— Сука поганая! — заорала она на всю комнату. — Поганая чертова сука, поганая сука, поганая сука!

Где-то на другой стороне озера — сегодня еще дальше, чем вчера — снова ожила и завизжала цепная бензопила, от чего она потеряла последние капли выдержки. Это тот вчерашний парень, он снова занялся своей херней. Какой-нибудь придурок в красной шерстяной рубашке в клетку от Эль. Эль. Бин, слоняется по округе, играя в хренова Поля Баниани, трещит тут своей пилой Стил и только мечтает о том, как снова забраться в постельку со своей сладкой в потемках… а может он думает о футболе или о паре холодненького в городке в морском погребке. Закрыв глаза, Джесси различала опилки на рукавах и груди красной шерстяной рубашки в клетку так же ясно, словно видела парня стоящим в метре от себя, этого засранца, который твердо вознамерился убить ее, с каждым разом все отдаляясь для своего тупого занятия от ее домика, погрузившись в свои тупорылые мысли.

— Это нечестно, мать вашу! — заорала она. — Нечестно, говорю вам!

Нечто вроде сухой судороги свело ее горло и она замолчала, откинув в испуге назад голову. В ее глотке словно бы засело несколько мелких косточек — вроде тех, что преграждали ей дорогу к свободе (если бы она смогла их так же проглотить) — а свобода была так близко, что становилось обидно до чертиков. Горечь поднялась в ней с новой силой — и не из-за того, что правая рука все еще чертовски болела и не из-за этого кретина с его сраной бензопилой. Причиной тут было осознание близкой как никогда и все-таки попрежнему недостижимой свободы. Можно было продолжать скрипеть зубами и терпеливо переносить боль, но теперь она была твердо уверена в том, что от этого ни теперь, ни позже не будет ни l`keixecn толку. Непреодолимые четверть дюйма так и останутся для нее насмешливым камнем преткновения. Единственное, чего она добьется продолжая тянуть и дергать руку, так это того, что запястье ее распухнет и застрянет в наручниках уже прочно и надолго и ее положение станет только хуже, вместо того чтобы улучшиться.

— И не смей говорить, что я спеклась, даже не вздумай, проговорила она ледяным, угрожающим шепотом. — Я слышать этого не хочу.

Так или иначе, тебе придется пытаться выбраться из всего этого самой, прошептал ей в ответ тихий девичий голос. Просто потому что он — оно — обязательно вернется. Сегодня вечером оно вернется. После того, как солнце скроется за горизонтом.

— Я тебе не верю, — прохрипела она. — Я не верю в то, что это существо было в этом доме на самом деле. Наплевать на следы на полу и сережку. Я просто не верю всему этому и все тут.

Нет, веришь.

Нет, не верю.

Нет, веришь.

В бессилии Джесси склонила голову на грудь, ее волосы свесились почти до самого матраса, ее губы протестующе дрожали.

Она верила.

Несмотря на становящуюся мучительной жажду и пульсирующую боль в руках, она снова начала задремывать. Спать было опасно и она знала это — ее жизненная сила продолжала убывать в то время как она бесполезно тратила время на сон — но какая по большому счету разница? Она уже перебрала все реальные и фантастические возможности освобождения и несмотря на это до сих пор оставалась Всеамериканской Прикованной Душкой. А кроме того, она сама хотела этого сладчайшего избавления — бессознательно приближалась и кралась к нему точно так же, как крадется и приближается к своему наркотику торчок, забывая о всех данных ранее обещаниях. Но прежде чем ей удалось окончательно унестись в мир грез, одна простая и потрясшая ее до основания мысль мгновенно осветила ярким светом спасательного огня ее смущенный, угасающий разум.

Крем для лица. Баночка с кремом для лица, стоящая на полке прямо над кроватью.

Не стоит питать тщетных надежд и обманываться, Джесси — это может оказаться ошибочным. Если баночка не свалилась на пол, когда ты наклоняла полку чтобы добыть стакан, то скоре всего после этого съехала далеко за пределы досягаемости, туда, куда добраться тебе будет труднее, чем укусить себя за локоть. И взять баночку тоже будет проблема. Так что зря себя не обманывай.

Однако дело оказалась в том, что отогнать от себя надежду она так и не смогла, потому если баночка с кремом окажется в пределах ее досягаемости и она сумеет взять ее в руку, то с помощью ее содержимого, которое еще нужно будет добыть, она, вполне вероятно, сумеет вытащить из наручника одну руку. А может быть содержимого баночки хватит и на обе руки, хотя далее в этом уже не будет такой острой необходимости. Если ей удастся вытащить руку из одного наручника, то она сможет подняться с кровати, а если она сумеет подняться с кровати, то дальше ей представлялась масса возможностей.

Это же всего-навсего крошечная пластиковая баночка, из тех, что рассылаются по почте в рекламных целях, Джесси. Она наверняка d`bm{l-давно свалилась с полки на пол. Она не могла не свалиться.

И тем не менее, баночка оказалась на месте. Повернув голову налево так далеко, как это возможно было сделать не свернув себе шею, на самом краю своего поля зрения Джесси разглядела темносинюю крышечку баночки с кремом.

На самом деле там ничего нет, сказала ей собственная, исполненная ненависти и склонная к варианту с самым что ни на есть трагическим концом часть. Ты считаешь, что баночка стоит на полке и это можно понять, но на самом деле никакой баночки там нет. Это просто твоя галлюцинация, Джесси, и то, что ты видишь, происходит от того, что твое сознание хочет это видеть, оно заставляет тебя это видеть. Но меня-то не проведешь! Кто-кто, а я-то настоящая реалистка.

Она снова повернула голову налево, постаравшись сделать это чуточку дальше, пытаясь вытерпеть острую боль в шее. И вместо того, чтобы исчезнуть окончательно, синяя крышка баночки на мгновении увиделась особенно отчетливо. Это была та самая пробная баночка, в точности она. На стороне полки, принадлежащей Джесси, имелась небольшая настольная лампа для чтения и когда она наклонила полку, лампа не упала на пол, потому что была прикручена к полке. Книжка в мягкой обложке, Долина Лошадей, к которой она не прикасалась с середины июля, скользнув по наклонной полке, уперлась в основание лампы, а в книжку уткнулася синяя баночка крема Нивея. На несколько секунд Джесси стало смешно от того, что ее жизнь может быть спасена дешевой настольной лампой и книжкой о быте пещерных людей с такими именами, как Айла и Ода, Уба и Тонолан. Это было более чем потрясающе; в этом сквозил какойто жутковатый сюрреализм.

Но даже если баночка с кремом стоит на месте, тебе никогда до нее не добраться, поддразнил ее злобный дьявольский голос, но Джесси уже его не слышала. Дело было в том, что она была уверена, что сможет добраться до баночки с кремом. Ее уверенность была близка к абсолютной.

Повернув в наручнике левую кисть, она медленно подняла руку к полке, стараясь двигаться со всей возможной осторожностью. Сейчас она не имела права на ошибку, она не должна была не вытолкнуть баночку за пределы досягаемости своей руки дальше вдоль полки, ни оттолкнуть назад к стене, где до Нивеи тоже не добраться. Более того, она знала, что между стеной и полкой имелась щель, небольшая, но вполне достаточная для того, чтобы туда свалилась маленькая пробная баночка крема. Если что-нибудь из этого случится, она была совершенно уверена в том, что разум ее не выдержит. Именно так. Она услышит, как баночка падает на пол с характерным стуком среди мышиного помета и клубочков пыли, а после этого ее разум… просто… не выдерживает. И взрывается. Поэтому ей нужно быть очень осторожной. И если она соберет всю свою волю в кулак и сможет заставить себя проявить всю возможную осторожность, то все будет хорошо. Потому что…

Потому что Бог наверняка есть, сказала себе она, и он не допустит, чтобы я умерла на кровати, словно зверь угодивший одной лапой в капкан. Нужно только не думать о плохом и все будет хорошо. Только так и никак по-другому. Я уже держала эту пробную баночку крема в руке: когда псина начала жевать Джеральда, я взяла баночку в руку, чтобы запустить ею в бродячего пса, но передумала и поставила обратно, потому что баночка показалась мне слишком маленькой, чтобы от нее был какой-то толк, даже если бы мне и удалось попасть ею в собаку. При данных обстоятельствах — когда я испугана, взволнована и испытываю такую сильную боль, что схожу с ума — наиболее естественным было отбросить баночку на пол, после wecn попытаться нашарить на полке что-нибудь потяжелей и посущественней. Но вместо того, чтобы выбросить баночку, я поставила ее обратно на место на полку. Зачем я поступила так нелогично? В чем причина этого? Господи, да причина может быть только одна! Ответ, который немедленно приходит в голову, один единственный на все времена. Господь приберег для меня эту баночку, потому что Он знал, что крем мне понадобится.