Когда Хетти приблизилась к вождю, кружок индейцев расступился перед ней с непринужденной вежливостью, которая сделала бы честь и самым благовоспитанным белым людям. Поблизости лежало упавшее дерево, и старший из воинов неторопливым жестом предложил девушке усесться на нем, а сам ласково, как отец, занял место рядом с ней. Остальные столпились вокруг них с выражением серьезного достоинства, и девушка, достаточно наблюдательная, чтобы заметить, чего ожидают от нее, начала излагать цель своего посещения.

Однако в тот самый миг, когда она уже раскрыла рот, чтобы заговорить, старый вождь ласковым движением руки предложил ей помолчать еще немного, сказал несколько слов одному из своих подручных и затем терпеливо дожидался, пока молодой человек привел к нему Уа-та-Уа.

Вождю необходимо было иметь переводчика: лишь немногие из находившихся здесь гуронов понимали по-английски, да и то с трудом.

Уа-та-Уа была рада присутствовать при разговоре, особенно в качестве переводчицы. Девушка знала, какой опасностью грозила всякая попытка обмануть одну из беседующих сторон, тем не менее решила использовать все средства и пустить в ход все уловки, какие могло подсказать ей индейское воспитание, чтобы скрыть появление своего жениха на озере и цель, ради которой он туда пришел. Когда она приблизилась, угрюмый старый воин с удовольствием посмотрел на нее, ибо он с тайной гордостью лелеял надежду вскоре привить этот благородный росток к стволу своего собственного племени. Усыновление чужих детей так же часто практикуется и так же безоговорочно признается среди американских племен, как и среди тех наций, которые живут под сенью гражданских законов.

Лишь только делаварка села рядом с Хетти, старый вождь предложил ей спросить «у красивой бледнолицей», зачем она явилась к ирокезам и чем они могут служить ей.

— Скажи им, что я младшая дочь Томаса Хаттера. Томас Хаттер — старший из пленников; ему принадлежат замок и ковчег, и он больше всех имеет право считаться хозяином этих холмов и этого озера, потому что давно поселился в здешних местах, давно тут охотится и ловит рыбу. Они поймут, кого ты называешь Томасом Хаттером, если ты им объяснишь. А потом скажи, что я пришла сюда убедить их не делать ничего худого отцу и Непоседе, но отпустить их с миром и обращаться с ними как с братьями, а не как с врагами. Скажи им все это и не бойся ни за себя, ни за меня. Бог нас защитит.

Делаварка исполнила ее желание, постаравшись по возможности буквально точно передать слова своей подруги на ирокезском наречии, которым владела совершенно свободно. Вожди выслушали это заявление с величавой серьезностью; двое или трое, немного знавшие по-английски, беглыми, но многозначительными взглядами выказали свое одобрение переводчице.

— А теперь, Уа-та-Уа, — продолжала Хетти, лишь только ей дали понять, что она может говорить дальше, — а теперь мне хочется, чтобы ты слово в слово передала краснокожим то, что я скажу. Сначала скажи им, что отец и Непоседа явились сюда, желая добыть как можно больше скальпов. Злой губернатор обещал деньги за скальпы, независимо от того, будут ли это скальпы воинов или женщин, мужчин или детей, и любовь к золоту была так сильна в их сердцах, что они не могли ей противиться. Скажи им это, милая Уа-та-Уа, как ты слышала от меня, слово в слово.

Сначала делаварка не решалась дословно перевести эту речь. Но, заметив, что индейцы, говорящие по-английски, отчасти поняли слова Хетти, она вынуждена была повиноваться. Вопреки всему, что мог бы ожидать цивилизованный человек, откровенное признание в том, что замыслили пленники, не произвело дурного впечатления на слушателей. Они, вероятно, считали подобный поступок проявлением доблести и не хотели осуждать других за то, что без всякого колебания могли сделать сами.

— А теперь, Уа-та-Уа, — продолжала Хетти, заметив что вожди поняли ее слова, — ты должна сказать им кое-что поважнее. Они знают, что отец и Непоседа не успели причинить им зло, поэтому нельзя на них за это сердиться. Впрочем, если бы они даже убили нескольких детей или женщин, это ничего бы не изменило, и то, что я хочу сказать, осталось бы в полной силе. Но сперва спроси, Уа-та-Уа, знают ли они, что существует бог, царящий над всей землей, верховный владыка всех людей — красных и белых. Делаварка, видимо, была несколько удивлена этим вопросом, однако перевела его по возможности точно и получила утвердительный ответ, высказанный с величайшей серьезностью.

— Очень хорошо, — продолжала Хетти, — теперь мне легче будет исполнить мой долг. Великий Дух, как вы называете нашего бога, приказал написать книгу, которую мы называем библией. В этой книге содержатся его заповеди и правила, которыми должны руководствоваться все люди не только в своих поступках, но даже в помыслах и желаниях. Вот эта святая книга. Скажи вождям, что я сейчас им прочитаю кое-что, начертанное на ее страницах.

Так Хетти вынула из коленкорового чехла маленькую английскую библию с таким благоговением, с каким католик мог бы прикоснуться к частице мощей. Пока она медленно раскрывала книгу, угрюмые вожди, не сводя глаз, следили за каждым ее движением. Когда они увидели маленький томик, у двух или трех вырвалось тихое восклицание. Хетти с торжеством протянула им библию, как бы ожидая, что один вид ее должен произвести чудо.

Затем, видимо нисколько не удивленная и не обиженная равнодушием большинства индейцев, она с живостью обратилась к делаварке:

— Вот эта святая книга, Уа-та-Уа. Эти слова и строчки, эти стихи и главы — все исходит от самого бога.

— А почему Великий Дух не дал этой книге индейцам? — спросила Уа-та-Уа с прямотой неискушенного ума.

— Почему? — ответила Хетти, несколько сбитая с толку этим неожиданным вопросом. — Как — почему? Да ведь ты знаешь, что индейцы не умеют читать.

Делаварку, может быть, и не удовлетворило это объяснение, но она не сочла нужным настаивать на своем. Она терпеливо сидела, ожидая дальнейших доводов бледнолицей энтузиастки.

— Ты можешь сказать вождям, что в этой книге людям ведено прощать врагов, обращаться с ними как с братьями, никогда не причинять вреда ближним, особенно из мести или по внушениям злобы. Как ты думаешь, можешь ли ты перевести это так, чтобы они поняли?

— Перевести могу, но понять им будет трудно.

Тут Уа-та-Уа, как умела, перевела слова Хетти насторожившимся индейцам, которые отнеслись к этому с таким же удивлением, с каким современный американец услышал бы, что великий властитель всех человеческих дел — общественное мнение — может заблуждаться. Однако два-три индейца, уже встречавшиеся с миссионерами, шепнули несколько слов своим товарищам, и вся группа приготовилась внимательно слушать дальнейшие пояснения. Прежде чем продолжать, Хетти серьезно спросила у делаварки, понятны ли вождям ее слова, и, получив уклончивый ответ, была вынуждена им удовольствоваться.

— А теперь я прочитаю воинам несколько стихов, которые им следует знать, — продолжала девушка еще более торжественно и серьезно, чем в начале своей речи. — И пусть они помнят, что это собственные слова Великого Духа. Во-первых, он заповедал всем: «Люби ближнего, как самого себя». Переведи им это, милая Уа-та-Уа.

— Индеец не считает белого человека своим ближним, — ответила делаварская девушка гораздо более решительно, чем прежде, — для ирокеза ближний — это ирокез, для могиканина-могиканин, для бледнолицего — бледнолицый. Не стоит говорить об этом вождю.

— Ты забываешь, Уа-та-Уа, что это собственные слова Великого Духа, и вожди обязаны повиноваться им так же, как все прочие люди. А вот и другая заповедь: «Если кто ударит тебя в правую щеку, подставь ему левую». — Что это значит? — торопливо переспросила Уа-та-Уа.

Хетти объяснила, что эта заповедь повелевает не гневаться за обиду, повелевает быть готовым вынести новые насилия со стороны оскорбителя.

— А вот и еще, Уа-та-Уа, — прибавила она, — «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, творите добро ненавидящим вас, молитесь за тех, кто презирает и преследует вас».