— Нет! — прыснул я. — Просто я думаю, что я похож на утку.

— А-а!.. — Мистер Попкинс удивленно помолчал. А потом рассмеялся: — Правда? Ха! А я-то ищу символы и метафоры. Но, оказывается, иногда утка — это просто утка!

— Ну да.

Я не очень понял, почему это его так развеселило. Он затрясся от беззвучного хохота, а отсмеявшись, сказал:

— Ну, Ави, спасибо, что поболтал со мной. Не забывай, мне действительно приятно, что ты учишься в нашей школе, и я уже жду не дождусь следующего года. — Он нагнулся через стол, и мы пожали друг другу руки. — Увидимся завтра на выпускном.

— До завтра, мистер Попкинс.

Последняя максима

Когда мы пришли на последний урок английского, вот что было написано на доске мистера Брауна:

Июньская максима мистера Брауна:

«Следуй за днем и тянись к солнцу!»[14]

Хороших летних каникул, 5-А!

Мы провели вместе отличный год, и вы прекрасные ученики.

Пожалуйста, не забудьте прислать мне летом открытку с ВАШЕЙ личной максимой. Вы можете сочинить ее сами или взять цитату, которая для вас чем-то важна (в этом случае не забудьте указать ссылку на источник!). Жду!

Том Браун
563 Себастьян-Плейс, Найтсбридж, Нью-Йорк 11 134

За час до начала

Выпускной проводился в зале Старшей школы Бичера. От нашего дома до нее было минут пятнадцать ходьбы, не больше, но папа довез меня на машине, потому что я был в костюме и в блестящих черных туфлях — новых, еще не разношенных — и не хотел натереть ноги. Школьникам велели явиться на церемонию за час до начала, но мы приехали даже раньше, поэтому просто сидели в машине и ждали. Папа включил плеер, и сразу же заиграла наша любимая песня. Мы оба заулыбались и закачали головой в такт музыке.

Папа стал подпевать:

— «Анди в дождь на велосипеде за эскимо для тебя поедет»[15].

— Слушай, а у меня галстук ровно повязан? — спросил я.

Он поправил мне галстук, продолжая петь:

— «А Джон купит тебе обновку, и ты пойдешь в ней на тусовку».

— А волосы не торчат?

Он улыбнулся:

— Лежат идеально. Ты отлично выглядишь, Ави.

— Вия утром намазала их гелем. — Я опустил козырек над сиденьем и погляделся в маленькое зеркало. — Не слишком блестят?

— Нет, все очень, очень круто, Ави. У тебя никогда не было такой короткой стрижки, верно?

— Ага, это я вчера постригся. Мне кажется, так я выгляжу взрослее, да?

— Определенно! — Папа улыбался, глядя на меня и кивая под музыку.

«Но мне везет больше всех, я не стану роптать, ведь я на машине и могу тебя покатать».

— С ума сойти, Ави: ты такой взрослый, настоящий щеголь! Не верится, что ты окончил пятый класс!

— Ага, мне самому не верится, — кивнул я.

— Ты ведь только вчера пошел в школу.

— А помнишь, у меня была падаванская косичка?

— О боже, точно. — Он потер лоб ладонью.

— Ты ее ненавидел, правда же, пап?

— «Ненавидел» — может, слишком сильно сказано, но я ее определенно не любил.

— Ненавидел! Давай же, признавайся, — дразнил его я.

— Ну уж нет. — Он улыбнулся и помотал головой. — Что я ненавидел, так это твой космонавтский шлем, из которого ты не вылезал, помнишь?

— Папа! — Я уменьшил звук.

— Что?

— Ты его выкинул?!

Он наконец-то посмотрел мне в лицо и увидел, как я разозлился. Он что, совсем не понимает, как это серьезно? То есть для меня как гром среди ясного неба грянул, а он притворяется, что ничего особенного?

Папа начал оправдываться:

— Ави, эта штуковина закрывала тебе лицо, я не мог больше этого выносить.

— Папайя любил этот шлем! Он для меня много значил! Когда он потерялся, я чуть не свихнулся, ты что, не помнишь?

— Конечно помню, — ласково произнес он. — Ну, Ави, не сердись. Я просто не мог больше видеть тебя с этой штукой на голове, понимаешь? Я думал, что и тебе это пойдет на пользу. — Он пытался поймать мой взгляд, но я отворачивался.

— Пожалуйста, Ави, попробуй меня понять. — Он взял меня за подбородок и повернул к себе. — Ты носил этот шлем все время. И настоящая-пренастоящая правда вот в чем: я скучал по твоему лицу. Я знаю, что ты не всегда его любишь, но ты должен понять… Я люблю его. Я люблю твое лицо, Ави. Такое, какое есть. И то, что ты всегда прятал его, разбивало мне сердце.

Он глядел на меня умоляюще, как будто и впрямь очень хотел, чтобы я его понял.

— А мама знает? — спросил я.

У папы округлились глаза:

— Ты что, смеешься? Она бы меня убила!

— Она перерыла весь дом, пап, — сказал я. — Искала его целую неделю в каждом шкафу, в подвале и на чердаке, везде.

— Именно! — сказал он, кивая. — Поэтому она бы меня и убила!

Он скорчил смешную мину, а потом ахнул, будто вдруг сообразил что-то важное.

— Минутку, Ави! Обещай, что ты никогда не расскажешь об этом маме.

Я ухмыльнулся и потер руки, будто в предвкушении наживы:

— Посмотрим, — сказал я. — В следующем месяце выходит новая модель ХЬох, она мне необходима. А лет через шесть мне потребуется собственная машина: красный «порше» вполне подойдет, и…

Папа расхохотался. Мне нравится, когда мне удается рассмешить папу, ведь обычно это он всех смешит.

— Боже мой, боже мой, — сказал он. — Ты действительно вырос.

Заиграла та часть песни, которую нам больше всего нравится петь, и я сделал погромче. Мы оба запели:

— «Знаю, я не красавчик, но не стану роптать, Ведь я на машине и могу тебя покатать.

Могу тебя покатать.

Могу тебя покатать.

Могу тебя поката-а-а-а-а-а-ать!»

Мы всегда горланим эти строчки что есть мочи, пытаясь тянуть последнюю ноту так же долго, как парень, который ее поет, и потом всегда лопаемся от смеха. Пока мы хохотали, я заметил Джека, он шел к нашей машине. Я взялся за рюкзак, собираясь вылезти наружу.

— Погоди, — сказал папа. — Скажи мне сначала: ты меня простил?

— Да, пап.

Он посмотрел на меня с благодарностью:

— Спасибо.

— Только больше так не делай. Не выбрасывай мои вещи тайком!

— Обещаю.

Я открыл дверцу и выскочил из машины.

— До скорого, пап!

Папа опустил стекло на водительском окне.

— Удачи! Увидимся по ту сторону пятого класса!

Мы ему помахали, а он завел мотор и начал отъезжать, но я подбежал к нему, и он остановился.

Я просунул голову в окошко, чтобы Джек меня не услышал.

— А вы можете меня не особо целовать после выпускного? — попросил я тихо. — Я ведь уже не младенец.

— Очень постараюсь.

— Скажешь маме?

— Не уверен, что она сможет удержаться, Ави, но я ей передам.

— Пока, дорогой папаша!

Он улыбнулся:

— Пока, сын, мой сын.

Занимайте места

Мы с Джеком вошли, вслед за какими-то шестиклассниками, в здание Старшей школы. Как тут просторно! Большие сверкающие люстры. Красные бархатные стены. Шик и красота.

Миссис Ди стояла на первом этаже, раздавая программки и командуя, кому куда идти.

— Пятиклассники по лестнице налево. Шестиклассники направо. Проходите, проходите. Доброе утро. Пятиклассники налево, шестиклассники направо…

Мы поднялись по широкой лестнице, и на всем пути были расклеены указатели. В большом зале рядами стояли складные стулья, а на них висели листочки с буквами алфавита. Все бродили по проходам, но никто не садился.

— Да ты у нас, оказывается, франт, — подколол меня Джек и дернул за галстук.

— Сам такой! — Я потянул его за галстук-бабочку.

— Дети, занимайте свои места, — сказала мисс Рубин. — Не забудьте, рассаживаемся по алфавиту!..

Но ее не особо слушали. Мы с Джеком дрались на свернутых в трубочку программках, как на мечах.

вернуться

14

Для июньской максимы мистер Браун выбрал строчку из песни «Свет и день» («Light and Day») группы The Polyphonic Spree.

вернуться

15

Эта песня группы Magnetic Fields называется «Счастливчик из Нижнего Ист-сайда» («The Luckiest Guy on the Lower East Side»).