, восемь солдат, а эти – коллеги профессора.
Десантники, воспользовавшись тишиной, подобрались ближе. Теперь их отделяло от группы Назарова не более пятнадцати – двадцати метров.
Он приподнялся, вскинул руку.
– Hult!
Немцы замерли, выставив вперед автоматы. Пулеметчик остался чуть выше, настороженно поводя стволом MG.
Барченко сделал несколько шагов навстречу, демонстративно заложил руки за спину.
– Это возмутительно, герр Вассерман! Неслыханное насилие! Надеюсь, научный мир отреагирует должным…
– Оставьте, профессор. Если ваши выкладки верны, а пока, как я вижу, все идет по плану, научному миру будет не до нас. Чего вы ждете?
– Мой человек, представитель рода, оставленного працивилизацией в нашем мире, вступил в «золотые врата», так, что ждать осталось недолго.
– Лемурия, или Атлантида? – прищурившись, спросил Вассерман.
– Ни то, ни другое, я уверен там, – он указал на «врата», – нас ждет народ Рамидской Федерации, возглавляемый Великой Священной Коллегией! Она объединила все три уровня управления Миром: божественный, Жреческий и Царский. Они ждут нас, ждут, когда мы вольемся в семью народов…
– Да полно, профессор, – покладисто сказал немец, – что это вы так возбудились?
– А то, что вы считаете, будто остатки империи Рама укрылись в Тибете, характеризует вас, как ничего не смыслящего…
– Александр Васильевич, не будем затевать старый спор. Подождем, – предложил Вассерман, устраиваясь на камнях.
Столб света окрасился огненно-рыжими сполохами.
– Начинается, – воскликнул Барченко, – идемте, Майя Геннадиевна.
Он неуклюже перебрался через валуны, подал руку Боровской. Подойдя к «вратам» на несколько шагов, Барченко остановился, высоко подняв голову. Вассерман и его спутники присоединились к ним, встав рядом. Данилов стоял чуть поодаль.
Назаров покосился в сторону немецких десантников – те напряженно смотрели вниз, на забывая при этом бросать быстрые взгляды в сторону русских.
«Врата» внезапно вспыхнули ослепляющим пламенем, вырвавшийся язык огня накрыл фигуры Барченко, Боровской и немецких ученых. Илья Данилов вскинул руки, короткий вихрь остановил пламя, но только на мгновение. Миг – и на людях вспыхнула одежда, ужасный крик резанул уши, объятые пламенем человеческие фигуры заметались, разбрасывая снопы искр, покатились по земле, в тщетной надежде сбить огонь. То, что появилось из «врат» вслед за пламенем, заставило остолбеневшего Назарова вспомнить картинки из истории Земли: полу-химеры, полу-ящеры, будто материализуясь, выходили из светового столба, тяжко ступая на землю. Чешуйчатые бока светились багровым огнем, будто вобрав в себя ярость пламени, оскаленные пасти сверкали рядами клыков. Четыре кошмарные твари, выплюнутые «вратами», разделились попарно, давя и раздирая обожженные тела, катавшиеся по земле.
Истошный крик со стороны немцев привел Назарова в чувство.
– Feuer!!!
Ударил MG, зашлись лаем автоматы десантников.
– Огонь! – не своим голосом заорал Назаров, поливая огнем копошащиеся внизу чудовищные фигуры.
Два чудища ринулись в сторону десанта, двое других устремились к Назарову. Он вскочил, неистово нажимая на спусковой крючок, рядом от бедра стрелял длинными очередями Кривокрасов, Войтюк, встав на колено и крича что-то невообразимое, бил из трехлинейки, бешено дергая затвор. Межевой, ухватив «вальтер» обеими руками, всаживал в надвигающихся чудовищ пулю за пулей. Врезаясь в туши, пули разбрызгивали осколками багровую чешую, смолянистая кровь струилась по вздымающимся бокам. Передняя тварь взревела, задирая плоскую голову, опрокинулась на спину и, рухнув вниз, задергалась, будто автоматные очереди все еще терзали ее. Но вторая поднялась в прыжке, содрогнулась земля, в лицо пахнуло жаром, и Назаров увидел нависшую над ним оскаленную пасть.
– А-и-и-ии!!! – дикий визг ударил в уши, кто-то перемахнул упавшего на колени Назарова.
Набежавший Умаров в прыжке всадил трехгранный штык в шею чудовища. Штык вошел целиком, Умаров передернул затвор, выстрелил, передернул, снова выстрелил, не переставая неистово визжать.
Заваливаясь назад, чудище цапнуло Умарова длинной лапой, потащило и, обрушившись к подножию, погребло его под собой. Оно еще попыталось приподняться, поворачивая голову назад, словно сожалея о том, что не удалось добраться до добычи. Мимо Назарова ужом проскользнул Межевой, прыгнул вниз и, приземлившись на тушу, принялся полосовать финкой плоскую морду, целя в глаза.
