— Ну как? — спросил Лаврик с некоторым самодовольством, так, словно он этот домик построил собственными руками.

Мазур пожал плечами:

— Так себе избушечка.

— А дворец, согласно плану, совершенно и не нужен, — хмыкнул Лаврик. — Обойдемся и таким. Посмотри-ка на него хозяйским взглядом. Потому что именно тебе там примерно через полчаса придется поселиться. Могу заранее утешить — ненадолго… А теперь выпьем еще лекарства и все обговорим — у нас не так уж много времени…

Как и следовало ожидать, крохотный, с горошину, микрофончик в правом ухе Мазура сработал сразу после того, как Мазур услышал шум мотора остановившейся у «его» домовладения машины.

— Слежки за домом по-прежнему нет, — быстро сказал Лаврик. — В машине, кроме нее и шофера, еще бодигард. К двери она пошла одна…

Мазур показал пальцем на свое правое ухо, потом на дверь. Доктор понятливо кивнул. Есть в техническом прогрессе и светлые стороны, подумал Мазур. Во времена его бравой молодости такие микрофончики были заметны в ухе издали, да вдобавок непременно тянулся проводок к спрятанной во внутреннем кармане рации. Конечно, это могло сойти за слуховой аппарат, но в определенных ситуациях вызывало подозрения. Зато теперь эти крохотули используют не только спецслужбы, полиция и частные сыщики, но даже актеры вместо прежнего архаичного суфлера и телеведущие, получающие инструкции в ходе прямого эфира…

Олеся, как ей Мазур и говорил, вошла без стука, остановилась на пороге — очаровательная стерва в коротком белом платьице, оставлявшем обнаженными стройные загорелые ножки, плечи и руки. Выглядела гораздо моложе своих тридцати восьми, как обычно. Огляделась чуточку удивленно: явно ожидала увидеть нечто более меблированное, а меблировка была самая что ни на есть спартанская: большущий матрас для двуспальной постели, лежащий на застеленном длинными новехонькими половиками с местным узором полу, на коем и возлежал Мазур в одних трусах, на белоснежной простыни, до пояса прикрытый второй. Рядом стоял длинный низкий столик, на котором наличествовала початая бутылка джина, содовая и коробка дорогих французских конфет — Мазур был из тех неприхотливых выпивох, которые считают, что любой алкоголь можно закусывать чем угодно. Имелся там и более культурный предмет — черный чемоданчик (на крышке, для тупых — красный крест в белом круге), и врач как раз выкладывал из него на столик ворох разномастных таблеток в упаковках и блистерах. Был еще здоровенный вентилятор в углу, с тихим жужжаньем размеренно поворачиваясь вправо-влево, наполнял комнату приятным прохладным ветерком. И все. Купленную в Инкомати сумку, стоявшую у изголовья, предметом меблировки никак нельзя было считать. К ней — ну, разумеется! — взгляд Олеси и метнулся в первую очередь.

— Проходи, Джулия, — сказал Мазур. — У меня тут случилась небольшая неприятность…

— Я вижу, что небольшая, — сделала она гримаску. — Коли уж у тебя бутылка на столе…

Доктор, захлопнув чемоданчик, наставительно поднял палец:

— Спиртное в данном случае пациенту разрешено, сеньорита, — разумеется, в разумных дозах. Сирил, со служанкой все улажено. Но еще раз напоминаю: как минимум неделя полного покоя и максимальной неподвижности!

— Я помню, Серж, — сказал Мазур. — Будет исполнено в точности.

— Да уж постарайся… Я заеду через пару дней, посмотрю, как обстоят дела. Мое почтение, сеньорита!

Он поклонился Олесе и удалился: вальяжный, умеренный в движениях эскулап. По имени отчеству Игорь Иванович, а по фамилии — Багров. Как Мазур и ожидал, Олеся не стала заморачиваться подробностям постигшей его «неприятности» (как, впрочем, и он на ее месте — расспросы о здоровье могут подождать, сразу видно, что ничего серьезного, коли болящий в открытую, при враче, потребляет джин — это она правильно подметила). Она только спросила:

— Где?

— А вон там, в сумке, — сказал Мазур. — Там еще лежит такая стреляющая штука, ты ее не бойся, она на предохранителе, и гранаты не бойся, она ручная. Вынимай белый пакет с логотипом универмага «Джоми», он там один такой, не ошибешься…

Подойдя к сумке едва ли не бегом, Олеся присела на корточки, вжикнула «молнией», обеими руками вытащила помянутый пакет. Положила его на пол, запустила туда руку, извлекла прозрачный опечатанный мешочек, угловатый, с совершенно неказистым на вид содержимым — кристаллический углерод в первозданном необработанном виде.

Очень интересное у нее было лицо — ни капелюшечки алчности, одна умиротворенная радость, которую можно было выразить огромными буквами «Удалось!». Ну конечно, откуда взяться алчности? Камушки ей нужны не для себя, а для дела, она сейчас, собственно говоря, трудится за идею — пусть поганую и категорически неприемлемую для Мазура и тех, кто его сюда послал.

— Пересчитаешь? — спросил Мазур, когда она осторожно положила мешочек обратно в пакет. — А то я мог парочку по дороге заныкать…

— Да ну, ерунда! — отмахнулась Олеся. — Было бы чересчур мелко для такой фигуры, как ты, — и очаровательно улыбнулась. — К тому же ты должен был прекрасно понимать, что мешочки я очень быстро пересчитаю в машине — не из недоверия к тебе, педантичности ради…

— Ну, тогда проверь, — предложил Мазур. — Вдруг там стекло?

— Плоская шуточка, — сказала Олеся. — Ты прекрасно знаешь, что я в этих делах не эксперт. И потом… — она улыбнулась очаровательно-блудливой улыбкой Лисы Алисы. — Кирилл, ты, конечно, супермен из суперменов, трех терминаторов насмерть ушибешь старым валенком, но даже ты не смог бы во время своих коротких странствий подменить мешочки безукоризненной имитацией. Где бы ты это сделал? А сообщников, которые в темпе сделали бы имитацию в столице и пересеклись с тобой где-то по дороге, у тебя по определению быть не могло. Уж извини, милый, но после того, как я рассказала, что тебе предстоит, ты двадцать четыре часа в сутки был под надзором лучшей современной техники… и опытных агентов. Ты ни с кем не встречался, твои телефонные разговоры нисколько не походили на зашифрованные сообщения…

— Очень мило, — сказал Мазур. — Мне обидеться, что ли? Такое недоверие…

— Разумная предосторожность, милый, — поправила Олеся. — Или ты на моем месте вел бы себя иначе? Когда на кону — два килограмма алмазов?

— Да нет, — сказал Мазур. — Точно так же бы себя вел…

— Вот видишь. Так что не к чему обижаться. Эксперта я с собой, конечно, привезла, он чуть попозже проверит камешки — но опять-таки из чистой педантичности. Ну не было у тебя физической возможности подсунуть стекляшки. А на прииске напихать стекляшек безусловно не могли. Так что ты остаешься персоной, достойной всяческого доверия. И обещанный процент получишь. Я думаю, тебя он устроит исключительно в виде денег? Тебе совершенно ни к чему мешочек с необработанными алмазами?..

— Да на кой он мне, — сказал Мазур. — Предпочитаю вульгарные денежные знаки. А ничего, если я малость обнаглею и половину попрошу золотом? Мне без разницы, какой национальности будут монеты, лишь бы это было золото. Бумажки медленно, но верно падают в цене, а золото столь же медленно, но верно в цене растет. Пенсионный фонд, знаешь ли.

— Да без проблем, — сказала Олеся. — Такие вещи делаются совершенно легально…

— Как у тебя со временем?

— Да масса свободного. А что?

— Ну, тогда присаживайся, — Мазур похлопал ладонью по дивану рядом с собой. И выпьем по стаканчику за успех предприятия. Правда, у меня только джин… Ты джин пьешь?

— Господи… — вздохнула Олеся, усаживаясь рядом с ним. — За успех такого предприятия я бы хлебнула и самого жуткого местного самогона и ни за что не сблевала бы… Ага, ты молодец, два стакана приготовил…

— На кухне в холодильнике есть лед…

— А пошел он к черту! — весело воскликнула Олеся. — Содовая есть…

Она наполнила оба стакана до половины — а вот содовой в оба плеснула самую чуточку, символически. Чокнулась с Мазуром, отхлебнула приличную дозу, не поперхнувшись и не закашлявшись, сжевала конфетку и решила наконец-то проявить заботливость: