В 1976 году праздновался юбилей 200-летия образования США. Этот юбилейный сезон ознаменовался премьерами 45 американских опер, сюжетно, как правило, связанных либо с историей Америки, либо с современной действительностью. А вообще с 1969 по 1987 год состоялись премьеры более 1100 американских опер. Американскую оперу принято делить на «традиционалистскую» и «авангардистскую». Естественно, всегда есть произведения, не попадающие ни в одну из этих групп, но все же чаще всего именно эти две ориентации (на традицию и эксперимент) определяют развитие искусства. Признанный лидер «традиционалистского» направления — Джан Карло Менотти. Он писал оперы и в 70-е годы, хотя критики заметили снижение его творческой активности. Одна из опер («Тамутаму») была названа «этнографической», так как писалась по заказу Международного конгресса антропологических и этнологических наук. Один из ярких и известных композиторов этого направления — Томас Пасатьери. Он родился в Бруклине, в семье выходцев из Сицилии. Его считают композитором, «угадавшим желания публики», чем и объясняют его успех. Всеамериканскую славу ему принесла опера «Чайка», написанная им по произведению А. Чехова.

Л. Бернстайн и К. Флойд также сыграли серьезную роль в формировании американского музыкального искусства. Экспериментальная опера питалась совсем не американской идеей. Авангардисты обратили свои взоры на Восток — в моду входили религии Востока: индуизм, ламаизм, буддизм. В них добавились практики медитаций и атмосферы «наркотических бдений». В жанровом отношении авангардисты представили публике «инструментальный театр», хеппенинг, авангардистский «балет» и «кибернетическое искусство». Экспериментальная опера была связана и с так называемым минимализмом (или же с «репетитивной, медитативной, процессуальной» музыкой). На это направление в опере оказали сильнейшее влияние религиозно-философские учения Востока, получившие в 60—70-х годах широкое распространение в Америке. Именно «трансовый» характер этой музыки способствовал ее популярности среди молодежи. Одним из самых ярких представителей этого направления принято считать Ф. Гласса.

В 1990 году Елена Образцова выступала в спектакле «Метрополитен-опера» «Бал-маскарад» Д. Верди в роли Ульрики. В 1997 году Ирина Архипова участвовала в постановке оперы П. Чайковского «Евгений Онегин». В этом же году художественный руководитель Мариинского театра В. Гергиев был назначен главным приглашенным дирижером «Метрополитен-опера». В 1998 году им был поставлен «Борис Годунов» М. Мусоргского.

К началу 80-х годов в США была сформирована развитая инфраструктура, включающая в себя более 1000 разных музыкально-театральных коллективов. Для формирования общественного мнения, для решения организационных задач, для оценки и распространении информации и т. д. существуют научные и статистические учреждения — это Национальный институт музыкального театра в Вашингтоне, статистическое бюро «Опера Америки», «Опера сервис» и многие другие «вспомогательные» учреждения. Вся деятельность оперных (и музыкальных) театров США непосредственно зависит от аудитории и спроса у публики. Но именно это обстоятельство заставляет заботиться многих о сохранении и приумножении аудитории. Интерес к оперному искусству должно воспитывать и постоянно поддерживать. Перед многими структурами (обслуживающими) стоит постоянная задача — создать такие общественные группы, для которых будет престижно посещать оперу. А потому американцы заняты постоянной разработкой таких программ, которые бы воспитывали именно оперную аудиторию. В частности, в 80-е годы была принята подробная программа «Опера на 80-е и последующие годы». В конце 80-х — начале 90-х годов российское центральное телевидение давало прямые трансляции ряда спектаклей «Метрополитен-опера», в частности, «Трубадура» Д. Верди с Л. Паваротти.

Ярмарки и народные гуляния занимали в жизни русского городского населения очень заметное место. Большие толпы народа собирали многочисленные гуляния в Москве. В году их насчитывалось до тридцати. Излюбленными местами весенних гуляний были Новинское, Марьина роща, Девичье поле. Центром зимних гуляний становились ледяные горы, которые сооружались на Разгуляе, на Неглинной и Москве-реке в селе Покровском, а также под Новинском и на Девичьем поле. Катальные горы свое прочное место занимали и на гуляниях петербуржцев — ставились они на Неве, Фонтанке, недалеко от Смольного перевоза, на Адмиралтейской площади.

На гуляниях можно было увидеть вожака с ученым медведем и козой. Вообще с учеными медведями ходили по Руси с незапамятных времен. И, скорее всего, первыми «медведчиками» были скоморохи. Многочисленные медведи в гербах русских городов (Новгорода, Ярославля, Перми, Русского Севера) говорят об уважительном отношению к этому зверю, даже культу его. В народе верили в чудесную силу медведя (что он лечит), а потому не случайно сохранилось присловье медвежьего поводыря: «У кого спина болит — спину помнет, у кого живот болит — горшки накинет, а у кого в боках колотья, он их приколет». Уважительное отношение хозяина к медведю складывалось и по той причине, что вожаки по-настоящему привязывались к постоянному своему спутнику. Подчас медведь был единственным кормильцем и становился полноправным членом ватаги и семьи. С медведями по ярмаркам ходили вплоть до начала XX века. Медведь умел кланяться (а хозяин приговаривал при этом — «поздравь людей с праздником!»), медведь играл с «козой» (в нее был обряжен актер, который и дразнил медведя). Ловкие тексты поводыря, сопровождаемые движения медведя, создавали впечатление, что медведь понимает человеческую речь. Просил хозяин показать «как бабы на барщину ходят» — медведь и показывал: сначала прихрамывая и тихо продвигаясь вперед, а потом, оседлав палку, быстро пятился назад, чем вызывал восторг у публики. Умели медведи многое и разное: и показать как «бабы в гости собираются», и как башмаки надевают, и шляпу снимал с хозяйской головы и надевал на себя, немилосердно ее комкая. Тут было все весело — и пантомима ученого медведя, и остроумные тексты вожака.

Раек, или потешная панорама — непременная часть праздничных увеселений. Что такое раек? Это небольшой, аршинный во все стороны ящик с двумя увеличительными стеклами впереди. Внутри его перематывается с одного катка на другой длинная полоса с доморощенными изображениями разных городов, великих людей и событий. Зрители платили по копейке и глядели в стекло, а раешник передвигал картинки и рассказывал всяческие присказки к каждому новому виду. Присказки были часто замысловатые. За копейку можно было посмотреть «землетрясение Лиссабона», за пятачок показывали даже англо-бурскую войну и бой под Ляояном. Раек — это русская забава, раек — это театр, а раешник, конечно же, артист, и чем он талантливее, тем больше зрителей отдадут ему свой пятачок.

«Посмотрите, поглядите, — весело и выразительно выговаривал раешник, — вот большой город Париж, в него въедешь — угоришь. Большая в нем колонна, куда поставили Наполеона; а в двенадцатом году наши солдатики были в ходу, на Париж идти уладились, а французы взбадаражились». Или все о том же Париже: «Поглядите, посмотрите! Вот большой город Париж; туда уедешь — сразу угоришь. Наша именитая знать ездит туда денежки мотать; туда-то едет с полным золота мешком, а оттуда возвращается без сапог и пешком!»

«Трр! — кричит раешник. — Другая штучка! Поглядите, посмотрите, вот сидит турецкий султан Селим, и возлюбленный сын его с ним, оба трубки курят и промеж собой говорят!»

Мог раешник запросто высмеять и современную моду: «А извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать Ляксандровский сад. Там девушки гуляют в шубках, в юбках и в тряпках, в шляпках, зеленых подкладках; пукли фальшивы, а головы плешивы». Острое словечко, сказанное задорно и без злобы, конечно же, прощали, даже и такое: «Вот, смотрите в оба, идет парень и его зазноба: надели платья модные да думают, что благородные. Парень сухопарый сюртук-то старый купил за целковый и кричит, что он новый. А зазноба отменная — баба здоровенная, чудо красоты, толщина в три версты, нос в полпуда да глаза просто чудо: один глядит на вас, а другой в Арзамас. Занятно!» И правда занятно. Своеобразной социальной сатирой становились присказки раешников, как, например, эта — о Петербурге, где всегда проживало очень много иностранцев. «А вот город Питер, — начинал приговаривать раешник, — что барам бока вытер. Там живут смышленые немцы и всякие разные иноземцы; русский хлеб едят и косо на нас глядят; набивают свои карманы и нас же бранят за обманы». Талантливые русские раешники прекрасно понимали, что прибаутки их должны быть не только комментариями к картинкам, но и выполнять функцию рекламы. Все балагурство их было обращено не столько к смотрящим картинки, сколько к тем, кто стоял вокруг панорамы и ожидал своей очереди заглянуть в заветное окошко. Это был настоящий театр одного актера.