Эви знала, что на служанок гневаться бесполезно. Но советник Дэин, встретивший их на корабле и привезший в этот дом, обычно развлекал их приятной беседой за ужином, поэтому сегодня она собиралась напомнить ему не только о своих вещах, но и о том, что пора бы прекратить это заточение.

Раздался плеск, и Эви, витающая в своих мыслях, открыла глаза. Элия выходила из воды ничуть не стесняясь наготы, словно дочь владыки моря, выходящая на берег раз в год, чтобы зачать с человеком очередное дитя для своего отца и мужа в одном лице. Движения ее были плавными. С мокрых волос, доходящих до середины спины, сбегали тяжелые капли и струились по молочно-белым бедрам и длинным стройным ногам. Служанка, подбежавшая с большим полотенцем, торопливо укрыла Элию и усадила в плетеное кресло. Она пододвинула маленький столик с вином и фруктами, чтобы госпожа легко могла дотянуться, а затем несмело коснулась ее рыжих волос.

— А ну брысь! — резко отмахнулась сестра, и девушка отшатнулась с виноватым видом.

— Помнится, ты советовала мне быть терпеливее и добрее, — с легкой усмешкой произнесла Эви на их наречии. Говоря при служанках, они часто переходили на свой язык, потому что немота вовсе не означала глухоту.

— Мне уже надоело, что они постоянно норовят потрогать меня, словно я диковинный зверь, — ответила Элия.

— Ты и есть диковинка, — пробормотала Эви. — Ни на островах, ни здесь я не видела людей с такой светлой кожей и с рыжими или голубыми волосами. К тому же ты вроде как символ их владыки огня.

— Ну и что с того? — Сестра потянулась за прозрачным бокалом с нежно-розовым вином. — Они для меня тоже в новинку, но я же их не трогаю.

— Можешь пожаловаться на это своему принцу, когда он соизволит принять нас наконец.

При слове «принц» служанка, делающая ей массаж, на мгновение замерла, а затем продолжила двигать руками, но как-то напряженно. В то же время девушка, отвергнутая Элией, подозрительно медленно складывала полотенца на краю купальни и не спешила их уносить. Эви нахмурилась.

— В бездну его! — Элия со стуком поставила пустой бокал на столик. — Он знал, что мы приплывем. Тэнор отправил стрикстеров с посланиями за день до прибытия, но его высочество не соизволил встретить нас сразу же, а запер тут, как каких-то зверушек.

«Неужели до нее все-таки дошло, что мы здесь не такие уж желанные гостьи?» — подумала Эви, но вслух лишь пошутила:

— Может, он просто испугался и сбежал?

— Если так, то он глупец. — Элия решительно поднялась. — Вставай. Моя очередь.

— Итак, я рад сообщить, что завтра днем вы предстанете перед королевской семьей, — объявил старший советник принца за ужином.

Долгожданная новость вызвала лишь глухое раздражение, и Эви едва не фыркнула. Предстанете. Не «вас представят» или «вас будут рады видеть». Предстанете. Потому что его высочество наконец соизволит их принять. Какая честь.

— Ох, уже завтра? — разволновалась Элия. — Нам ведь нужно подготовиться, продумать наряды, — сказала она так, будто все эти дни только об этом и не думала. Причем вслух!

Пока сестра задавала десятки вопросов, Эви медленно общипывала кусочек пряного хлеба, размышляя о будущем. Она обещала себе, что будет сдержанна и спокойна, как и подобает дочери конунга, пока ситуация не разрешится. Что угодно, лишь бы ее наконец услышали и отправили домой.

После ужина они собирались прогуляться по саду, как и в предыдущие дни, но советник Дэин внезапно изменил планы.

— Пойдемте со мной, — сказал он, — я хочу вам кое-что показать.

Он отвел их на второй этаж, снял с пояса связку ключей и открыл двойные двери. Солнце еще не село, и их взглядам предстала широкая галерея, залитая мягким светом. С одной стороны шел ряд высоких окон, с другой — на стене висели портреты и пейзажи, написанные умелой рукой. Эви уже видела работы этого художника в доме. Они были почти в каждой доступной комнате.

— Моя дочь, — пояснил советник, шагнув внутрь, — всегда любила рисовать. Она очень одаренная.

Эви скользила взглядом по полотнам разного размера. Он не лгал и не преувеличивал, как любящий отец преувеличивает заслуги ребенка. В этих картинах чувствовалось зрелое мастерство, но в то же время прослеживалась какая-то свежесть и, возможно, даже наивность. Словно в каждом написанном ею человеке дочь Дэина упорно пыталась найти что-то хорошее и вытащить это на поверхность холста.

— Любила? — переспросила Эви. — А что с ней сейчас?

— О, с ней все хорошо.

Дэин замер напротив своего портрета и улыбнулся. Моложе лет на пять, он выглядел торжественно серьезным, однако глаза излучали тепло и словно посмеивались.

— В прошлом году она переехала в Орван, центральное королевство, — пояснил он. — Преподает детям живопись. Пишет, что совсем нет времени творить для себя.

Они мельком осмотрели группу картин с членами его семьи и родственниками и остановились у небольшого темного полотна.

— Это она, — голос советника наполнился печалью и нежностью. — Моя Нэвия.

Девушка стояла вполоборота к зрителю, и ее силуэт словно проступал из мрака. Хрупкое обнаженное плечо, нежный овал лица, задумчивый взгляд, направленный куда-то в пустоту.

— Она такая красивая, — вздохнула Элия.

Она действительно была очень красивой. Темные вьющиеся волосы, почти сливающиеся с фоном, были собраны вверх в небрежный пучок, из которого торчала тонкая испачканная кисть. Одна сбежавшая прядка спускалась вдоль длинной шеи и ложилась тонким завитком на изящную линию ключицы. Возле пухлых красиво очерченных губ темнело неровное пятнышко, которое Эви сначала приняла за родинку, но, присмотревшись, поняла, что это краска. Только глаза, темно-карие, в обрамлении густых пушистых ресниц… в них не было света. Взгляд, устремленный в пустоту, был каким-то безжизненным и обреченным. Казалось, она глубоко несчастна, и этого уже не изменишь.

Дэин тяжело вздохнул и повел их дальше.

Миновав несколько картин с животными и восхитительный большой пейзаж со скалистым обрывом и возвышающимся над ним бело-голубым, будто прозрачным на фоне неба, замком, они подошли к месту, которое он хотел им показать. Центральную часть галереи занимали изображения королевской семьи.

Сцены были разными, но ни на одной из них король не позировал, будто художница воссоздала их по памяти. То он сидел на троне вдалеке, и его силуэт виднелся лишь частично поверх голов персон, собравшихся на аудиенции. То стоял на балконе над ареной, а позади него в тени угадывались фигуры женщины и двух молодых мужчин. На одной из картин король играл с советником Дэином в шахматы, а на скамеечке у его ног сидела женщина, положив голову ему на колени.

И наконец, здесь было несколько портретов красивого юноши — от мальчишки до почти зрелого мужчины. Казалось, Нэвия вложила в них все свое мастерство, потому что юноша был прекрасен. В нем угадывалось врожденное благородство и какая-то внутренняя сила, при этом ореховые глаза сияли теплом, а в уголках рта таилась мальчишеская улыбка. Одетый в светлые одежды, вышитые золотом, он будто светился, даже кожа была словно покрыта золотой пыльцой, поблескивающей на солнце.

— Это и есть принц? — Элия смотрела на него с нескрываемым интересом.

— Да, это принц, — тихо сказал Дэин и приложил руку к груди. — Принц Элиф, который погиб год назад. Да лелеют Первородные его душу в своей обители.

У Эви сжалось сердце. Такой юный и жизнерадостный, он напомнил ей об Ульфе. О том, как несправедливо, когда владыка смерти забирает лучших.

— В народе его иногда называют угасшим светом солнца… Потому что с его смертью солнце над Эфрией лишилось былой яркости.

— Если он погиб? — спросила Эви. — С кем же мы тогда встретимся завтра?

— Сейчас у королевства другой наследник, — пояснил советник. — Брат Элифа, принц Эрон. Я как раз хотел показать вам его.

Он сделал несколько шагов в сторону, и остановился у крайнего портрета, завершающего серию королевской семьи.

Молодой человек, изображенный на холсте, на первый взгляд не был похож на благородного принца. В скромных темных одеждах, он сидел под деревом, прислонившись спиной к широкому стволу, укрытый тенями. Поза его была расслабленной — одна нога согнута в колене, на бедре арбалет. Он не улыбался, глядя на невидимую художницу, но смотрел так, словно только что повернул голову, отвлеченный от раздумий, и его губы вот-вот изогнутся в улыбке. Возможно, Нэвия нарисовала его позже, как и других, выхватив образ из памяти. По крайней мере, было сложно представить принца позирующим несколько часов под деревом. Золотистый свет, проникающий сквозь листву, смягчал мрачный образ. Он не внушал страха или неприязни, но, конечно, в нем не было того внутреннего сияния, что исходило от его брата.