… Уже давно взошла луна и мертвенным бледным светом озарила горы и лежащего у ног мальчика колдуна, а Рики все не мог себя заставить сдвинуться с места. Наконец, насмелившись, он произнес дрожащим голосом:

— Ты меня не обманешь, это, шалопуп!…

Колдун не шевелился. Рики настороженно смотрел на него. Дуй лежал неподвижно, словно спал, и это напомнило Рики что-то очень знакомое. Конечно же… Он спит, как заснула бабушка Арина, когда принялась его лечить. Нет, она тогда не заснула, а заболела…

— Заболел? — недоверчиво спросил Рики колдуна и, не дождавшись ответа, судорожно вздохнул.

Боком, осторожными мелкими шажками, он обошел Дуя, каждую секунду с ужасом ожидая, что то очнется и схватит его, подобрал бесчувственного домовишку и, спотыкаясь в темноте, побежал не разбирая дороги в горы.

14.

Наконец мальчикам повезло: землетрясение обрушило несколько деревьев, росших прямо по линии разлома, и два огромных бука как мосты, перекинулись через трещину. Не успели Тики и Дизи перебраться по ним на другую сторону, как ночь, словно птица на гнездо, опустилась на горы и накрыла их своими черными крыльями. О том, чтобы идти в темноте по опасным подъемам и спускам, через трещины и обвалы не было и речи. Но страх за Рики был сильнее усталости, и ночь Тики с Дизи провели, неподвижно лежа без сна и глядя в непроглядную тьму, продуваемую ветрами.

На рассвете какой-то слабый писк, донесшийся с соседнего утеса, привлек их внимание. Еле волоча ноги, они пошли взглянуть. Тут же им навстречу со скалы скатился темный мохнатый ком. Ком подпрыгнул, из него показались пушистые ручки, ножки, большие уши на круглой голове и блестящие печальные глаза — на обломок гранитной скалы перед мальчиками уселся домовой.

— Он еле нашел нас, — начал быстро переводить Дизи слова домового. — Он проводит нас к Рики…

Петух в рюкзаке Дизи истошно закричал. Мальчики бросились за домовишкой. Тот семенил и на ходу вел неслышный разговор с Дизи.

— Госпожа — это Арину он так называет — велела ему охранять Рики от крыс. Он только с крысами горазд драться. Ехал у Рики в рюкзаке, всю дорогу спал, — говорил Дизи.

— Что случилось? Дуй был? — нетерпеливо перебил его Тики.

— Он крыс почуял, вылез, начал их гонять… Потом его пришлепнуло, как из пушки… Очнулся — Рики рядом лежит, ночь… — Дизи замолчал.

— Ну?! Говори!

— Заболел он, — сказал Дизи.

— Ты что, дед, так и будешь ползти… до вечера?… — прикрикнул Тики на домового.

Тот обиженно фыркнул, свернулся клубком и, как мячик, покатился по тропе.

Рики в беспамятстве лежал на своей расстеленной куртке между трех больших валунов. Тики осторожно вынес его на ровное место.

— Никаких внешних повреждений. Скорее, нервное потрясение. Он должен скоро очнуться, — с облегчением сообщил Дизи, осмотрев мальчика.

Рики, действительно, вскоре пришел в себя. Вид у него был неважный. Он внимательно вгляделся в лицо Тики, потом слабо улыбнулся ему. Радостно засуетившегося петуха он узнал сразу, а увидев Дизи, испуганно вздрогнул.

— А кто это, Тики? — запинаясь, спросил он, указывая на Дизи, сидящего рядом на корточках.

— Это Дизи…

Рики покачал головой:

— Нет. Не надо меня обманывать. Я знаю, кто это…

Не сводя с мальчика глаз, Дизи медленно поднялся на ноги.

— Это… волк! — выкрикнул Рики и, уткнувшись лицом в плечо Тики, навзрыд заплакал.

— Рики, это же Дизи… — растерянно сказал Тики.

— Пусть он уйдет! Зачем он пришел сюда?

— Дизи, уйди, — тихо сказал Тики.

— Он бредит, ты же видишь…

— Отойди! — Тики заслонил собой мальчика, и Дизи, резко повернувшись, отошел на несколько шагов. Он сел на камень и обхватил руками голову.

— Ненавижу Дуя, ненавижу… — со слезами в голосе сказал он. — Кто дал ему жизнь? Кто выпустил зверя на свободу? — Он вскочил и, забывшись, шагнул к мальчикам. Рики в ужасе закричал. Дизи сделал руками примиряющий жест и снова отступил назад.

— Успокойся, — сочувственно сказал ему Тики. — Ты пугаешь малыша.

Еще несколько дней мальчики оставались на прежнем месте, на крутом склоне у трех валунов — Рики был еще слишком слаб, чтобы ходить. Он ничего не помнил из того, что произошло с ним, но некоторое время еще опасался Дизи и боялся спать по ночам. Тики не спал вместе с ним и рассказывал ему и петуху сказки.

— Ты уже не боишься Дизи? — спросил он во вторую ночь. — Рики кивнул. — А на кого он теперь похож?

— На белочку… — Рики улыбался.

— Вот и хорошо, — обрадовался Тики.

Вместе они рассматривали ночное небо, украшенное яркими блестками звезд, и Тики рассказывал мальчику о созвездиях, о далеких пылающих солнцах, которые не могут, как ни стараются, обогреть ледяные глубины космоса, о безбрежности пространства, простирающегося в своей бесконечности и вверх, и вниз, и вправо, и влево…

Рики слушал, и сердце его замирало.

— А где наш дом, Тики? Близко? — однажды вдруг спросил он.

— Близко, — задумчиво проговорил Тики, не сводя глаз с яркой зеленоватой звезды. — Совсем рядом.

15.

Багряная вечерняя заря зажгла небо над безмолвными лесами, и ее красные тревожные лучи ворвались через большие закругленные окна в просторную горницу.

Свой вызывающе красивый и необычный дом Арина построила по велению сердца, а не по традиции, хотя каждая новая мокошь строила себе чудное, не похожее на другие, жилище — всегда на одном и том же месте, разрушив прежнее.

Дом стоял особняком, на высокой горке, и жители уважительно глядели на него снизу вверх. Сейчас он был ободранным и обветшалым, но высился над разоренной деревней гордо, словно старый солдат, искалеченный, но не сломленный врагом. Внутри дом остался прежним — красивым, уютным, сверкающим безупречной чистотой. Забота о доме помогала Арине ощутить, что она еще жива, и засохший венок из васильков, который ей подарил внук в то, прошлогоднее, печальное лето, она хранила как самую большую свою драгоценность.

Арина сильно недужила и почти не вставала с лежанки. Днем она дремала, а едва наступала ночь, тоска цепко хватала ее за горло. Прожитая жизнь казалась ей тяжелой бесконечной дорогой, в конце которой ее не ждали ни счастье, ни хотя бы покой. Но даже после самой долгой ночи наступает рассвет, и каждый занимающийся день пробуждал надежду в ее полном жестокого отчаяния сердце.

Совсем одряхлев, Арина ходила с трудом, смущенно улыбаясь собственной беспомощности — старость подступила так быстро, что она не успела к ней привыкнуть. Она стала забывать события, имена, лица, но главное, из ее памяти выпали последние слова пророчества бабушки Катерины. Она даже не помнила, о хорошем говорилось или о плохом, но дни и ночи напролет пыталась вспомнить, произнося вслух все слова, какие только приходили ей на ум — вдруг среди них отыщутся те два, последние, важные…

Арина была бессильна узнать судьбу мальчиков. Едва они ушли, она, ползая на коленках, отыскала и черные волоски из бороды младшенького, и легкое перышко, зацепившееся за доску крыльца, и даже рыжеватый волос Второго. Напрасно Арина бросала их в гадательный горшочек — вода темнела, опуская непроницаемую завесу над тайнами чужих судеб.

Сегодня Арина вдруг вспомнила старинный способ гадания и с нетерпением ждала, когда догорит закат. Только смолк под крышей щебет пичужек и погасли в окнах последние закатные лучи, Арина зажгла по свече в двух бронзовых подсвечниках, немощными руками с трудом взгромоздила на стол большое потемневшее зеркало и подперла его цветочными горшками. Установив подсвечники по обе стороны от зеркала, она уселась за стол, прочитала заклинание и, наклонившись вперед, принялась всматриваться в серебристую поверхность.

Она не знала, сколько прошло времени, но вдруг далеко в глубине зеркала замерцал свет. Он рос, ширился, и неожиданно словно распахнулось окно в другой мир. Арина увидела синеющие в густых сумерках горы, высокие деревья, цепляющиеся корнями за скалы, и троих мальчиков, карабкающихся по крутому склону вверх. Из рюкзака одного из них высовывал голову белый петух.