Едва князь Большой Ногайской орды Урус[20] проведал о том, что на башкирских землях в междуречье закладывается новый город, он пришел в бешенство и открыто стал проявлять враждебность к России. Участились случаи нападения ногайцев на Уфу. Правда, местному стрелецкому гарнизону удавалось отражать их.

Так и продолжалось бы, наверное, если бы Иван Грозный не решил задобрить Уруса, отправив в Большие Ногаи послов. Вручая князю богатые дары, царские посланники объяснили:

— От нового града всем будет выгода великая. Он послужит ногаям для защиты от лихих людей — от донских да волжских казаков.[21]

Однако тот оказался не столь доверчив.

— Ой, хитрите! — сощурившись, молвил князь и высокомерно добавил: — На что мне защита ваша?! Думаете, не вижу я, зачем вы силы свои в то место стягиваете? Знаю, что у Белого царя на уме. Так что передайте ему мое слово: ежели не прекратит строить город, я разгромлю его войска и снесу все укрепления![22]

С таким ультиматумом отпустил он послов обратно в Москву.

Так и не сумев поладить с ногайцами, Иоанн призвал к себе из Астрахани находившегося под его покровительством царевича Мурата, изгнанного из Крыма родным дядей Ислам-Гиреем, убийцей его отца хана Мурат-Гирея. Несколько дней кряду государь ублажал, угощал его, сетуя на обострение отношений с ногайским князем.

— Грозится Урус Уфу и прочие города порушить. Ежели поможешь усмирить его, уж я не поскуплюсь.

Мурат-Гирей вначале противился, но под давлением царя был вынужден согласиться пособить московитам.

Вернувшись с царскими подарками в Астрахань, он зазвал к себе послов Уруса. Прикинувшись, будто ему неизвестно о недовольстве князя строительством нового города, он, как бы между прочим, поинтересовался:

— Вы, часом, не знаете, как идут дела в том самом граде на земле башкир, что строится по моей просьбе?

Вкушавшие московское угощение послы Больших Ногаев растерянно переглянулись.

— Впервые слышу, что город строят по просьбе царевича Мурат-Гирея, — удивился один из посланников.

— Я тоже не знал… — пожал плечами другой.

Мурат-Гирей громко рассмеялся.

— Что ж вы так оплошали, а? Неужто не слыхали, что земли по Идели, Дону, Яику и Тереку я получил в дар от Москвы? И все тамошние укрепления возводились и возводятся по моей просьбе, — не моргнув глазом, продолжал врать царевич и стал внушать гостям, чтобы ногайцы не трогали построенных русскими укреплений, не портили с ними отношения.

Довольные приемом, ногайские посланники внимали ему благосклонно и дали обещание повлиять на князя Уруса. Вернувшись с щедрыми дарами из Астрахани, они убедили князя скрепить договор с Москвой.

А тем временем колонизация Башкортостана шла полным ходом. Число переселенцев из центральной части России неуклонно росло. Направляемые из Москвы чиновники, стрельцы, пушкари, подьячие бесцеремонно сгоняли башкир с прилегавших к Уфе исконных вотчинных земель. К тому самому времени относится появление первых русских поселений в окрестностях города. Кроме русских, на башкирские земли стали переселяться верные царю татарские мурзы.

Иван Грозный, удовлетворенный тем, что ему удалось при помощи хитроумной уловки склонить князя Больших Ногаев Уруса к подписанию соглашения, начал было подумывать о том, чтобы наведаться как-нибудь в Казань. Но государю все недосуг было осуществить свое намерение. Во-первых, он никак не мог разобраться со своими женами и сожительницами, меняя их одну за другой. Во-вторых, в том же самом году Крымское ханство и Малые Ногаи попытались завладеть Астраханью. Правда, тщетно. В ноябре же следующего года погиб, попав под горячую руку грозного отца, наследник престола Иван.

Между тем царю все больше и больше досаждали неприятные вести, приходившие с востока. Сибирский хан Кучум, неоднократно нарушавший договор с государством Московским об уплате дани, продолжал совершать набеги на подвластные ему территории, в том числе на пограничные башкирские земли. Особенно активизировался он, когда проведал о неудачах русских в продолжающейся Ливонской войне.

Узнав о том, что тот подстрекает к разборкам с Россией ногайцев с казахами и, угрожая расправой, запрещает сибирским народам платить дань, Иван Грозный и вовсе разгневался.

— Вконец обнаглел Кучум-салтан, — проговорил он сквозь зубы. — И куда только смотрят купцы Строгановы? Разве не поручал я им укрепления ставить да защищать подданных российских? Что слышно-то?

— Не могу знать, потому как никаких вестей оттудова пока что не было, — сказал ему на это Федор Басманов.

— Стало быть, надобно немедля гонца слать. Пускай выведает, как выполняется мой приказ, — распорядился государь.

Получив новую грамоту Ивана Грозного, Строгановы встревожились. А тут еще, как на грех, кучумовские татары с остяками да вогуличами нагрянули. Напали числом в семьсот человек на их городки.

«Ладно, Ермак с казаками выручили, отбили непрошеных гостей. Выходит, не зря мы их тут держали, кормили, поили да одевали. Хоть и накладно вышло, а все не без пользы…» — рассуждал старший Строганов.

А тем временем люди Кучума, получив отпор, отправились к Соликамску, захватили его и сожгли дотла, как и многие окрестные деревни.

Строгановы запаниковали.

— Грянул час! Вижу я, нет у нас выхода иного, — сказал Семен, обращаясь к племянникам. — Мешкать нынче уже нельзя. Приперты к стенке так, что дальше уж некуда. Придется Сибирского салтана воевать, воров на дело пускать.

— А кто ж наши-то городки охранять станет? — спросил Максим.

— Соберем новую дружину. Мало ли вокруг всяких бездомков…

Договорившись, Строгановы, не откладывая, послали за казачьим атаманом.

— Вот какое у нас до тебя дело, Ермак Тимофеев сын! Намедни был тут гонец от самого государя. Иоанн Васильевич требует доложить, что да как, мол, доколе салтан Сибирский своевольничать будет… — сказал Семен.

— Доверь нам с Кучумкою разобраться, хозяин, — не дал ему закончить Ермак. — Пошли казаков за Камень. Чай, казаки мои показали, на что способные, — с гордостью добавил он. — Не одни городки обороняли, а и вогуличей, вотяков да пелымцев по велению твоему воевали.

— Верно говоришь, дружину твою мы испытали. Да вот ума не приложу, как Иоанну Васильевичу про нашу затею доложить?.. Не осерчает ли, что мы без царского его ведома казаков на салтана Сибирского бросили?.. — все еще сомневался Семен.

— Неужто станете у царя дозволение испрашивать? Пока суд да дело… А ну как сибирцы в другой раз заявятся?

— Твоя правда, Ермак. Врага надобно упредить, — согласился Семен Строганов и, почесав за ухом, махнул рукой. — Эх, была не была! Как говорится, сто бед — один ответ. Готовь войско свое к походу. Токмо помни про наш прежний уговор: ежели чего, на нас не кивай. Сами, мол, решили грехи тяжкие подвигами во благо Руси великой искупить.

— Ладно, хозяин, по рукам! Положись с племяшами на нас. Вы — наши благодетели. Уж мы-то вас не подведем, — отвечал ему с поклоном Ермак. — Пока салтана Сибирского не одолеем, государю про нас не докладывайте.

— Прежде чем в поход выступать, снарядиться бы как следует…

— Верно, хозяин, — согласился атаман. — Перво-наперво должно удвоить число ратников и положить дружине поболе денег, платья, ружий, зелья[23] да свинца.

— Припасы — не твоя забота, Ермак Тимофеев. Ратных людей тоже тебе подберем…

И вскоре дружина, состоявшая поначалу из казаков и всех мастей лиходеев, пополнилась еще тремя сотнями ратников. Среди них были не только русские, но и татары, а также выкупленные из ногайского плена литовцы и немцы. У каждого из них была своя цель: казаки надеялись на помилование, разбойников привлекала добыча, пленных иноземцев — свобода.