Из меня вырывается стон, потому что я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Мне стыдно, что я до сих пор не кончила и мне по прежнему нужно поработать над собой, а также тот факт что мы так и не трахнулись. Социальный работник, говорит мой мозг.

─ Продолжай, ─ говорит он и я могу видеть уверенность даже в очертаниях его плеч и шеи. Он кладет одну руку на подушку рядом с моим лицом, а другую кладет на мое бедро. Не лаская меня руками, он соединяет наши рты. Его язык исследует мой рот изнутри, поглощая его пространство. Он занимает его, словно это его рот и он владеет им. Он полностью хозяйничает моим ртом. С его поцелуем я представляю его сперму, тающую на моем языке, соленный вкус его пота. Мози весь был бы восхитителен на вкус, и чувствуется он восхитительно. Все мои чувства опьянены этим мужчиной, но его физическое присутствие не имеет ничего общего с тем, что он делает с моим разумом. Я глубже толкаю пальцы и открываю рот для него. Я уже готова взорваться в экстазе, когда Мози шепчет мне в губы:

─ Кончай.

И я уже там, чтобы встретиться с ним.

Мы едем на юг через мексиканский штат Сонора, вдоль моря Кортез. Большую часть времени между нами молчание, несколько неудобных взглядов и несколько невероятных рыбных тако с манговой сальсой из скромной забегаловки. Мози пьет Negra Modelo, а я пристрастилась к чему то, что зовется Tamarindo. Я не знаю что это, черт возьми, но на вкус он одновременно сладкий и терпкий «немного пыток смешанных с небесами».

Обстановка захватывающая как внутри, так и снаружи автомобиля. Он суетливый. Он тихий. Он такой чертовски сексуальный. Человек, живущий с рюкзаком и выбором между несколькими пар джинс. Он приобретает и выбрасывает футболки, пятна от краски на них опасны для его дела. Я влюблена в его запах и в то, что я так близко сижу к нему. Я буду вести его всю дорогу до Tierra del Fuego (Тиерры дель Фуэго ─ огненная земля) просто чтобы насладиться.

Вы когда-нибудь хотели что-нибудь так сильно, что были готовы треснуть по швам? Пот волшебным образом появился на моем лбу только от самой мысли о его поцелуе прошлой ночью. Я прочищала горло, как ненормальная личность ─ пять раз подряд.

Иногда он выбивает  дроби барабанных ритмов, в зависимости от той мелодии, что слушает. То шариковой ручкой,  то своими пальцами. Всякий раз, когда его бровь загибается, он хватает свой блокнот с рисунками и что-то яростно царапает в нем. Я запоминаю каждое движение, сохраняю это на тот случай, если это когда-нибудь отнимут у меня.    

Это мучает меня, заставляя представлять, как я раскрываю перед ним ноги, позволяя ему взять меня. Позволить предохранителям слететь и открыть путь к черной, круглой, тикающей бомбе. Мози между моих ног ─ это предел мечтаний. Все о чем я могу думать это его член, стоны, которые он издает, его великолепный и натренированный, широко открытый рот. 

Он шуршит картой, которая, как я сказала нам понадобится. Думаю, он старомоден. Он очерчивает путь карандашом, как всегда делала моя мама во время наших дерьмовых летних поездок в палаточный лагерь KOA. Он два раза подряд пользуется ингалятором, вдыхая лекарство так глубоко в свои легкие, что я начинаю задумываться, не получает ли он от этого кайф. Я бросаю на него подозрительный взгляд через руку держащую руль.

Его дьявольская улыбка просто огромна. Такая же, как я думаю стояк в его штанах. Он усмехается и улыбка исчезает, когда он выдыхает. Он смеется и трясет картридж, словно злодей.

─ Лана, прекращай так сильно стараться быть сварливой сучкой.

─ Прекращай вести себя как двенадцати летний мальчик. Ты уже как мог заставил меня чувствовать себя старой.

─ Хочешь попробовать доехать до Кульякана? ( Кульякан – город и муниципалитет в Мексике, столица штата Синалоа) Думаю, мы можем сделать это – никаких проблем. Если хочешь, у меня есть немного Рэдбулла (Redbull).

─ Насколько это далеко? ─ спрашиваю я, нажимая разные кнопки на навигаторе, словно я пытаюсь установить время в пути и точно знаю что делаю.

Мози качает головой и еще немного смеется надо мной.

─ Где то пятнадцать сотен километров, более или менее.

─ Это ничего мне не говорит. Пожалуйста, Habla (от исп. ─ говори) на английском.

─ По моим догадкам, где то около семнадцати или двадцати часов. Я думал, ты должна быть по национальности русской.

─ Двадцать часов? Господи Исусе! Ты вообще умеешь водишь машину?

─ Да, я умею водить машину. Я поведу! Мы поменяемся!

Мы снова спорим, как пара, которая встречается, или которая жената, или еще лучше ─ находится на грани развода. Хотя, что я об этом знаю? Мы даже еще не начали отношения, но все же мы каркаем и клюем друг друга, как две старые вороны. 

Заканчивается все тем, что он решил прилечь на сидении и вздремнуть весь путь, пока не придет время меняться местами и не настанет моя очередь отдохнуть. Я наблюдаю как поднимается и опускается его грудная клетка почти столько же, сколько слежу за дорогой, которая пуста за исключением случайного полу пустого пассажирского автобуса. Наблюдаю, как его рука изогнулась, когда упала со стороны сидения. Наблюдаю, как его другая рука время от времени скользит по его футболке из хлопка, ладонью вниз, останавливаясь на его широкой груди.  

Я вздыхаю внутри себя от того, что так много смотрю на него. Не вредно ли это для здоровья на столько боготворить кого-либо? Потому что мне кажется, что я, возможно, боготворю Мози. Я стремлюсь как можно больше узнать о нем. Я могу представить, как эти руки, будучи ручками малыша, искали комфорт, в котором нуждается каждый из нас. Я знаю, что его прошлое было болезненным, но он каким-то образом стал добрым и милым. Мне легко сравнивать и именно я та, у которой скверный характер и хронически неустойчивое настроение. Картины, которые он рисовал в Тихуане были одни из болезненных. Мне нужно быть достаточно сильной, чтобы спросить его о тех вещах. Но пока, я буду просто наблюдать за тем, как он спит.

Грузовик с визгом проносится мимо и привлекает мое внимание. Подольше от созерцания красоты Мойзеса, погруженного в царство сна. Уже больше часа нет никаких признаков цивилизации. Я видела только небольшую палатку предлагающую козу на гриле. Палатку посреди полного безлюдья. Откуда они взялись и как далеко они тащили козу? Я так сильно хочу писать, что у меня онемел мочевой пузырь. Я должна съехать на обочину и справить нужду.   

С легкостью смотрю через плечо, когда дорожка земли скатывается вниз от шоссе, достаточно для того, чтобы я могла спрятаться и пописать. Я начинаю говорить сама с собой, пока машина останавливается и я отстегиваю ремень безопасности. Уже почти стемнело и рельеф местности почти исчезает. Есть только звездное небо над темнеющей землей, и шоссе растягивающееся, как гигантский хребет. Мексика до сих пор до смерти пугает меня. Я бросаю на Мози последний взгляд, надеясь, что отсутствие движения вывело его из состояния  легкого сна. Его теплые, карие глаза с намеком на улыбку смотрят прямо на меня.

─ Мне нравится просыпаться рядом с тобой, ─ говорит он и поднимает руки над головой, одновременно разминая свои ноги. Я слышу, как от волнения потрескивают его сухожилия и кожа, обтягивающая его мышцы. Я стараюсь вернуть мой мозг в романтическое русло, но я задолбалась говорить о чувствах, а мой мочевой пузырь пытается доказать уравнение относительно расстояния и объема воды. 

─ Мне нужно пописать. ─ Ох, как романтично, Лана! Заставь его упасть в обморок от достаточно очевидных и нелицеприятных  потребностей твоего тела.

─ Ладно, давай пописаем. 

Я чувствую, как он постоянно улыбается, словно его постоянно забавляет то, что я говорю. Отчасти это заставляет меня чувствовать все тепло и трепет и в тоже время это полностью расстраивает меня. Мойзес де ла Круз заставляет меня чувствовать странные вещи.