Комнатушку у меня маленькая и похожая на пенал. Кровать у входа, шкаф и письменный стол у окна. На узком проходе лежит ковровая дорожка, которую во время разминки приходится сдвигать, иначе она сильно ездит под ногами.

С утра никакой серьёзной физкультурой не занимаюсь. Обычная суставная гимнастика и растяжка — очень осторожно, памятуя не только о собственной замечательной гибкости, но и о «привычном вывихе сустава».

Затем, размявшись и прогревшись, элементарные упражнения на подвижность, но опять-таки, без перебора. На всё это уходит от двадцати до сорока минут, в зависимости от настроения и самочувствия.

Я не сторонник «механической» системы, когда всё выполняется по часам. С моим квёлым организмом надо поосторожнее, и уж тем более — никаких рекордов!

Под босыми ногами иногда поскрипывают полы, но впрочем, еле слышно. Вбиваю в это тело элементарнейшую базу — боксёрский челнок, одиночные удары, двойки, уклоны и нырки, и разумеется — простейшие удары ногами.

Я прекрасно знаю, что надо делать, но знать и уметь… так себе получается. Не то чтобы совсем хреново, нет… Но в этом теле я не занимался вообще ничем, хотя бы отдалённо похожим на спорт, если не считать за таковой нечастые игры в бабки и казаки-разбойники. Даже в городки почти не играл!

На дачу мы выезжали в последний раз, когда мне было семь, да потом несколько раз гостили у знакомых и дальней родни, приезжая на выходные. Соответственно — ни верховой езды и длительных прогулок по лесу, ни гребли и плавания, ни…

… в общем, всё грустно. Базы, хоть какой-то — ноль! Единственное — гибкость и реакция замечательные.

Нет, я в общем-то не жалуюсь! Тело как тело… не хуже многих. Да и тренерский мой опыт говорит, что ничего особо страшного нет, и не таких за год-два на приличный уровень вытягивали.

Неприятно просто. Недавно ещё — полная уверенность в собственных силах и готовность хоть прошагать с рюкзаком целый день горными тропами, а хоть бы и дать в морду парочке футбольных фанатов из Британии, приехавших интересно провести выходные, и втягивающих в свой «культурный досуг» совершенно посторонних людей.

А сейчас… я вздохнул, встал в боевую стойку и…

… шаг — удар, шаг — удар… неторопливо, технично, без фанатизма.

В качестве заминки — растяжка, но в этот раз полноценная. Поперечные шпагаты, продольные… легко! Встать на мостик, касаясь затылком пола у пяток — раз плюнуть!

Поймал себя на мысли, что если бы не мигрени и неважное здоровье вообще, то и чёрт бы с ней, с прежней мускулатурой и ростом! Рожу бы поприглядней, это да…

Отзанимавшись, наскоро смываю пот холодной водой и иду на кухню, где уже доходит омлет. Запах… а на вкус ещё лучше! Я не сторонник теории «в прошлом было лучше», вот уж нет. Скорее возраст сказывается, когда все вкусы острее воспринимаются. Но…

… вкусно!

Пока ем, Глафира рассказывает мне разные разности из жизни сообщества слуг, новости с рынка и тому подобные малоинтересные вещи, которые я воспринимаю как звуковой фон. В этой ерунде мелькает порой важная информация, а я, как студент со стажем, умею вычленять её из мутного потока информационного сора. Да и так… полезно знать, чем дышат и что думают обычные люди.

— Чаю? — предлагает служанка, видя, как исчезает омлет в тарелке, — На травках!

— А… давай! — в деревнях «китайскую траву» пьют по большим праздникам, и чаще всего — спитую. Дорого!

Чай пью без сахара, я вообще не большой охотник до сладкого. Зато зубы без единой дырки, в отличие от отца и сестёр, регулярно страдающих от зубной боли.

В охотку могу съесть розетку варенья, но нам, детям, достаётся оно редко, и в обычное время держится запертым в буфете. Да и не часто она бывает, охотка. В последний раз варенье ел не потому даже, что хотелось, а потому, что после ухода прежней служанки Глафира принимала хозяйство и внезапно вылезла «неучтёнка».

Чёрт его знает… скорее всего, Фрося делала какие-то запасы для себя, вот и всплыло старое варенье. Через «не могу» тогда ел, просто из-за детских воспоминаний, что это — деликатес, который бывает только по воскресеньям и праздникам. А тут — ешь, не хочу! Ну да сёстры и уговорили… и пусть. Не часто у них, сладкоежек, такая возможность бывает.

Не принято в этом времени баловать детей. Варенье под замком в буфете, яблоки или сливы — под счёт, персики и виноград — для гостей… Дорого!

Садоводство в Российской Империи почти исключительно на Юге, а в Подмосковье всё больше яблоки, из которых верхом изыска считается антоновка и ещё два-три сорта похуже, кисловатые вишни и крыжовник.

В магазинах выбор побольше, но на взгляд человека двадцать первого века скуден донельзя! Из привычных мне фруктов и ягод, хоть сколько-нибудь доступных семье вроде нашей, только апельсины, которые покупаются поштучно для болящих и к праздникам.

А так… местные яблоки, есть которые можно только тогда, когда слаще морковки ничего не едал, стоят три копейки за фунт. В сезон! Хороший виноград может стоить полтора-два рубля… а на эти деньги можно недурно отобедать в ресторане.

В общем, для меня это ещё один повод уехать туда, где большую часть года тепло, на улицах растут пальмы, а политическая ситуация если и меняется, то не в результате революций и переворотов.

— Чевой загрустили-то, Алексей Юрьевич? — прервала мои мысли Глафира.

— А? — не сразу понял я, — Да так… ерунда всякая в голову лезет! Спасибо, что окликнула, а то знаешь уже, я к меланхолиям склонен.

Допив чай, ещё раз благодарю Глафиру и собираюсь уходить. Выглянув в окно, накидываю на плечи лёгкую курточку и подхватываю со стола ключи. Свои ключи!

Ох и знатно мне тогда влетело… Оказывается, в доме всего два комплекта ключей, один из которых висит на гвоздике у парадной двери, а один у папеньки.

Детям ключей просто не полагается, и по идее, дверь нам должна открывать (и закрывать за нами) служанка. Притом если в моём случае и случае Нины можно говорить что-то вроде «Ещё потеряете!», то почему нельзя сделать комплект почти взрослой Любе, я так толком и не понял.

Это что-то вроде одного из символов взрослой жизни, признания частичной эмансипации в отдельно взятой семье. В общем… выпорол меня папенька знатно, а я и не сразу понял — за что?! В моей голове эта часть памяти разархивироваться ещё не успела!

Через несколько дней папенька всё ж таки осознал, что мне без ключей никак, и приказал сделать ещё один комплект. Н-да… бывает.

Пока я дошёл до Сухаревки, дважды срывался дождь, холодный и пронизывающий. Но и заканчивался он почти тут же, так что я не успел промокнуть и замёрзнуть.

Книжные развалы прикрыты навесами из парусины и рогожами, некоторые конструкции представляют собой пресловутое «говно и палки». Ещё рано, торговцы только раскладывают товар, но первые покупатели уже здесь. В основном искатели «за грош пятаков» и немногие коллекционеры, разбирающиеся в книгах.

— Доброго утра, Митрофаныч, — на ходу киваю знакомцу, сидящему с накинутой на голову рогожей, а точнее — рогожным кулем, разрезанным так, чтобы получилось подобие плаща.

— Утречка, Ляксей, — кивает тот, пыхая цыгаркой и восседая так основательно и монументально, что кажется — был он здесь всегда, с начала основания Москвы, а вернее — ещё раньше. Сперва, в Начале Времён, появился Митрофаныч, потому вокруг забегали динозавры, а потом уже вокруг него начали отстраивать город.

— Доброго утра, Илья, — кидаю худощавому мужику под тридцать, разбирающему из мешка.

— Доброго, Алексей, — он протягивает руку, и мы обмениваемся рукопожатиями, — Подойди потом, лады? Я вчера вечером всякого хлама по случаю накупил, и вот… разбираю. Сдаётся мне, по твоей части чевой-то да и найдётся. Глянешь?

Киваю и спешу дальше. Я на Сухаревке не то чтобы прижился и укоренился, но свою нишу таки нашёл. Разного рода бумажного хлама на испанском и итальянском здесь не слишком много, но всё ж таки встречается, и его не так мало, как мне казалось поначалу.