— Надеемся, Василек, ты поможешь нам, ведь дело у нас с тобой одно, — обратился к охотнику второй старик.

Тот рассеянно подтвердил:

— Конечно-конечно…

Тут же в дверь негромко постучали. Женщина в волнении вскочила на ноги и громким шепотом произнесла:

— Быстрее!

Пока ее муж помогал старикам подняться из-за стола, охотник быстрым шагом прошел в другую комнату. Не успел он войти в нее, как за его спиной, перегородив выход, с грохотом обрушилась крепкая железная решетка. Парень метнулся назад и, ухватившись за толстые прутья, затряс решетку. Лицо его было испуганным.

— Вы что? Ополоумели?! Выпустите меня!

Старики и мужчина снова уселись за стол, и лица у них стали еще мрачнее. Женщина, закрыв лицо руками, горько заплакала, потом громко крикнула:

— Входи!

Дверь отворилась, и в дом вошла светловолосая девочка с ружьем в руках. Она приблизилась к решетке, и, взглянув на человека, испуганно вцепившегося в прутья, спросила женщину:

— Это он?

Та кивнула.

— Выпустите меня! Кто — «он»? Кто я? Я ничего не понимаю! — закричал парень.

Мужчина взволнованно прошелся по комнате.

— Софья, мы не должны ошибиться… Ты… уверена? — обратился он к женщине.

Та подошла к пленнику и через силу тихо заговорила:

— Скажи мне, как тебя зовут?

— Василек…

— Из какой деревни ты пришел?

— Из Зеленого Лога.

— Как зовут твою мать?

— Ксения…

— Отца?

— Отца загрыз волк…

— Как звали твоего отца?!

Ничего не понимающий охотник с ненавистью выкрикнул:

— Его звали Михай!

Женщина горестно вздохнула, судорожно сцепив свои тонкие пальцы, и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Еще более встревоженный, мужчина осторожно взял ее под локоть и хотел о чем-то спросить, но женщина подняла на пленника глаза и с тихим презрением произнесла:

— А ты знаешь, Василек, что месяц назад тебя загрыз черный волк?

— Софья, что ты говоришь? — опасаясь за рассудок жены, в ужасе пролепетал мужчина.

Женщина не сводила пылающих глаз с молодого охотника. Тот стоял неподвижно и криво улыбался.

Старики зашевелились, а девочка отошла и присела в сторонке.

— Ксения — моя подруга детства… — бесцветным голосом заговорила женщина. — Месяц назад она прислала мне письмо, что похоронила и мужа, и сына Василька…

— Что это значит?! — в тревоге выкрикнул мужчина. — Объясни же мне наконец, я ничего не понимаю!

— Это не Василек, — глухо пояснил высокий старик. — И это значит, что волк может принимать облик того человека, которого убил. Это оборотень, Ладислав.

— Вы совсем спятили, — сказал охотник. — Если бы я был оборотнем, разве я пришел бы к вам сюда в западню?

— Ты не мог не прийти: ты хотел знать, что мы тут против тебя затеваем, — сказал второй старик. — Ты был в деревне и разговаривал с братом. Мальчик все правильно тебе передал — так, как мы его научили. Мы ждали тебя, волк. Вчера ты пытался отравить всю деревню, но у тебя не получилось. Тебя тянет к людям, так как тебе нужно их убивать, поэтому сегодня ты вновь вернулся к родительскому дому. У черного волка — черная душа… Но сейчас ты попался и живым отсюда не выйдешь.

— Нет, нет… подождите… — снова заговорил мужчина. — Это всё так ужасно… Софья, вдруг… это не он?

— Какая мать не узнает своего сына, Ладислав? Помнишь, как мы с тобой ждали его, нашего первенца, как тряслись над ним, малышом, как заботились? Вот он, наш сын… вырос какой… Зверь… — Женщина зашлась в рыданиях.

Мужчина, все еще сомневаясь, покачал головой. Тогда высокий старик встал, зажег от свечи большую щепку и, когда она запылала сильным ярким огнем, бросил факел через прутья решетки прямо в охотника. Через мгновение по запертой комнате в ужасе метался черный волк. Он бился своим огромным сильным телом о бревенчатые стены, и домик ходил ходуном. Люди, оцепенев, наблюдали эту картину. Волк в панике обернулся Дуем и затоптал пламя…

… Пекарь, сгорбившись, вывел плачущую жену из домика, снял с плеча свой тяжелый карабин и поставил его прикладом на землю. Опершись на ружье, он ждал. Его жена вытерла слезы и достала из-за пазухи тонкий черный платок. Пылающее закатом небо и освещенные багровыми отсветами сосны были очень красивы, но пекарь и его жена не замечали этого, погруженные в горькое ожидание…

— Ты хорошо рассмотрела черного волка, девочка? — спросил высокий старик.

— Да, — твердо ответила дочь пекаря и щелкнула затвором ружья.

Дуй стоял, скрестив на груди руки, и тяжелым взглядом смотрел на людей по ту сторону решетки.

— Ты помнишь, сколько горя этот зверь принес людям?

Девочка кивнула.

— Я не промахнусь, — сказала она.

… Старики, тяжело опираясь на посохи, вышли из домика и, не глядя в глаза скорбно застывшим пекарю и его жене, пояснили:

— Она попросила нас выйти…

Тут же раздался выстрел. Женщина покачнулась, но не заплакала. Она никак не могла повязать на голову черный платок, и муж помог ей.

Дверь отворилась, из нее вышла девочка. Ей было плохо. Зажав руками рот, бледная до синевы, она побрела в кусты орешника. Пекарь хотел помочь ей, но дочь слабой рукой отстранила его, и он послушно отошел.

Женщина, набираясь решимости, несколько раз глубоко вздохнула и сказала:

— Пойдем, Ладислав…

Старики вошли в домик вслед за родителями Дуя. Там было темно. Пекарь зажег свечу, и его жена дико закричала: ничком на полу, перед запертой железной решеткой, лежала светловолосая девочка. Липкие красные ручьи растекались из-под ее хрупкого тела. Ружье валялось рядом. Упав на колени, женщина обхватила руками мертвое тело и запричитала страшным, обезумевшим голосом. Пекарь, не понимая, что произошло, заплетающимся языком спросил стариков:

— Что? Что?

— Ушел… — утирая слезы, ответил высокий старик.

Пекарь выскочил наружу, на ходу срывая с плеча карабин. Черный лес глухо и враждебно шумел, разгоняя верхушками деревьев низкие тучи. Пекарь, озираясь и что-то выкрикивая, принялся беспорядочно палить из ружья по темным чащам, и эхо выстрелов, вспугивая птиц, разносилось далеко окрест по спящему, равнодушному лесу…

Дуй бежал, как загоняемый волками лось, — в панике, не разбирая дороги. Еще никогда в жизни он не испытывал такого ужаса. У него совсем не осталось сил, и он без конца падал, раздирая ладони и колени. Ветки больно хлестали его по лицу, и окровавленными руками он еле успевал размазывать заливающие глаза соленые струйки крови и пота. Даже упав, он продолжал свой унизительный бег — ползком, на четвереньках, позорно, кое-как — лишь бы оказаться подальше от того места, где чудом избежал гибели.

Трещали кусты, гудели деревья, на которые он налетал, испуганно орали разбуженные птицы, и это еще больше усиливало его панику. Наконец, задыхаясь, весь ободранный до крови, он упал, не в силах сделать еще хотя бы один шаг, и, обхватив руками голову, скорчился на земле в ожидании неминуемой смерти.

Где-то далеко гулко щелкали выстрелы, но погони не было — ночь, его союзница, в который раз выручила его. Когда Дуй отдышался и оказался вновь в состоянии соображать, он обнаружил, что забыл все до единого заклинания, которым обучила его старуха. Страх переломал его всего, подобно тому, как дикий, необузданный ураган расправляется с хлипкими деревянными домишками. Тупо уставившись в одну точку, Дуй несколько часов вспоминал то, что знал, а вспомнив, почувствовал, что опустошение, которое он сейчас испытывал, лишило его на время способности колдовать.

Еле волоча ноги, он побрел по лесу в ту сторону, где находилась пещера, и с содроганием вспоминал только что пережитое. Отвратительно осознавать себя глупцом… Легко же ему было презирать Кора, поверившего в беззащитность женщины… Дуй вспомнил все сомнения молодого короля и понял, что их ошибки очень сходны. Как легко и просто его обвели вокруг пальца! Как умно, тонко добились успеха… Он сам, ослепленный желанием узнать, как собираются ловить волка, ринулся в расставленную для него западню, за крепкую железную решетку… Дуй поежился. А ведь его подсознательное чувство не говорило, а просто кричало: опасность! А когда мать завесила окно белым платком, он сразу подумал, что это может быть подаваемый кому-то знак… Но они, те, кого он считал глупее себя, не дали ему времени на раздумья. И в этом крылась причина их успеха — в достоверности придуманной ими истории и быстроте.