Я остановился на месте, взмахом руки приказав спутникам сделать то же самое. Ох, паршивая штука. В зеркальном пятне был Алан из «Долга» – я узнал его сразу. Он бесследно исчез в Зоне десять месяцев назад. Вот, значит, куда его занесла нелегкая. Пролежав в Болоте почти год, он прекрасно сохранился. Его камуфляж и оружие были как новенькие, длинные волосы слегка покачивались на воде, а широко раскрытые глаза не были тронуты тлением. Он походил на человека, заснувшего с открытыми глазами. Даже нет. Скорее на манекен или восковую куклу.

Внезапно глаза Алана провернулись и уставились прямо на меня. Его искаженное лицо дернулось, по поверхности воды пошла легкая рябь: он меня увидел.

Разумеется, мне уже приходилось сталкиваться с этими штуками, которые глотают сталкеров на болотах. При этом человек остается в живых, но неспособен пошевелиться. Никто не знает, что это такое – живые существа или аномалии. Никто не знает, как это работает. Зеркальные пятна – так мы называем эти страшные штуки, от которых на Болоте нет спасения. Если они почуяли тебя, то будут упорно преследовать километр, и два, и три, пока наконец не догонят и не проглотят. К счастью, забрав одного человека, пятно успокаивается и перестает обращать внимания на остальных. Серебристые пузыри с заключенными в них людьми периодически всплывают то здесь, то там, чтобы исчезнуть через несколько часов. Некоторых пропавших без вести видели в таких пятнах спустя годы, причем все они еще были живы.

В немом крике Алан чуть приоткрыл рот, в который тут же торжествующе хлынула болотная жижа. Его тело содрогалось в конвульсиях, однако он по-прежнему не в силах был шевельнуть ни рукой, ни ногой.

«Какая страшная смерть», – некстати всплыла в голове чья-то известная фраза, тоже как-то связанная с болотами. И еще оттуда же: «Если вам дороги жизнь и рассудок, не гуляйте по торфяным болотам после наступления темноты, когда силы зла властвуют безраздельно».

– Его надо вытащить, – произнес у меня за спиной Камачо.

– Это невозможно, – прохрипел я.

– Тогда добить!

– Ни в коем случае! – рявкнул я. – Тогда в зеркальном пятне окажется один из нас. Все, хватит стоять! Двинули!

И мы двинули – перпендикулярно предыдущему маршруту. Ртутное пятно не обратило на нас никакого внимания.

Вскоре мы перевалили через полуразрушенное железнодорожное полотно, и перед нами открылось довольно обширное водное пространство без малейших признаков суши. Очертания противоположного берега едва угадывались в тумане. Я шагнул с возвышавшейся над мутной болотной жижей насыпи и сразу провалился по пояс.

– Туда? – грустно осведомился Донахью.

– Туда, – подтвердил я. – Осталось немного.

– А если там глубоко? – поинтересовался Пустельга.

– Значит, поплывем, – утешил я его. – Ладно, не напрягайтесь. Это брод. Глубже, чем по горло, не будет.

– О черт, – вздохнул Стеценко. – Кажется, я опять спрошу глупость, но все-таки: почему бы не добраться по железнодорожной насыпи до берега, а потом просто не обойти эту трясину посуху?

– Это единственный путь, которым можно попасть к Доктору, – сказал я. – Тот берег закрыт наглухо. Насыпь тоже. Там, где мы через нее перебрались, – практически единственное чистое место. Если взять на тридцать метров влево или вправо отсюда – сплошные ловушки. Давайте, господа. В Зоне далеко не всегда наиболее очевидный и короткий путь – самый лучший.

Мы побрели по пояс в воде. Уровень мутной болотной жижи понемногу повышался, и вскоре она начала доходить нам до груди. Галлахеру и Камачо, тащившим в данный момент Хе-Хе, приходилось из кожи вон лезть, чтобы удерживать его голову над водой. Миша Пустельга, споткнувшись, ухитрился окунуться с головой и теперь брел, яростно отплевываясь.

Пару раз только сталкерское чутье спасало меня от крупных неприятностей. Подозрительные места я предпочитал обходить по широкой дуге. Хуже всего было то, что парные холмики здесь скрывались под мутной водой на дне, и влететь между контактной парой можно было запросто. А учитывая, что в воде электрический разряд распространяется дальше, чем в воздухе, одним ударом накрыло бы всю нашу команду. Но пока вроде бы Черный Сталкер нас миловал. Кроме того, нам всем на ПДА упало сообщение, что на Агропроме в мясорубке погиб Семецкий, и это немного подняло нам настроение.

Один раз ловушку указал мне вовремя налетевший порыв ветра. На чуть подернувшейся рябью поверхности болота впереди нас на несколько мгновений обрисовался идеальный круг совершенно спокойной воды. Я не стал выяснять, какая дрянь его образовала, и увел свою группу в сторону.

Недалеко от берега я вдруг снова почуял неладное. Что-то было не так. Какая-то едва уловимая вибрация пространства, словно поблизости от работающей птичьей карусели. Нет, абсурд: птичьей карусели в воде не за что зацепиться, их здесь не бывает. И тем не менее я ощущал какую-то странную дрожь – словно вибрировал ил под ногами.

– Назад! – негромко скомандовал я, и охотники, уже привыкшие к тому, что мое чутье редко подводит, тут же начали понемногу отступать, хотя голову даю на отсечение, что они не почувствовали ничего. Да они и не знали толком, что именно должны чувствовать, чего именно опасаться.

Вибрация нарастала, теперь уже и ведомые почувствовали ее. По воде пошла мелкая рябь. Внезапно из густой колышущейся жижи рядом с нами с шумом вынырнуло что-то огромное, коричнево-зеленое, покрытое скользкой болотной слизью. С протяжным вздохом чудовище высвободило из ила омерзительную продолговатую голову и подслеповато уставилось на нас.

Больше всего оно напоминало человекообразную помесь гигантской жабы и бегемота. Ростом вдвое выше меня, сгорбленное, лоснящееся, со сморщенной бородавчатой кожей цвета хаки. Нижние конечности мускулистые и мощные, верхние – маленькие и хрупкие на вид, неестественно для человеческой физиологии вывернутые, прижатые к груди, с перепонками между тонкими бледными пальцами. Внушительный, покрытый илом и водорослями кожистый хвост. Покатый лоб, узкие щелки глаз по бокам головы, широкие, непрерывно шевелящиеся ноздри, усеянная солидными зубами лягушачья пасть и ни малейшего намека на уши. Наверное, именно такие твари обитали в здешних болотах сотни миллионов лет назад.

Я жестом приказал никому не двигаться с места и сохранять тишину. От болотных тварей не имеет смысла бежать или отстреливаться. Но они все плохо видят и неважно слышат. Я подумал, что если сейчас переводчик Миша опять закатит истерику, напугавшись чудовища, то туда ему и дорога – выдергивать его за ноги из перемазанной черным илом огромной пасти я не стану. Достал, сволочь. Однако Пустельга, стоявший совсем рядом со мной, благоразумно изображал гипсовую садовую скульптуру и лишь с изумлением пожирал глазами массивную тварь, которая с шумом раздувала ноздри в двух десятках шагов перед ним.

Недовольно фыркнув, тварь повернула голову и посмотрела на меня. У нее был леденящий взгляд. Казалось, что она злобно ухмыляется, глядя мне прямо в глаза. Этот взгляд приковывал к месту, пронзал насквозь, словно раскаленное шило. Еще мгновение – и я, пожалуй, не выдержал бы, бросился прочь или высадил между этими безумными красными глазами целую обойму из автомата, что наверняка закончилось бы для меня одинаково погано – чудовище разорвало бы меня на куски или просто проглотило целиком. Однако болотного монстра внезапно что-то отвлекло. Он мотнул башкой, задрал ее кверху, распахнул широкую пасть и издал тоскливый утробный звук, свирепо раскатившийся по окрестностям, словно взревел мощный водоворот, засасывающий крупную жертву. И почти тут же из тумана ему ответили – до нас донеслось рокочущее, басовое клокотанье гигантской рептилии. Бегемотожаба подождала еще пару мгновений – не появятся ли снова исчезнувшие вкусные сталкеры, которые шли прямо к ней в лапы, – а потом с разочарованным вздохом с головой погрузилась в болотную жижу. Гирлянды воздушных пузырьков, отмечавших траекторию ее движения, потянулись по диагонали поперек нашего маршрута – туда, где какой-то неведомый противник осмелился вторгнуться на ее охотничью территорию.