Леди Андраде внимательно рассмотрела рукопись и покачала головой. Затем она что-то сказала Уривалю, тот кивнул и куда-то исчез, вскоре вернувшись в сопровождении юноши зим двадцати с виду, носившего четыре кольца, в каждое из которых был вделан крошечный рубин. Молодой человек сразу же обратил внимание на свитки и склонился над ними как зачарованный. Через мгновение он выпрямился, потер глаза и скорчил смешную гримасу, которая вызвала у Андраде слабую ответную улыбку.

Внезапно лорд Уриваль стремительно развернулся, судорожно потирая пальцами свои кольца, и уставился в пламя, казалось, глядя прямо в глаза женщине, стоявшей посреди залитого звездным светом круга. Юноша тоже поднял голову, и его голубые глаза под шапкой светло-русых волос изумленно расширились.

Отчаянно торопясь, женщина сняла заклятие и принялась расплетать звездную ткань. Огонь в круге потух, и только на секунду ярко вспыхнула пирамида. Затем и она потемнела, превратившись в обыкновенную кучу обломков гранита.

Когда видение внезапно оборвалось, кое-кто из стоявших в круге зашатался и застонал. Женщина нахмурилась, напомнив себе, что в следующий раз придется проверить каждого на обладание даром, поскольку готовности сделать что-то из страха здесь было явно недостаточно.

— Привезите мне молодого человека по имени Масуль из поместья Дасан, что в Марке. Как, это ваше дело, но непременно живым, здоровым и не повредившимся в рассудке. Я не хочу, чтобы вы причинили ему вред.

Все девяносто девять, за исключением троих, поклонились ей и растаяли в де ревьях; при этом многие опирались на своих товарищей. Женщина подвигала онемевшими руками и потерла друг о друга слегка обожженные ладони. Это помогло: ей требовалось время, чтобы прийти в себя.

— Зачем он тебе понадобился? — возмущенно спросил старший из сыновей Янте. — У тебя есть я.

— Мы, — вкрадчиво поправил его средний брат.

— Ваше время еще не настало, — твердо ответила она. Младший из братьев слегка улыбнулся.

— Да, миледи Мирева. Конечно.

Мирева внимательно посмотрела на них, вспоминая трех грязных маленьких варваров, которых она превратила в юных принцев. Девятнадцатилетний Руваль, старший из братьев, уже перестал расти, но для полной зрелости ему требовалось нарастить мышцы. Темноволосый и голубоглазый, он чертами напоминал покойного деда, верховного принца, но глаза ему достались от Янте. Маррон, годом младше, был неуклюж, костляв и довольно инфантилен. Он больше остальных походил на мать, получив в наследство от отца тяжелые веки и ярко-рыжую шевелюру. Младшему, Сегеву, едва исполнилось шестнадцать, и был он мальчишкой во всех отношениях. Глаза у него были серо-зеленые (как у самой Миревы), их разрез напоминал глаза Янте, но волосы были такими же черными, как у Ролстры. Он бул самым умным из троих и, как ни странно, самым послушным. Мирева понимала и ценила это — он доверял ее мудрости и делал то, что она велела; однако в нем скрывалось проницательно замеченное и умело возбужденное ею честолюбие, превосходившее амбиции старших братьев.

— Зачем понадобился? — внезапно спросила она, эхом повторяя заданный Рувалем вопрос. — Потому что вы еще маленькие. Сначала научитесь владеть той силой, которую получили от бабки. А этот Масуль всего лишь забавный врун, но он создаст Рохану серьезные трудности.

— Особенно если ты приложишь к этому руку, — с улыбкой заметил Маррон.

Мирева предпочла не заметить скрывавшейся за восхищением насмешки.

— На самом деле сейчас важнее всего свитки. Конечно, вы не чета остальным и обратили на них внимание. Пока здесь правили наши люди, фарадимы сидели на своем острове и бездельничали. А затем явились сюда без всякого предупреждения и вытеснили нас. Они годами тайно следили за нами, изучали наше искусство, чтобы воспользоваться им в своих целях, и применили его против нас же. Они лишили нас власти и загнали в эти горы. А потом уничтожили всякую память о нас и обрекли наше искусство на забвение. Но все, что фарадимы успели узнать о нас, они записали. А сейчас кто-то нашел эти свитки и передал их в руки леди Андраде.

— Похоже, она не понимает в них ни слова, — прокомментировал Руваль.

— Но поймет. Она умна… и безжалостна. Она захочет, чтобы фарадимы овладели той силой, которая некогда была подвластна нам.

— Значит, свитки должны быть уничтожены, — догадался Маррон. — Это легко сделать, даже на таком расстоянии. Стоит лишь верно направить небольшой кусочек звездного пламени, и…

— Нет! Я должна знать все, что в них написано! Я должна знать все, что мы утратили!

— Тогда их нужно украсть, — сказал Сеген. — Так же, как в свое время у нас украли это знание. А что, если…

Мирева, освещенная звездным светом, прищурилась.

— Что «если»? — требовательно спросила она.

— Если кто-нибудь наделенный дором учиться в Крепость Богини, завоюет их доверие и украдет свитки?

— Кого это ты имеешь в виду? — вкрадчиво спросил Маррон.

— Не тебя, — отрезал младший брат. — У тебя хитрости столько же, сколько у самого тупого из драконов.

— Думаешь, у тебя ее больше? — окрысился Руваль.

— Ровно столько, чтобы справиться с этим делом. И я с ним справлюсь. — На его остром лице заиграла злобная улыбка. — А заодно и расквитаюсь с нашей дорогой тетей Пандсалой за предательство деда во время его войны с принцем Роханом.

— Единственной твоей задачей будут свитки, — сказала Мирева. — Оставь принцессу-регента мне… и Масулю, который ей то ли брат, то ли нет . — Она довольно рассмеялась, — Отлично, Сегев! План, достойный принца и сына диармадима. Но до отъезда тебе придется кое-чему поучиться. Завтра вечером придешь ко мне домой.

Они поняли это как разрешение уйти и оставили ее. Мирева слышала, что они сели верхом и, позвякивая уздечками, углубились в лес. Издалека донесся насмешливый голос Маррона, дразнившего брата, который решился стать слабаком-фарадимом. Когда отголоски спора утихли, она пустилась в неблизкий путь к дому, наслаждаясь прикосновением пробивавшегося сквозь листву звездного света.

Мирева жила в маленьком каменном домике, который был намного больше, чем казался снаружи. Он стоял на склоне холма, но на самом деле уходил вглубь него благодаря стараниям многих поколений предков. Наружу выходили лишь две комнаты, но в обшитой досками задней стене была потайная дверь, которая вела в наиболее важную часть дома. Мирева задержалась, чтобы растопить камин и согреть помещение, а потом подошла к стене из плохо оструганных досок и нажала на скрытый в пазе между планками рычаг. Затем, слегка застонав от усилия, она налегла на дверь, та протестующе заскрипела и открылась. В протянувшемся за ней коридоре было так же темно, как и за окнами дома. Мирева ударила кресалом по кремню (при желании она могла вызвать Огонь, но предпочитала не пользоваться способами фарадимов, если этого можно было избежать), и фитиль послушно вспыхнул. Держа в руке тонкую восковую свечу, женщина пошла по утоптанному земляному полу, не глядя на ходы с низкими потолками, убегавшие в стороны от главного коридора. Наконец она открыла нужную дверь и вставила свечу в подсвечник.

Комната тут же наполнилась отблеском золотых и серебряных украшений и радужным сиянием драгоценных камней. В углу стояло тяжелое зеркало, оправленное в полночно-синий бархат, на котором были вышиты серебряные звезды. Вся комната была уставлена огромными сундуками и лежавшими на столах ящиками. Мирева взяла маленький ларец и открыла его, вынув сложенный кусок пергамента, в который было завернуто что-то мелко накрошенное и ломкое. Она заметила, что в ларце осталось только пять таких упаковок; скоро надо будет снова идти высоко в горы, где растет самая сильная и могучая трава…

Затем она вернулась в наружные комнаты. Тяжелая дверь скользнула на место, не оставив и намека на то, что она существует. Взяв бутылку и чашу, Мирева села в стоявшее у камина мягкое кресло, высыпала содержимое пергамента в бутылку, подождала, пока трава не растворилась, затем налила вино в чашу и осушила ее тремя жадными глотками. Сегодня она уже выпила одну такую чашу, но действие ее давно кончилось, а Миреве хотелось еще. Когда зелье проникло в кровь женщины, на ее лице показалась блаженная улыбка. Какими дураками были фарадимы, что боялись этого! Хотя, возможно, их магия солнца и луны была слишком уязвимой для драната. Древние считали его источником неиссякаемой силы, а привычку к нему — свидетельством всемогущества…