Развивая мысль свою дальше, Ермак все взвесил и усомнился: нет, Москва пошлет на него дружину. Людей, оружия и пороха-зелья осталось мало, и ему ни за что не справиться с царским войском. А каково выживать в далекой Сибири с ее лютыми зимними морозами среди враждебного окружения да без связи с другими странами!..

— Ничего не поделаешь. Придется налаживать сношения с Иваном Васильевичем да поскорее, — вслух произнес Ермак и велел позвать писаря.

Когда тот явился, атаман сказал:

— Приготовься-ка, братец. Будем сочинять челобитную государю.

— Сызнова, что ли?

— Ну да… Первая отписка наша в дороге застряла, потому как Иван в пути занемог, — пояснил Ермак и кивнул писарю: — Пиши давай, не мешкай!

Доставку письма атаман доверил Матвею Мещеряку.

— Будь начеку, друже! До Москвы добирайся не напрямки. Сперва наведаешься к Семену Строганову. Вручишь ему мое послание. А уж он-то придумает, как его государю передать. Царедворцев Строгановы знают. Небось найдут подходы к царю, сумеют как-нибудь усмирить его гнев.

— Все ясно, атаман. Повеление твое будет исполнено!

Матвей Мещеряк в тот же день отбыл с конными казаками из Кышлыка.

Сделав остановку в одном из башкирских аулов на берегу Тобола, он прихватил с собой проводника.

Через две недели казаки встретились с Иваном Кольцом и вместе с ним отправились в городок, где проживал Семен Строганов. Узнав об успехах снаряженной им дружины, тот, не помня себя от радости, обнял и расцеловал каждого, приговаривая:

— Дорогие мои, бесценные! Да вы не токмо себя спасли, а и от меня неминуемую погибель отвели! Теперь-то уж нам нечего бояться… Государю весть наша придется по нраву.

Наскоро собравшись, Строганов выехал в сопровождении казаков в Москву. Прибыв во дворец, он переговорил с Федором Басмановым. Высокопоставленный царский наперсник устроил заводчику встречу с государем, и тот взахлеб поведал ему во всех подробностях о великих событиях, произошедших за Уралом.

Иван Грозный давно не был так счастлив и на радостях допустил к себе казаков.

Те упали перед ним на колени, затем передали драгоценные дары сибирские и челобитную.

Царь велел зачитать послание Ермака. Выслушав обращение, он минуты две раздумывал, не меняя сурового выражения, но потом не выдержал и, скривив в улыбке губы, изрек:

— Вот истинные сыны Отечества нашего! И за беспримерное геройство заслуживаете всяческих похвал и почестей. Благодарствую за радение и верную службу вашу!

Не зная, как выразить безмерную радость, казаки один за другим припали к ногам Ивана Грозного и со слезами на глазах облобызали его сафьяновые красные сапожки и полы халата.

— О великий наш государь, мы лишь исполняли священный долг перед тобой и Господом Богом! — с чувством воскликнул прощенный преступник Иван Кольцо.

Иоанн наградил Ермаковых посланников, велев выдать им большую сумму денег и сукно. А в ознаменование присоединения просторов Сибири к государству Российскому были устроены пышные торжества.

Три дня отмечала Москва победу над Сибирским ханством. Возвещая о великом событии, заливались колокола, стреляли пушки, в церквях совершались праздничные благодарственные молебны.

Радостное событие обсуждалось не только во дворце и на Красной площади, но и по всей Москве. Люди славили Бога за новое царство, подаренное России, и подвиг сибирских завоевателей.

— Давно не знала матушка Россия столь могучих витязей, как Ермак и его казаки!

— Это ж надо же — малым числом да басурманов несчитанных одолели!..

Иван Грозный был в те дни болен. Но, не взирая на хворь, усидеть во дворце не мог. В сопровождении свиты царь вышел на улицу и, узрев всеобщее ликование, вновь испытал, как когда-то в молодости, великое потрясение. Такого с ним не случалось со времен взятия Казани и Астраханского ханства.

А москвичи все не унимались, громко обсуждали событие, передавая из уст в уста разные небылицы, будто бы казаки добыли в Сибири несметные сокровища и навезли ко двору всякого добра.

Ивана Грозного разбирало любопытство, ему хотелось знать, о чем толкует его народ, и продлить ощущение счастья. Но силы оставили его. Вернувшись во дворец, государь удалился в свою опочивальню.

Когда торжества закончились, он призвал к себе воеводу — князя Семена Дмитриевича Волховского со стольником Иваном Глуховым и велел им с пятисотенным отрядом ехать к Ермаку. А Ивану Кольцу царь наказал выискивать на обратном пути желающих переселиться в Сибирь и по прибытии раздать им самые лучшие земли.

Иван Грозный хорошо понимал, что трудно будет закрепиться на новой территории, площадь которой в несколько раз превышала площадь Древней Руси, без новых городков, а для их обороны нужны были надежные укрепления да пушки.

С целью христианизации местного населения он призвал епископа Вологодского и велел ему следовать в сопровождении десяти священников вместе с семействами в Сибирь.

— Ежели не позаботиться, дикари не оставят Русь в покое, — говорил Иван Грозный, напутствуя переселенцев.

Заслуги Строгановых он не оставил без внимания. Семен получил во владение Большую и Малую соль на Волге, а Максиму и Никите была разрешена беспошлинная торговля во всех городах.

Ивану Кольцу государь положил жалованье. Только в Сибирь он и сопровождающие его казаки попали не скоро. Узнав, что зимнего конного пути через Урал нет, Иван Грозный распорядился, чтобы князь Волховский переждал до весны, и поручил Строгановым подготовить для его отряда пятнадцать стругов со всем снаряжением.

Когда реки очистились от льда, двадцать пять казаков, побывавших в первопрестольной, отправились по Чусовой на восток. За ними плыл князь Волховский со своими стрельцами.

Ермак встретил соратников в Кышлыке с великой радостью, горя нетерпением узнать, какой прием был оказан его делегации в Москве. Он с восторгом принял в дар пару железных кольчуг, серебряный кубок и шубу с царского плеча.

Атаман был доволен, когда воевода, вручив ему «ласковую» грамоту, объявил, что государь благодарит покорителей ханства и обещает забыть их преступления. Ермак был растроган, услышав, что ему дарован титул Сибирского князя, но насторожился, когда сказали, что царь предписывал ему явиться зачем-то в Москву.

Прочие казаки, от атаманов до рядовых, тоже не были обойдены вниманием. Получив от Ивана Кольца московские гостинцы, они затеяли шумное веселье, славя справедливого российского государя, новоявленного князя Сибирского и воеводу. Это был настоящий праздник с богатым угощением, лихими казачьими плясками и песнями.

Торжества прошли, и очень скоро наступили нелегкие будни. Непривычных к суровому климату пришельцев стали одолевать болезни. Но сибирская зима была страшна не только стужей и вьюгами. Жителям Кышлыка грозила также смерть от голода, ибо съестных припасов на всех не хватало, а добывать их не было возможности. Люди умирали один за другим. Князь Волховский тоже не избежал печальной участи.

Похоронив со всеми почестями воеводу, Ермак совсем приуныл. Под угрозой оказалось главное дело его жизни. Неужто не удастся сдержать данное им государю слово? Как сберечь и спасти вверенный ему народ от погибели и удержать завоеванные земли?

Ломая голову над этим вопросом денно и нощно, Ермак нашел-таки выход. Делать нечего — придется потревожить ближайшие улусы, заставить коренных сибирцев поделиться своими припасами.

До спасительной весны дотянули с полсотни стрельцов и около двухсот казаков. А когда открылись реки и очистились дороги, наладился подвоз. Продовольствие и живительное весеннее тепло исцеляли больных.

— Слава те господи! — радовался Ермак, крестясь. — Кажись, горести наши миновали.

Но он хорошо понимал, что без помощи Москвы удержать власть будет нелегко, и решил отправить царю послание. Уведомляя Ивана Грозного об улучшении обстановки, Ермак не преминул упомянуть и о нуждах, попросив серьезной поддержки. Отослав ко двору вместе с нарочным и плененного Мухаметкула[30], он с нетерпением стал ждать добрых вестей.