Выйдя из душа, я завернулась в пушистое белое полотенце и пошла в спальню, чтобы одеться. Глеб сидел на кровати, взгляд пустой и грустный, он ждал меня. Я остановилась в проёме между ванной и спальней и замерла.

— Столько чёртовых лет! — он говорил тихо, голос был пропитан обидой. — Молчать! Мы давно могли бы быть вместе, — он поднял глаза на меня.

В его словах чувствовалась горечь, тоска и душевная боль от потерянных лет. И только лишь я могла понять его, потому что ощущала то же самое. Да сейчас мы вместе, но мы потеряли немало времени. Каждый из нас больше десяти лет пытался заглушить, подавить в себе чувства, которые просто невозможно уничтожить.

— Глеб! — я подошла к нему.

Он протянул ко мне руку и усадил верхом на себя, моё полотенце распахнулось. Глеб был растерян от правды, свалившейся на него, и я была нужна ему как лекарство от потрясения. Он стал целовать меня, развязал полотенце и бросил его на пол. Я расстегнула его ширинку, и он усадил меня на себя. Плоть к плоти и быстрые движения, дающие удовольствие обоим, это всё, что было нам нужно в тот момент.

Только мы вдвоём понимаем друг друга, так, как никто на свете! Мы можем не говорить, но мы чувствуем и воспринимаем друг друга на каком-то тонком уровне, и эта связь между нами усиливается, я ощущаю это как никогда.

Потом мы легли в кровать и забрались под одеяло, я положила свою голову на грудь Глеба, а он гладил меня по волосам.

— Я был на её могиле каждый год, и мне даже в голову не пришло посмотреть на дату её смерти. Мама говорила, что не любит посещать кладбище одна, и я с детства ходил с ней. Даже будучи уже взрослым, я отвозил её на кладбище и всегда сопровождал до могилы. Она просила поехать с ней, я никогда не отказывал.

В комнате потемнело, голос Глеба был тихим. Ему нужно было выговориться, и я лучшего всего подходила на роль слушателя.

— Кроме того, иногда мне снился странный сон, в котором я приходил на её могилу. Во сне я слышал женский голос, который говорил мне: «сынок, посмотри». Теперь понятно, куда я должен был посмотреть! Но я был слеп!

— Ты не виноват. Откуда ты мог знать?!

Он обнял меня крепче.

— Ты понимаешь, что если бы я был любопытнее и внимательно посмотрел на надгробье, то у меня возник бы вопрос: почему подруга моей матери, к которой мы приходим каждый год в один и тот же день, умерла в день моего рождения?! При каких обстоятельствах это произошло? Но я, ни разу, чёрт! Ни разу туда не взглянул! Мне было всё равно кто там похоронен! Я приходил с матерью из уважения к ней, просто не мог отказать. Но мне было плевать! Я часто посматривал на часы и думал, когда мы уже уйдем с кладбища. А мать стояла и стояла напротив надгробья, каждый раз приносила ей шоколадку и розы. Она ждала, когда я сам увижу, спрошу, а я так и не спросил, потому что не видел дальше своего носа! Не могу даже винить её за то, что она молчала. Неизвестно, как бы ещё я поступил в подобной ситуации. Думаю, нелегко сказать ребёнку, что он не родной. Особенно учитывая тот факт, что у меня довольно вспыльчивый характер. Теперь понятно в кого он у меня, оказывается мой родной отец итальянец. Знаешь, а ведь я никогда даже не задумывался, почему совершенно не похож на своих родителей?! Посмотри на меня, я полная их противоположность!

Потом он перестал говорить, и пару минут мы лежали молча. Глеб обнимал меня и пальцем рисовал узоры на спине.

— Выходи за меня замуж.

Я подняла голову и посмотрела на него.

— Я беременна.

Он улыбнулся и сильнее притянул меня к себе.

— Значит, никуда больше не денешься!

В тот вечер мы так и не вышли из спальни, родители Глеба нас не беспокоили.

Эпилог

Мы поженились через месяц после того, как Глеб сделал мне предложение. Как ни странно, но новость о нашей близости никого особо и не удивила. Мои родители были рады нашему союзу. Сестра родила третьего ребёнка, милую девочку. Я продолжала работать на Глеба вплоть до самого декрета. Хотя Глеб хотел, чтобы я бросила работу гораздо раньше. Видимо, страх, что с малышом может быть что-то не так, всё же присутствовал в нём. Но я не могла его осуждать за излишнюю заботу обо мне, прекрасно понимая, что мой муж уже потерял одного своего ребёнка и, конечно, опасается такого повторения. Но с малышом было всё отлично, все анализы и узи в норме.

Никогда в жизни не ощущала себя так комфортно, умиротворённо и легко. Да именно легко, даже, несмотря на жильца в животе. То эмоциональное состояние, в котором я находилась, не шло ни в какое сравнение с моим предыдущим состоянием, в котором я пребывала годами.

На сороковой неделе беременности я решила напоследок прошвырнуться по детским магазинам. Глебу ужасно не нравилось, что я сажусь за руль уже будучи очень беременной, и каждая моя поездка вызывала его возмущение. Он обращался со мной как с хрустальной вазой, но я была не против такой заботы.

— Мы можем поехать в выходные вместе, и ты купишь, что тебе необходимо, — он поставил чашку в раковину и повернулся ко мне.

Мы завтракали, Глебу нужно было на работу, а я уже была готова для поездки в торговый центр.

— Глеб, в выходные я уже возможно буду в роддоме. В чём проблема? Я отлично себя чувствую и, к тому же, я ненадолго. Куплю что надо и сразу поеду домой.

— С трудом верится! С твоей манией к шопингу ты к вечеру не вернёшься.

— Перестань! Ты преувеличиваешь, — я встала и отдала ему свою чашку, чтобы он её сполоснул.

На самом деле он прав, симптомы шопоголизма у меня явно присутствуют, но побороть их выше моих сил. И я направилась в коридор обуваться.

— Я так понимаю тебя не отговорить? — он последовал за мной.

— Нет, — я мило ему улыбнулась, подошла ближе и поцеловала в губы.

Походив по магазинам пару часов, я перекусила в кафе и отправилась сделать маникюр. Уставшая, довольная и с полными пакетами детской одежды, которую уже скоро будет некуда складывать, я спустилась на парковку торгового центра.

Днем в рабочий день здесь было довольно безлюдно и полно свободных парковочных мест.

Открыв заднюю дверцу машины, я бросила пакеты на сиденье и захлопнула дверь. Но, как только я взялась за дверную ручку водительской двери, я услышала мужской голос. Качественная китайская речь и я точно слышала её раньше! Ужас, страх и оцепенение ворвались в моё пространство! Малыш толкнул меня ножкой, и я машинально приложила руку к животу, но обернуться боялась.

— Госпожа Королёк!

Медленно повернувшись к своему собеседнику, я уже ощущала, как мои глаза наполняются слезами.

Господин Гао, молчаливый смотритель! Мужчина лет сорока, обладатель цепкого взгляда и уверенности в себе. Дорогой чёрный костюм подчеркивал его сильную фигуру. Опасность, которую он буквально источал в пространство, невозможно не заметить, даже если вы не в курсе, чем он занимается. Кто он? Какая роль ему отведена? Я так и не узнала! Но то, что он не последний человек в криминальной цепочке, это было очевидно.

Я посмотрела ему в глаза, чёрные, до смерти пугающие меня. Господин Гао смотрел в мои! В Китае не принято заглядывать в глаза собеседнику и задерживать так надолго взгляд, но мы уже не соблюдали эту традицию.

— Господин Чжао интересуется вами, — голос тихий, сильный, властный, серьёзный и ничего хорошего не предвещающий.

Его правая рука была в кармане, и я точно знала, что в ней оружие. Он пришёл убить меня!

Значит Господин Чжао жив! Он всё-таки выжил. Я свидетель, кроме того я бросила его умирать. Такого не прощают! Свидетелей не оставляют! Это правило не может позволить себе нарушить ни одна преступная группировка, и я об этом знаю не понаслышке.

Слеза покатилась по щеке зацепив за собой и другую.

— Пожалуйста, Господин Гао! Я ничего не видела!

Я понимала, что молить о пощаде бесполезно. Но когда ты знаешь, что тебя сейчас убьют, ты готов пойти на что угодно, даже умолять оставить тебе жизнь у того, кто никогда не делает таких подарков. Гао страшный человек! Он убивал не раз, и неважно, что я не видела, как он делает это лично, то, что для него это не в новинку, просто выбито у него на лбу.