Туор стоял перед королем как болванчик, лишь раскрывая рот, а говорил за него опять же Ульмо. Сказано было, что близок Час, и что пора уходить к морю, каковое всегда было последней надеждой эльфов. Но за долгие годы самовластного и никем не контролируемого руководства Тургон разболтался. «Близок час, близок час, – думал он. – Времени только полдевятого. Знаем мы, какая там надежда, в море-то. Этот старый водяной одних наших сколько перетопил, не говоря уж о прочих недоделанных. И вообще, какого орка я буду верить этому смертному, запакованному в мои же доспехи?»

И решил Тургон никуда не уходить, а вместо этого поручил Маэглину составить план-график мероприятий по дальнейшему повышению и всеобщему укреплению бдительности и политической грамотности. Туор остался в Гондолине, и действительно, все пошло само собой, но в немного ином направлении, чем хотелось Ульмо. Несмотря на то что с лесами на территории Гондолина было напряженно, Туор и Идриль все же ухитрились где-то побродить, и весной следующего года родился их сын – Эрендил полуэльф. Тургон оказался значительно умнее Тингола, и не стал по этому поводу закатывать истерик или требовать невыполнимых клятв. Однако смуглый Маэглин, который все прошедшие столетия безнадежно сох по Идриль, созерцая счастливое семейство, окончательно почернел от злости, и не мешкая пошел заниматься горнорудным промыслом. Засевши в шахте он дождался, пока его не возьмут в плен орки, и под страхом пыток выдал город Гондолин со всеми потрохами, после чего был сразу же отпущен и доставлен обратно в шахту с нижайшей просьбой пока что помалкивать о приключении.

Семь лет готовился Моргот расправиться с остатками нольдора в Средиземье, а подготовившись, таки и расправился. В процессе общей резни эпизодами прошло несколько мелких резнюшек, в одной из которых, в частности, Туор ликвидировал Маэглина, еще раз таким образом доказав, что люди в разрешении конфликтных ситуаций всегда более конструктивны, нежели эльфы.

После этого Туор вывел остатки гондолинцев через аварийный тоннель, такой же, как когда-то Саурон построил в Ангбанде, но Моргот предвидел возможность плагиата со своих идей. На выходе отряд Туора был встречен злыми криками орков и дружелюбной улыбкой Барлога. И была бы гондолинцам тут окончательная хана, если бы не свалившаяся буквально с неба авиационная поддержка в лице орла Торондора с подчиненными. Орки были перебиты, а о том, куда делся барлог, в легендах не говориться – возможно, среди Страйк Иглов и Файтинг Фалконов затесался Альбатрос-А-40 в противопожарном варианте.

И тогда увел Туор свою команду к берегу моря, и соединились они с отрядом Эльвинг, который уже окопался в тех краях – особенного тесно соединилась сама Эльвинг с Эрендилом. Для пущей официальности был избран очередной верховный король

– Гил-Гэлад Фингович, но Морготу на это было, в общем-то, уже наплевать, верховный король, королевствующий над от силы четырьмя тысячами народу, его заботил не больше, чем какой-нибудь лидер народного фронта освобождения Бурунди заботит президента США. Но коварный враг просчитался. Живя на побережье, эльфы вновь мозолили глаза Ульмо. Он мог, конечно, организовать цунами и затопить их всех разом, но тогда оставался открытым вопрос с орками, плюющими в лицо Ульмовым воплощениям, и поэтому повелитель вод отправился в Валинор. Там он принялся говорить о нуждах эльфов, и о том, что нужно их запихнуть обратно к ногам великих, а Моргота изничтожить, и тогда исполнится предначертание, а заодно и он, Ульмо, будет доволен. Но Манве, как всегда, начал мяться, жаловаться на то, что клятва Феанора ему неподвластна, и на этот раз Ульмовские маневры кончились вроде бы ничем, но знающие верховного короля валар окончательных выводов не делали, памятуя, что Манве всегда долго раскачивается перед тем, чтобы что-то сделать или не сделать.

А Туор же почувствовал, что стареет, построил корабль и поплыл на нем со женою своя нафиг, и говорят, что там ему сделали хирургическую операцию по изменению расы, причислили к светлым эльфам и предоставили все связанные с этим льготы. Вот как оказывается полезно вовремя попасться под руку кому-нибудь из великих в нужное время в нужном месте.

Внучка Хурина и Лютиен пленила сердце сына Туора и Идриль, а он в свою очередь пленил сердце ее, и, таким образом, среди высоких эльфов продолжали появляться на свет креолы и метисы. Но по причине общего спада культуры, расизм у остатков нольдора не развился, и Элронда с Элросом (так звали очередную порцию полукровок) никто особо не шпынял. Вскоре после их рождения Эрендил затосковал об родителях и решил тоже поплавать по морю, совершенно упустив из виду, что оставшиеся 57.2% Феанорычей могут узнать о местонахождении сильмариля. А может он и думал об этом, но чувствовал себя обязанным создать условия для развития дальнейших трагических эпизодов.

Итак, по отплытию Эрендила, к Эльвинг явились послы все той же неугомонной семейки и предложили дружбу в том смысле, что кто отдаст нам камешек, тому ничего не будет. Но гордая креолка (вернее квартеронка) отказала братьям, и тогда вновь произошел вооруженный конфликт. На и так уже пощипанных изгнанников Гондолина набросились феаноровцы, ставшие опять свирепыми и ужасными, но потом часть из них развернулась и пошла против той части, которая развернуться не пожелала, и как там все происходило дальше, сказать трудно, а когда на помощь своему и раньше-то немногочисленному народу вернулся от Кирдана Гил-Гэлад, то выяснилось, что теперь у него подданных осталось и вовсе всего ничего, и то, что число Феаноровых сыновей уменьшилось ровно вдвое, утешало, но не очень. А Эльвинг с сильмарилем на груди пыталась утопиться в море, но Ульмо превратил ее в птицу и гнал ее над морем до корабля Эрендила, который уже бросил поиски папы-мамы, а держал курс ни много ни мало, как на Валинор. Неизвестно, из каких соображений положил Эрендил усталую птицу к себе в постель, и нигде не говорится, что он ощутил, когда пернатое существо преобразилось в любимую женщину. По крайней мере с криками «Шайтан! Шайтан!» он в то утро на палубу не выскакивал, да и вообще в кают-компании появился лишь к полудню.