Надо признаться, что вопрос объединения механики и учения об электричестве волнует физиков несравненно меньше, чем теория элементарных частиц. В конце концов механика и электродинамика (пусть даже не подведенные под одну крышу) представляют собой образец законченности. Проблемы сегодняшнего дня, связанные с этими дисциплинами, могут быть переданы в руки прикладников и математиков-вычислителей. Что же касается учения об элементарных частицах, бурно развивающегося на наших глазах и приносящего что ни год, то все новые поразительные открытия, то оно представляется лишь как собрание обрывочных понятий, а не образец стройной теории. Думается, что мы вправе ожидать, что именно здесь, из хаоса новых экспериментальных данных о поведении мельчайших частиц материи, должна вырасти новая теория, которая, может быть, соединит в одно целое не только механику с электродинамикой, но и приведет нас к единому закону всего естествознания.

Поэтому сегодня усилия многих ученых направлены на создание теории в той области, где ее нет, то есть в области движения элементарных частиц со скоростями, близкими к скоростям света. Ведь квантовая механика Шредингера не работает здесь потому, что частицы очень быстрые, а теория относительности Эйнштейна не работает по той причине, что частицы очень легкие.

Пока успехи в этом направлении невелики. Но и задача не из легких. Будущей теории придется объяснить, почему элементарных частиц столько, сколько их наблюдается на опыте; почему они обладают такой массой, а не иной; почему заряды частиц равны заряду электрона или отличаются от этого заряда лишь знаком, а не произвольны и т. д. Короче говоря, объяснить надо, почему мир элементарных частиц построен именно так, а не как-нибудь иначе. Должно же это следовать из какого-то общего единого закона природы?

Ищут этот закон исследователи математического склада ума, составляя уравнения, как можно более изящные и красивые. Ищут его физики, не признающие ведущую роль эстетических позиций, а стремящиеся добиться успеха, пропуская через сито теоретического анализа груды экспериментальных фактов, которые добываются во всех странах мира с помощью фантастически громадных и не менее фантастически дорогих мощнейших ускорителей. Игра стоит свеч — речь идет об открытии великого закона природы, закона, который должен привести к новой революции наших взглядов на мир.

Искатель. 1965. Выпуск №2 - i_014.png

Глеб ГОЛУБЕВ

ОГНЕННЫЙ ПОЯС[2]

Рисунки Н. ГРИШИНА
Искатель. 1965. Выпуск №2 - i_015.png

«14.03. Сильным толчком, в результате донного землетрясения, батискаф сброшен с выступа…»

— Мы падаем! — крикнул Михаил.

— Нет, всплываем! — ответил Базанов, тщетно пытаясь подняться на ноги.

Они были правы оба. Сначала кабина, накренившись, падала вниз.

Потом она вдруг резко качнулась… и начала быстро всплывать.

— Есть! — радостно воскликнул Базанов, хлопая меня по плечу. — Затворы сработали, мальчики. Мы всплываем!

Я бросился к иллюминатору. Но стекла все еще были темными, вода не смыла с них грязь.

Стрелка глубинометра бойко перескакивала от цифры к цифре: 3500 метров, 3000–2500…

Мы с Мишей подмигнули друг другу.

Но почему у Базанова озабоченное и настороженное лицо?

— Что-нибудь не так, командир? — спросил я.

— Полный порядок, — ответил он улыбаясь. — Скоро будем наверху. Но кто мне объяснит, что же все-таки произошло?

— Похоже, мы попали в зону моретрясения, — сказал я. — Они здесь частенько бывают. Мы же с вами находимся в знаменитом «Огненном поясе». Он опоясал весь Тихий океан. Тут и действующих вулканов и землетрясений природа отпустила куда больше, чем нужно человечеству для научных исследований. И эпицентр очередного моретрясения оказался где-то неподалеку. Первого толчка мы не ощутили, но он сбросил на нас илистую лавину. А второй толчок спас нас, столкнув с уступа, на котором мы засели. Надо взять пробы воды, если только наши «руки» не вышли из строя…

Базанов занялся своей техникой, а мы с Михаилом начали проверять забортные приборы.

Один наружный термометр, видимо, разбился, или порвались провода, передававшие в кабину его показания: стрелка указателя бессильно поникла на циферблате, но другой уцелел. Пострадало, вероятно, и несколько цилиндриков для забора проб воды. Но остальные действовали. Я наполнил их водой, записав в журнал, на какой глубине взята каждая проба.

— А как твое хозяйство? — спросил я Михаила, возившегося в своем уголке.

— Несколько колб с пробами разбито, — мрачно ответил он. — Посвети мне, — пожалуйста, переноской. Тут что-то непонятное.

— Что?

— В трех пробах планктон почему-то осел на дно.

— Ну и что?

— Он должен плавать. Подожди, не убирай лампу. Добавлю свежей воды.

Он так медленно и осторожно колдовал со своими колбами, что я не выдержал:

— Укрепи где-нибудь лампу, у меня своих дел хватает.

— Спасибо, больше не нужно. Можешь ее убрать. Все в порядке, они всплывают.

— Мне бы твои заботы…

Но Мишка уже был где-то далеко от меня. Задумчиво пряча колбу в термостат, он пробормотал по привычке:

— Забавно…

И начал что-то торопливо записывать в свой гроссбух.

Взгляд мой задержался на указателе глубины.

Почему так медленно движется стрелка? За пятнадцать минут она одолела всего одно деление и теперь, неуверенно вздрагивая, остановилась у цифры 316.

Я посмотрел на Базанова. У него на скулах под загорелой кожей напряглись желваки.

Что опять?

Крепко — так, что побелели костяшки пальцев, — ухватившись за штурвал, он налег на него всем телом.

Зачем? Штурвал и так повернут до отказа. Водяные балластные цистерны были давно продуты дочиста…

— Чего же она хочет? — пробормотал Базанов.

— Иллюминатор очищается! — радостно воскликнул со своего поста Михаил.

Мы с Базановым бросились к нему.

Действительно, вода наконец-то, размыла илистое бельмо на стекле. Правда, оно еще не очистилось полностью, но в трещины между пятнами грязи уже брезжил свет наших прожекторов. Эх, если бы можно было вылезти наружу и соскрести, смыть со стекла этот проклятый ил!

Я взглянул в свой иллюминатор. Проблески света были заметны и в нем.

Но третье наше оконце оставалось темным, как и раньше.

Молча мы следили, как медленно, страшно медленно тают на стекле серые пятна ила…

Свет за окном разгорался все ярче, и вот я увидел первую рыбу.

Она смотрела на меня, выпучив телескопические глаза и быстро шевеля жабрами. Наверно, самый близкий друг не мог бы меня сейчас так обрадовать своим появлением, как эта глупая лупоглазая рыбешка! Словно сама жизнь заглянула в иллюминатор.

— Почему мы стоим? — спросил за моей спиной Михаил.

В самом деле почему мы не всплываем? Почувствовать это можно было теперь и без указателя глубины.

Если бы мы поднимались, рыбы и планктон за стеклом проплывали бы сверху вниз, словно убегая в глубины. Но они не отставали от нас, лениво покачиваясь перед иллюминатором.

— Лифт испортился, мальчики, — негромко проговорил Базанов и помолчал. — У нас сработала только одна цистерна с аварийным балластом. А на крыше еще осталась глиняная шапка. Она-то нас и держит… И вертикальные винты подъема, видно, погнуты, если не сломаны совсем.

— Забавно, — тихо сказал Михаил.

вернуться

2

Продолжение. Начало см. в № 1.