— Нет. — Я как-то сразу проснулась.

Зейн вошел в двери спальни, держа на руках Натэниела. Ростом Зейн был шесть футов, слишком тощ на мой вкус, но так как они с Черри жили вместе, мой вкус можно было не учитывать. Коротко стриженные волосы были сейчас белокурыми. Впервые на моей памяти он их покрасил в такой цвет, который есть в природе. А какого они у него на самом деле цвета, я понятия не имею.

Зейн нес Натэниела, как спящего ребенка. Его темно-рыжие волосы длиной почти до лодыжек, заплетенные в обычную тяжелую косу, пристроились на плече Зейна. Если попытаться нести Натэниела, не прибрав как-то его волосы, обязательно споткнешься. Кроме волос, одежды на Натэниеле не было видно.

— Он в трусах, — заявил Зейн, — он знает правила. Никто не спит с тобой в голом виде.

Он отодвинул волосы, показывая атласные шорты, которые Натэниел любил использовать в качестве пижамы.

Я попыталась приподняться на локте, но это оказалось трудно. Пришлось остаться лежать на спине, полностью открыв глаза.

— Как он?

— Отлично, — ответил Мика.

Я посмотрела на Натэниела, постаралась принять скептический вид, но, так как это не получилось, ограничилась комментарием:

— Он с виду без сознания.

— Скажи ей что-нибудь, ты, котяра ленивая! — велел Зейн.

Натэниел медленно, почти болезненно медленно повернул голову. Моргнул мне лавандовыми глазами и улыбнулся лениво. Было видно, что он жутко устал, так же как и я. А почему бы и нет? Разве он свалился не по той же причине, что и я, — от него питался вампир? Ardeur не берет кровь, но все равно он вроде вампиризма.

Мика выполз из-под одеял, сверкнув безупречным загорелым телом. Впрочем, я слишком устала для того, чтобы поддаться соблазну. Мика натянул на себя одежду, сидя ко мне спиной, но когда он повернулся, уже в застегнутых штанах, выражение его лица ясно говорило: он знал, что я за ним наблюдаю.

Темно-каштановые кудри спадали ему на плечи. Одним движением головы он перебросил их на сторону. Темные волосы подчеркивали необычайные глаза, одновременно сверкающие желтым и зеленым.

— Если ты не уберешься у нее с глаз долой, нас всех ждет тяжелый день, — сказал Зейн.

— Ты завидуешь, — поддразнила его Черри.

— Ну, — ответил он, — ты же никогда на меня так не смотришь.

— Я ни на кого так не смотрю.

— Я знаю, — усмехнулся ей Зейн.

Они засмеялись, как может смеяться только пара, и ты понимаешь, что шутка эта не предназначена для тебя. Зейн был прав в одном: я мешкаю. И только начав выползать из кровати, я поняла, что я голая. Я вроде бы это знала, но как-то отдаленно.

— Мне нужна одежда.

Мика вытащил тенниску из общего шкафа. Я этот шкаф купила, думая о нем — яркий, светло-зеленый. Под цвет его глаз. Но тенниска подходила нам обоим, как почти вся наша одежда. Повседневная одежда стала у нас общей собственностью, и только парадные шмотки строго делились на его и мои.

Мике, чтобы удержать меня в лежачем положении, когда я попыталась сесть, достаточно было слегка дотронуться до моего плеча. Кажется, у меня координация еще не восстановилась для того, чтобы сесть в кровати, удерживая простыню у груди, одновременно при этом жуя резинку. Будто мое тело еще меня не слушалось.

— Анита, если ты не отдохнешь, от тебя никому не будет никакой пользы.

— Грегори — мой леопард, я его Нимир-Ра.

Мика погладил меня по щеке.

— А я его Нимир-Радж. Ложись спать. Я этим займусь. Ведь для таких вещей ты меня и наняла?

Мне пришлось улыбнуться, но мне не нравилось, что я не иду на выручку Грегори. Наверное, это отразилось у меня на лице, потому что Мика присел рядом с кроватью и взял мою руку в свои.

— У Грегори истерика, потому что его отец в городе. Я пойду проверю, как он там. Может быть, привезу его сюда, чтобы отец не мог его найти по телефонной книге.

Микино лицо все время норовило расплыться. Я было выползла из сна, но он меня засасывал обратно.

— Да, — сказала я, и для меня самой мой голос прозвучал где-то далеко. — Привези его сюда.

Он нежно поцеловал меня в лоб, не выпуская моей руки.

— Я так и сделаю. А теперь спи — или заболеешь. Больная Нимир-Ра никого не может защитить.

Поскольку глаза у меня закрывались, спорить было бы трудно. Поцелуй моей руки был для меня первым признаком, что Мика встал. Потом глаза закрылись надолго.

Кровать задвигалась, и рядом со мной свернулся Натэниел. Его рука упала поперек моего живота, ногу он закинул мне на бедро. Это была его любимая поза, когда он спал со мной, но что-то было сейчас не так.

— Одежда, — сказала я и нахмурилась сильнее. — Нельзя от Натэниела питаться.

Мика снова появился на линии моего взгляда.

— Ты спала только два часа, поэтому ты такая усталая. Если ты кормила ardeur на рассвете, то у тебя еще не меньше шести часов до следующего кормления. Мы его просто здесь положим, чтобы он не был один.

Последние слова долетали уже из темноты, и потом, когда я открыла глаза, комната была пуста. Натэниел уткнулся в меня, лицом в плечо. Он завозился, устраиваясь поближе, оставляя мне только дюйм свободной кровати. Я стала его отодвигать и вставать, чтобы найти пижаму, которую мне никто так и не дал, но провалилась обратно в сон. Дурное влияние леопардов — мне было вполне уютно голой.

Мне снился сон. Белль Морт сидела возле своего туалетного столика, длинные черные волосы спадали волнами — только что расчесанные, отблескивающие в свете канделябра. Одета она была в темно-золотистое платье, и я знала еще до того, как она повернулась ко мне, что глаза ее того же золотого цвета.

Губы оказались красные и влажные, будто она их облизала. И она протянула мне белую руку.

— Иди сюда, ma petite, сядь возле меня.

Она улыбнулась красным-красным ртом, и ничего мне в жизни не хотелось, только подойти к ней, взяться за протянутую руку и чтобы она держала меня.

Я даже шагнула к ней и обнаружила, что одета в такое же платье. И еще я ощущала слои нижних юбок, металл корсета, который держал меня абсолютно прямо. Только платье у меня было ярко-алое, такого цвета, что моя кожа казалась белее, а волосы стали чернее, губы краснее, чем были на самом деле, и темные глаза почти черными.

Я тронула незнакомую одежду, и это помогло мне вернуть способность мыслить, помогло остановиться.

— Нет, — сказала я, качнув головой, и мой шепот странно отдался в комнате.

Она поманила меня бледной рукой.

— Как хочешь, ma petite, только подойди ближе, чтобы я тебя лучше узнала.

Я снова замотала головой, заставляя пальцы ощупывать тяжелую незнакомую ткань платья.

— Я не твоя ma petite.

— Конечно же, моя, потому что все, принадлежащее Жан-Клоду, принадлежит мне.

— Нет, — повторила я.

Такое было чувство, будто надо было сказать еще что-нибудь, но я не могла мыслить, видя ее, окутанную светом канделябров, и вазу со старомодными розами на столе возле ее локтя. Это были ее розы, выведенные и названные ее именем много сотен лет назад.

Она встала в шелесте юбок, и от этого шуршащего звука у меня пульс забился быстрее, тело напряглось. «Беги, беги», — мысленно кричала я себе, но тело отказывалось двигаться.

Она медленно шла ко мне, и груди ее возвышались над туго натянутой тканью. Вдруг мелькнуло воспоминание, каково это — целовать такую сияющую кожу.

Я подхватила длинную юбку обеими руками, повернулась на высоких каблуках и побежала. Комната исчезла, и я бежала по длинному, бесконечному коридору. Там было темно, но это была темнота сновидения, когда даже без света видно чудовищ. Хотя в нишах коридора это были не совсем чудовища.

По обе стороны от меня сплетались пары. Мелькала плоть, темная и светлая, образы телесного наслаждения. Я не видела ясно, да и не хотела видеть. Я бежала и старалась не видеть, но, конечно, не могла не видеть все. Из старомодных платьев вылезали груди спелыми плодами. Широкие юбки задирались, показывая, что под ними ничего нет. Мужчина со спущенными штанами и оседлавшая его женщина. Кровь блестит на бледной коже, вампиры вскидывают головы, белеют клыки, и люди льнут к ним, прося еще.