Миссис Ситон села так же внезапно, как и встала; лицо ее превратилось в каменную маску, она уставилась неподвижным взглядом в стену перед собой. Роберт разглядывал свои сложенные на коленях руки, его маленькое тело, казалось, стало еще меньше. Суперинтендант снова повернулся к нему.
– Вы утверждаете, что ничего не знали, даже не подозревали о мнимом самоубийстве брата? До этого момента вы понятия не имели, что ваша жена устроила все таким образом, чтобы прибрать к своим и вашим рукам все его состояние? И что для этого она использовала дело Мары Торренс – то есть, по сути, шантажировала Освальда?
– Я не могу ответить на этот вопрос. – Поэт выглядел очень маленьким и совершенно разбитым.
– Вам и не нужно отвечать, – вмешался Найджел. – Ответ содержится в первой же фразе письма к Освальду: «Это для меня огромный сюрприз». Если мистер Ситон знал правду об исчезновении брата, какой смысл был ему притворяться, когда Освальд появился вновь? Что там заподозрил мистер Ситон позже, это уже другой вопрос.
Блаунт повел мощными плечами.
– В таком случае вернемся к вашему письму. Оно было написано в ответ на послание от Освальда. Вы сохранили его письмо?
– Нет, я его уничтожил.
– Вот как? Но вы можете вспомнить точно, о чем он писал?
Только не слово в слово. Он писал, что находится в Бристоле, сообщал адрес и имя, на которое ему можно писать. Спрашивал, что я по этому поводу думаю.
– Он… э… угрожал вам как-нибудь?
– Нет. Если только не считать угрозой эту последнюю фразу. Вот и все.
– Ничего о мнимом самоубийстве?
– Ни слова.
– Подразумевалось, что вы, может быть, знаете правду? Или нет?
– Не представляю, что там могло подразумеваться. Письмишко было коротенькое, всего несколько строк.
Блаунт сгорбился в своем кресле.
– Теперь очень важный вопрос, мистер Ситон. Мог ли кто-нибудь еще знать, что вы пригласили вашего брата приехать? К примеру, не могло ли случиться, что вы оставили свой ответ на столе или еще где-нибудь, перед тем как отправить?
– Нет. Я ответил ему в тот же день, когда получил его письмо. Впрочем, все равно в мой кабинет не заходит никто, кроме Финни – и, конечно же, Джанет. – Роберт усмехнулся. – Это у нас святая святых, в самом строгом смысле слова.
– Вы сами опустили письмо в почтовый ящик?
– Да.
– Могу я задать один вопрос? – вмешался Найджел. – Вы писали его своей шариковой ручкой?
– Да, а что? Конечно, шариковой.
– Но вы не воспользовались своей обычной бумагой, с адресом и гербом?
– Нет. – Роберт смотрел на Найджела так, будто хотел сказать: «Надеюсь, хоть вы меня поймете». – Я… это было бы очень бестактно – подчеркивать, что я занимаю его место, живу в его доме…
– Думаю, такие тонкости – пустая трата сил, когда речь идет о человеке вроде Освальда Ситона, – сухо заметил Блаунт. – Но все равно. Продумав все с такой тщательностью, подготовив его тайный приезд, ночью, когда весь дом улегся спать, вы вдруг решаете все-таки не ждать его здесь. Вместо этого вы отправляетесь на прогулку. Как вы можете объяснить такую перемену плана?
– Я передумал в самую последнюю минуту, решил, что лучше встретить его на дороге. Мне как-то в голову не пришло, что он пойдет коротким путем.
– Понятно. И когда вы его все-таки встретили, вернувшись домой…
– Нет-нет, не встретил. Не нужно меня подлавливать, суперинтендант, спокойно заметил Роберт Ситон.
– Готовы ли вы поклясться в суде под присягой, что вы так и не встретили своего брата в ту ночь? – с величественным видом вопросил Блаунт.
Найджел обратил внимание на то, что Джанет Ситон сидит плотно закрыв глаза, прижавшись головой к спинке стула, как на Страшном суде.
Роберт Ситон, с его мальчишеским, невинным, как у херувима, лицом, спокойно смотрел на Блаунта.
– Да, я готов поклясться под присягой в суде, что я ни разу не видел моего брата Освальда живым с того дня, десять лет назад, когда он исчез.
– Но вы видели его мертвым, а? – быстро спросил Блаунт.
– Мне пришлось… м-м-м… взглянуть на тело, вы это знаете. И я присутствовал, когда ваш человек нашел голову.
Блаунт позволил тишине растечься по всей комнате, как бывает с длинной, расползающейся на глазах вечерней тенью. Джанет, грузная, как мертвое тело, сидела, все так же закрыв глаза. Оживленно потирая руки, поэт поглядел сначала на Блаунта, потом на сержанта Бауэра, который сидел с карандашом наготове.
– Очень хорошо, – устало сказал наконец Блаунт. – Итак, вы вернулись с прогулки. Вы знали, что ваш брат вот-вот появится. И все же вы дважды за полчаса выходили во двор вместе с миссис Ситон, хотя Освальд мог появиться в любую минуту. Как это сочетается с вашим желанием держать его приезд в секрете?
– Правильно, все как-то глупо сложилось. Но Джанет в ту ночь очень нервничала, даже не ложилась спать – вы знаете, была гроза. Так что пришлось мне рисковать, что Освальд наткнется на нас, как только войдет во двор. Но я рассчитывал, что, увидев Джанет, он постарается спрятаться; вот зачем я захватил «летучую мышь», это было бы что-то вроде сигнала опасности. Так было в первый раз. А во второй, когда мы пошли искать Финни, я уже решил, что что-то помешало Освальду приехать: было уже очень поздно.
Найджел должен был отдать должное стойкости, с какой Блаунт перенес этот удар по его делу: совершенно спокойно, естественно и весьма убедительно приказала долго жить еще одна о-очень подозрительная улика – фонарь «летучая мышь». У Найджела стало складываться впечатление, что, судя по тому, как разворачивается допрос, у Блаунта просто нет достаточных оснований для ареста Роберта Ситона и что суперинтендант сам это понимает.
– Когда вы в первый раз вышли из дома с миссис Ситон, шел дождь и она надела ваш макинтош? – спросил, хотя и не очень уверенно, суперинтендант.
– Да.
– Скажите мне теперь, миссис Ситон, как вы позволили мужу выйти под проливной дождь без плаща?
– Надо было всего только перейти двор, а мой макинтош был наверху.
– Ваш единственный макинтош, так вы мне сказали? – вставил Найджел.
– Я этого не говорила. Но раз уж вы спрашиваете, то у меня и правда только один.
– Тот, длинный, который я видел в тот день, когда сбежали Лайонел и Мара?
– Вероятно.
Роберт Ситон наконец встревожился.
– В чем дело, Найджел? Вы же не хотите сказать, что это был тот макинтош, который нашли на теле, правда? У меня тоже есть один, и он висит на вешалке в прихожей.
– Нет. Дело не в этом. Был на вас макинтош, когда вы ходили гулять?
– Я… да, думаю, был, – ответил Роберт, но с меньшей уверенностью, чем раньше.
Снизу, со двора, донеслось бешеное дребезжание велосипедного звонка.
– Видите ли, – медленно говорил Найджел, не сводя глаз с Роберта, – это объяснило бы все: и почему этот парень на улице видел вас без четверти час, и как был убит Освальд, и почему, и кем – о, все на свете, если только…
По лестнице застучали шаги, и громкий голос позвал:
– Папа! Папа!
– Если что? – спросил Роберт Ситон с такой заинтересованностью, какой Найджел никогда еще не замечал у него.
– Если только это был не ваш макинтош – тот, который…
Найджел не успел договорить фразу до конца, когда дверь с шумом распахнулась, как от мощного порыва ураганного ветра, и Ванесса, розовощекая, с развевающимися волосами, запыхавшаяся, но безумно гордая, возвестила:
– Папа!.. Я нашла… Мару!
Глава. Прощание с розами
Через несколько минут Блаунт умчался на своей машине в Хинтон-Лейси. Вот что рассказала Ванесса. Рано утром она поехала в деревню на велосипеде за курами, которых заказывали у Пола Уиллингхэма. Пока птиц ощипывали, она ждала в гостиной. Она сидела там в большом кресле и считала деньги, и вдруг увидела, что не хватает шестипенсовика. Девочка подумала, что он мог завалиться в щель между сиденьем и боковиной кресла, сунула туда пальцы и вытащила… не шестипенсовик, а женский носовой платок. Она узнала платок Мары. В этот момент в комнату вошел Пол Уиллингхэм; он довольно бесцеремонно отобрал у нее платок и объяснил, что Мара, наверное, оставила его, когда в последний раз была у него в гостях. Ванесса спросила, когда это было, и Пол ответил, что недели две назад. Но Ванесса знала, что этот платочек был куплен дня за два до исчезновения Мары, потому что Мара тогда показывала его Ванессе.