Подсунув помощнику под голову рюкзак, чтобы он не подавился запавшим языком, я продолжил изучать наши потери. Исчезнувший во время боя переводчик Миша Пустельга обнаружился довольно скоро. Он сидел на корточках, забившись в угол, образованный сетчатым ограждением, вцепившись мертвой хваткой в автомат, и время от времени вздрагивал, спрятав лицо в коленях. Его перепачканный рвотой шлем валялся рядом.

Ах ты, слепая собака.

Поглядывая на двери ангара, в котором исчезла гигантская псевдоплоть, я приблизился к Мише. Он с ужасом поднял голову, уставив на меня выпученные глаза с расширившимися зрачками. Я присел перед ним на корточки, положил руку на цевье Мишиного «хопфула» и с трудом выдрал его из скрюченных пальцев хозяина, после чего наотмашь хлестнул Мишу ладонью по лицу – крест-накрест. Пустельга поперхнулся и вскинул на меня уже вполне осмысленный взгляд – виноватый и обиженный одновременно.

– Это… сталкер… – пробормотал он.

– К воротам! – злобно скомандовал я.

Так, тут вроде бы тоже навели относительный порядок. Забросив трофейное оружие за спину, я торопливо направился к Донахью. Тот как раз завершал реанимационные мероприятия. Галлахер был успешно приведен в чувство и усажен возле стены ангара. Я тоже присел перед ним на корточки, но бить не стал – в данном случае эта терапия была неэффективна.

– Хау а ю? – поинтересовался я. – Хау мэни пальцев видишь, мистер?

Сэм, кажется, отправил меня по-английски в пешее путешествие к истокам Саскуиханы или что-то вроде того. Ну, вроде бы в данном случае обошлось без многочисленных летальных исходов, как говорит один страус. По крайней мере, перелома шейных позвонков и сотрясения мозга, похоже, не наблюдалось, а с остальным настоящий техасский рейнджер в Зоне вполне способен примириться.

– Ходить можешь? Ю кэн гоу?

– Айм файн, – хрипло заверил меня Галлахер.

– Тогда к воротам! Андрей, помоги-ка…

Мы со Стеценко ухватили все еще не пришедшего в сознание Хе-Хе и потащили к выходу с территории научного лагеря. Донахью и Камачо замыкали отступление, они пятились за нами, не сводя стволов автоматов с дверей столовой.

Только когда мы удалились от лагеря метров на сто, я позволил Андрею опустить Хе-Хе на землю. Мой помощник был совсем плох.

– Автомат верни… – донеслось из-за спины обиженное.

Подняв бровь, я отвернулся от Хе-Хе и с интересом уставился на сосредоточенно сопящего Пустельгу, который стоял надо мной, олицетворяя всем своим видом поруганную невинность.

– Успокоился? – участливо спросил я.

– Ага, – отозвался Миша. – Я это… Не будет такого больше. Все, я в порядке. Верни автомат, командир.

– Держи.

Я миролюбиво сунул ему оружие, и, когда этот баклан, наклонившись, протянул руку, зарядил ему такой апперкот в челюсть, что у него искры из глаз посыпались. Не так, конечно, чтобы треснула кость, это лишнее, но крайне обидно и весьма поучительно. По крайней мере, Миша остался на ногах, и совершенно зря, потому что я тут же добавил с левой и почти одновременно – снова с правой. Жалобно хрюкнув, Пустельга с треском улетел в кусты, но я выволок его оттуда за шкирку, хоть он и пытался сопротивляться. Определенно, махать руками его учили, причем учили всерьез, однако учеником он был не блестящим, поэтому устоять против разъяренного сталкера долго не смог. Калечить переводчика я, конечно, не собирался – так, слегка объяснить кое-что на пальцах. Пару оплеух он определенно заслужил. Прочие охотники молча наблюдали за экзекуцией, однако не вмешивались в воспитательный процесс, что было крайне правильно с их стороны.

– Живой? – сочувственно поинтересовался я, глядя на распростершегося у моих ног бедолагу переводчика.

– Живой, – потерянно проскрипел Миша, размазывая ладонью кровь по лицу.

– Вопросы, предложения? – спросил я. – Пояснять не нужно?

– Не нужно, – торопливо замотал головой Пустельга. – Никак нет. Все ясно.

Однако как быстро и здраво начинает рассуждать человек, если разбить ему морду. Не впервые убеждаюсь. Миша явно был здорово ошеломлен. Похоже, никто и никогда еще не бил его по-взрослому. Добро пожаловать в реальный мир, сынку.

– И куда мы теперь? – подозрительно спросил Стеценко, глядя, как я хлопочу над неподвижным телом помощника.

– К Болотному Доктору, – сказал я. – Заодно посмотрите на живую легенду Зоны. Интервью возьмете. Он лечил еще и не такие штуки. Это рядом и не отнимет у вас много времени. Потом сообразим, как двигаться дальше.

– Послушай, Хемуль, – произнес Стеценко, – мы все-таки достаточно слышали о Болоте, чтобы туда соваться. Это уже совсем ничем не оправданный риск. Ты уверен, что нет другого выхода? Вот если мы, например, оставим Хе-Хе возле лагеря и его заберут спасатели?..

– В самом деле, – с надеждой произнес Донахью. – Ведь сюда наверняка направят спасателей?

– Значит, так, – заявил я. – Без меня вы бы еще имели какие-то надежды выбраться, но без обоих проводников ваши шансы выжить здесь не то что равны нулю – они измеряются отрицательными величинами. Сдается мне, вам самим лучше дождаться спасателей. Поскольку вы телезнаменитости и граждане супердержавы, вам скорее всего не дадут больших сроков и вскоре депортируют за примерное поведение под нажимом посла США в Украине. Братьям-славянам тоже практически ничего не грозит – у нас страшная коррупция в правоохранительных органах, мать ее ети. Завидую вам, ребята. Счастливо оставаться.

Я бросил автомат Миши в траву, приподнял болезненно застонавшего Хе-Хе с земли, захлестнул его руку себе за шею и поволок напарника к лесу. Беда, вдвоем с рюкзаком я их не дотащу – слишком тяжело, а без рюкзака очень не хотелось бы. Вещи помощника и так пришлось бросить, так что если какой форс-мажор – у нас один комплект защитного снаряжения на двоих. Ладно, будем часто перекуривать. Главное, чтобы хватило сигарет и чтобы Хе-Хе не загнулся раньше времени прямо у меня на руках.

Через десяток метров меня догнал Донахью. Он нырнул под вторую руку Хе-Хе и принял на себя часть его веса.

– Спасибо, брат, – произнес я.

Еще через несколько шагов Камачо положил мне руку на плечо.

– Дай лучше я. – Он поддержал бесчувственного Хе-Хе с моей стороны. – Веди нас, не отвлекайся, а то влетим все вместе в какую-нибудь ловушку.

Я не стал возражать.

Туристы часто сменяли друг друга. Двое тащили Хе-Хе, один шел впереди, двое замыкали группу, волоча рюкзак моего помощника. Я двигался в нескольких шагах следом за отмычкой, тщательно изучая окрестности. Перемещались мы медленно, останавливаясь чуть ли не на каждом шагу – берег Янтарного озера, ведущий к Болоту, был битком набит аномалиями. На наших глазах пролетавшая мимо ворона оказалась в зоне действия птичьей карусели. Отчаянно каркая, она судорожно работала крыльями в попытке вырваться, в то время как неумолимая центробежная сила все быстрее и быстрее раскручивала ее в воздухе. Полетели в разные стороны вырванные воздушным потоком перья, раздался отвратительный треск, и наконец разорванные куски птичьей тушки брызнули на землю, окропив окрестности в радиусе нескольких метров. Собственно, здесь уже не требовалось ни датчиков, ни сталкерского чутья – мы обошли аномалию далеко стороной.

Рюкзак понемногу тяжелел – «волчьи слезы», оторванные от родного гравиконцентрата, постепенно теряли свои аномальные свойства, превращаясь просто в куски неизвестной науке горной породы, за пределами Зоны имеющие практически нулевую ценность. Ну, на какое-то время их воздействия хватило, и то неплохо. А у туристов останутся сувениры на память.

На суку каркнула еще одна ворона, которая до этого внимательно наблюдала за гибелью подруги. Ворона, между прочим, съедобная птица – достаточно сбить ее из пистолета и запечь в углях. Их мясо практически не аккумулирует радиации, так что вороны и крысы – единственное мясо в Зоне, которое можно употреблять без особого риска. Я где-то слышал, что в случае мировой ядерной катастрофы сумеют выжить и безболезненно приспособиться к новым условиям только вороны, крысы, тараканы и одуванчики – существа и растения с трехсотпроцентным запасом живучести, с неистребимой жизненной силой, с неистовой волей к жизни и размножению – любыми средствами, в любых условиях и в любой форме.