Миронов, Луганов и присланные им в помощь сотрудники Скворедкого не мешкая отправились на пустырь. Дождь тем временем заметно усилился.

Машина остановилась квартала за четыре до переулка, что вел к пустырю, на котором находился лабаз. Место было глухое, пустынное. Если бы поблизости невзначай оказался человек, пришедший к трубе, появление машины могло его насторожить.

План действий был намечен заранее, и сейчас все шло четко. Выйдя из машины, они разделились: Миронов и Луганов зашагали прямо к переулку, ведущему на пустырь, а приехавшие с ними сотрудники поотстали, шли один за другим, шагах в двадцати-тридцати друг от друга. Шли быстро, но осторожно, внимательно осматриваясь по сторонам. Лил дождь.

Когда Миронов и Луганов свернули в переулок, один из сотрудников резко ускорил шаги, догнал их, быстро пересек пустырь, дошел до рощи и укрылся на ее опушке.

Миронов и Луганов, миновав переулок, двинулись прямо к лабазу. Солидное, построенное на года приземистое здание еще держалось, хотя было давно заброшено. Узкие, забранные толстыми железными прутьями окна ушли в землю. Стекол не было. Крыша кое-где прохудилась.

Постояв с минуту, Миронов и Луганов обогнули лабаз и задержались возле дверного проема. Потом перешагнули порог, Луганов зажег электрический фонарь. Ничего достойного внимания не было.

Погасив фонарь, Луганов вышел наружу. Миронов за ним. Завернули за угол. Со стены, что против рощи, свисала, как и говорил Савельев, ветхая, проржавевшая водосточная труба. Подходя к трубе, Миронов заметил, что вода из нее не текла: труба, по-видимому, настолько засорилась, что не пропускала воду, а может, была кем-то предусмотрительно заткнута?

Луганов присел на корточки возле самой трубы, а Миронов скинул свой плащ и плотно прикрыл им Луганова и отверстие трубы, так, как это делали в старину фотографы-профессионалы, укрывавшие свою голову и фотоаппарат.

Прошла секунда, другая, и из-под плаща послышался сдержанный, глухой голос Луганова: «Есть!»

— Что есть? — шепотом спросил Миронов.

— Идем в лабаз, там разберемся. Бери скорее плащ, а то совсем промокнешь.

Натягивая на ходу плащ, Андрей чуть не бегом кинулся в лабаз. Едва очутились под крышей, заторопил:

— Ну, давай выкладывай живее, что ты такое нашел.

А Луганов опустился на корточки, потянув Миронова за собой, и, только дождавшись, когда тот тоже присядет, включил фонарик. Луч света упал на плотно сжатый кулак Луганова. Он разжал кулак, и Миронов увидел… спичечный коробок.

Осторожно, будто это было нечто чрезвычайно хрупкое, Миронов взял коробок с ладони Луганова, тщательно осмотрел его со всех сторон и, наконец, раскрыл. Луганов светил ему фонариком. Внутри коробка лежало нечто продолговатое, твердое, обернутое в небольшой листок бумаги. Развернув бумагу, Миронов увидел плоский металлический ключик от висячего замка или чемодана. Впрочем, тут же стало ясно, что ключ должен быть именно от чемодана, так как внимательно рассмотрев бумагу, в которую он был завернут, Миронов увидел, что это багажная квитанция, выданная камерой хранения Крайского аэропорта на имя А. К. Войцеховской на ручной саквояж. Квитанция была датирована минувшим днем.

— Войцеховская? — пробормотал Миронов. — Войцеховская? Тебе, Василий Николаевич, эта фамилия что-нибудь говорит?

— Впервые слышу, — отозвался Луганов.

— Ну ладно, Войцеховская так Войцеховская. Там видно будет.

Миронов вынул из внутреннего кармана миниатюрный фотоаппарат со специальным фотообъективом и расстелил на полу носовой платок. Быстро сделал несколько снимков, запечатлев во всех положениях и ракурсах спичечный коробок, ключ и квитанцию. Покончив с этим делом, он убрал аппарат в карман, завернул ключ и квитанцию и вложил в коробок, как было. Они вышли из лабаза к трубе. Положив коробок на прежнее место, направились к опушке рощи, где их поджидал один из сотрудников. Условным свистом подозвали второго сотрудника, который дежурил в переулке, у выхода на пустырь.

Когда все собрались, Миронов рассказал оперативным работникам о находке. По его мнению, за коробком должны были прийти этой же ночью, самое позднее на следующий день. Такие «посылки» долго в тайниках не лежат. И сотрудникам надлежало выяснить личность того, кто явится за коробком.

Закончив инструктаж, Миронов и Луганов направились к машине. По пути, обсуждая план дальнейших действий, они сошлись на том, что следует немедленно съездить в аэропорт и проверить содержание саквояжа, сданного на хранение на имя Войцеховской.

В аэропорт отправился Луганов, а Миронов вернулся в управление и прошел прямо в кабинет дежурного.

— Товарищ майор, — обрадовался дежурный, — вас уже час разыскивает начальник уголовного розыска.

Миронов поспешил в уголовный розыск, Его охватило нетерпение. Ясно, что портретная реконструкция закончена. Но каков результат? Полковник, когда Миронов явился, перекладывал лежавшие перед ним на столе пакеты, приоткрыл сначала один из них, заглянул в него, затем взял другой, снова заглянул и, наконец, молча протянул этот второй пакет Миронову. Андрей открыл пакет и вынул из него пачку фотографий. Это были фотографии Корнильевой, большинство которых Андрей видел уже не раз… Тогда полковник, все так же не произнося ни слова, протянул Миронову другой пакет. Миронов взглянул на первую фотографию и стал лихорадочно перебирать остальные.

С каждой из фотографий на Миронова смотрело лицо Корнильевой. Оно, безусловно, отличалось от лица на снимках в первом пакете. Оно было чуть старше и безжизненным, напоминало маску. И все же это было одно и то же лицо.

Миронов глубоко, судорожно вздохнул, вложил фотографии и протянул полковнику. Полковник глянул на часы и, вставая из-за стола, сказал:

— Засиделись мы с вами, а время позднее. Вы доложите с утра результаты Кириллу Петровичу.

Миронов поднялся, но в этот момент раздался телефонный звонок. Полковник снял трубку.

— Слушаю. Да, я… Так… Миронов? У меня… — Он протянул трубку Андрею. — Луганов. Из аэропорта.

Миронов подошел к телефону.

— Что там нового? — спросил Луганов.

— Корнильева, — коротко сказал Миронов в трубку. — Она. Подробности завтра. Что у тебя?

— Саквояж нашел. Женское платье. Две пары белья, несколько книг. Ничего интересного.

Снимки, которые Миронов делал ночью, были уже готовы, поэтому он смог показать полковнику фотографии спичечного коробка, багажной квитанции и ключа от саквояжа. Скворецкий долго вертел в руках фотографию квитанции:

— Войцеховская? Войцеховская? Это еще что за птица такая? Какое имеет отношение к Черняеву?

Рассказав о поездке Луганова в аэропорт, Миронов вынул из папки оба пакета с фотографиями и протянул Кириллу Петровичу.

— Вот, — сказал он. — Портретная реконструкция…

Скворецкий некоторое время молча рассматривал фотографии, затем встал из-за стола, прошелся по кабинету, спросил:

— Какие будут предложения?

— Разрешите, Кирилл Петрович, — начал Миронов. — Прежде всего о главном: Черняева надо брать. Вопрос о Корнильевой ясен. Убийца известен. Это не кто иной, как ее бывший муж — Черняев.

Скворецкий молча кивнул: давай, мол, продолжай.

— Достаточно ли оснований утверждать, что убийцей является именно Черняев? — поставил вопрос Миронов и твердо ответил: — Да, достаточно. Корнильева, как свидетельствует экспертиза, была убита около десяти часов вечера двадцать восьмого мая, то есть примерно через час после того, как вышла из своей квартиры и отправилась на вокзал. Что нам известно об этом часе, последнем в жизни Корнильевой? Из квартиры она вышла не одна, а вместе с Черняевым, который, кстати, нес ее чемодан. Это видела Зеленко, об этом говорит и сам Черняев. Шофер довез их до вокзала — он рассказал об этом. Значит, и тут все ясно. Показания Зеленко и шофера полностью совпадают. Что же было потом, позже? Будем рассуждать логически: шофер высадил Корнильеву и Черняева у вокзала примерно в пятнадцать-двадцать минут десятого. Это нам известно. Московский поезд отходит в двадцать один пятьдесят пять — тоже известно. Черняев утверждает, что он посадил Корнильеву в этот поезд и она уехала. Но это не так. Ни в московский, ни в какой другой поезд Корнильева не села, сесть не могла. По времени не выходит. В то самое время, как отошел московский поезд, Корнильева была убита. Ну, может быть, не в то время, а полчаса или час спустя, это роли не играет, ибо первую остановку после Крайска московский поезд делает через два часа по отправлении, в ноль часов пять минут, то есть тогда, когда Корнильевой уже не было в живых. Следовательно, убита она была здесь, в Крайске.