— Я не могу любить четырех мужчин сразу.

— Почему нет?

Я посмотрела на него.

— Правилами не запрещается, — добавил он.

— Это было бы смешно, — сказала я.

— Ты сопротивлялась Жан-Клоду, потому что его боялась. Потом появился Ричард, и ты, я думаю, его любила, по-настоящему любила, и это тебя пугало, а потому ты отступила. Ты встречалась с обоими, как я думаю, чтобы не влюбиться ни в кого из них.

— Неправда!

— В самом деле?

— С самого начала Жан-Клод сказал, что убьет Ричарда, если ему не будет дан шанс тоже за мной ухаживать.

— И почему ты тогда его просто не убила? Ты не выносишь ультиматумов, почему же ты стерпела этот?

На это у меня не было ответа. Удовлетворительного ответа.

— Ричард отдаляется, уходит в собственные страхи и переживания, и тут открывается более широкое поле для Жан-Клода. Потом вдруг у тебя в койке оказывается Натэниел. Я знаю, знаю, он твой pomme de sang, твой домашний леопард, но все же интересно сопоставить времена.

Я хотела ему сказать, чтобы замолчал, что хватит, но он продолжал говорить. Никогда не думала раньше, что Джейсон может быть таким безжалостным.

— Где-то посреди всего этого на радаре возникает Ашер — может, из старых воспоминаний Жан-Клода, а может, и нет. Но тебя, чем бы это ни было вызвано, к нему тянет, а он так полон гнева, что угрозы не представляет. И еще он почти так же полон отвращения к себе, как Ричард. А Ричард как раз уходит — на этот раз по-настоящему. У тебя остаются Жан-Клод и Натэниел, но Натэниел недостаточно романтичная фигура, чтобы удержать Жан-Клода, так вот — есть Мика. Как с неба свалился, тут же возникает желание, тут же совместная жизнь. У тебя есть Мика, и вновь Жан-Клоду приходится тебя с кем-то делить, и ты снова в безопасности. Ты не влюбишься до безумия ни в Жан-Клода, ни в кого бы то ни было, потому что твой мир разделен на части. Ни одному мужчине он не принадлежит целиком, и ни один мужчина не может разбить сразу весь твой мир.

Я вылезла из кровати, подоткнув простыню, как халат. Вдруг мне не захотелось быть голой перед Джейсоном.

— Я думал, что это совпадения, и так оно было и не было. Тебя ужасает перспектива принадлежать кому-то одному?

Я покачала головой:

— Нет, Джейсон. Перспектива хотеть принадлежать кому-то одному.

— Но почему? Почему тебя так это пугает? Почти любой человек всю свою жизнь проводит в этом желании. Я, например.

— Я любила одного человека всем сердцем, и он его растоптал.

— Ради Бога, только не вспоминай своего жениха из колледжа. Это было сто лет назад, и он был мудак. Нельзя всю жизнь лелеять это мрачное воспоминание.

Я стояла в ногах кровати, завернувшись в простыню. Мне было холодно, и температура воздуха была тут ни при чем.

— Не только в этом дело, — сказала я тихо.

— А в чем?

Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула.

— Всем сердцем и всей душой я любила свою мать. Она была весь мой мир. Она умерла, и я чуть не погибла. — Я вспомнила все его слова, и не могла с ними спорить, и не могла притвориться, что все это не по адресу. — И никогда больше, Джейсон, я не хочу вкладывать весь свой мир в руки одного человека. Если он умрет, я умру с ним.

— Так что ты каждому частицу себя недодаешь.

— Нет, — ответила я, — я частицу себя оставляю для себя самой. Никто не получит меня всю, Джейсон, никто, кроме меня.

Он покачал головой:

— Значит, Жан-Клод получает секс, но не кровь. Натэниел получает близость, но не совокупление. Ашер — кровь, но не совокупление. Мика — близость и совокупление. Что же ты недодаешь ему?

— Я его еще не люблю.

— Врешь.

— Я его хочу, но еще не люблю.

— А Ричард? Что ты недодаешь ему?

Я стояла, обернутая в эту чертову простыню, и чувствовала, как мир откатывается куда-то далеко, превращаясь в маленький кричащий ком.

— Ничего. Я от него ничего не придержала, и он дал мне пенделя под зад.

Джейсон посидел еще секунду, потом слез с кровати. Наверное, хотел меня обнять, утешить.

Я подняла руку, останавливая его.

— Если ты меня сейчас обнимешь, я разревусь, а Ричард уже получил от меня все те слезы, которые причитаются на его долю.

— Извини, Анита.

— Это не твоя вина.

— Да, но и не мое дело. У меня не было права устраивать тебе сеанс психоанализа.

— Ты просто завидуешь, — сказала я, стараясь говорить легко и шутливо. Это не получилось.

— Чему завидую?

— Тому, что столько есть людей, с которыми я могла бы быть в любви, если бы отдала этот последний дюйм.

Он снова сел на край кровати.

— Ты права. Черт тебя побери, но ты права. Я завидую, но я не хотел тебе делать больно. Я просто не понимал до того момента, когда ты сказала, что боишься быть поглощенной. Я бы хотел, чтобы меня поглотили, Анита. Чтобы кто-то меня сжег.

— Романтик ты.

— У тебя это слово звучит как ругательное.

— Нет, просто бесполезное. — Я направилась к двери. — Я пошла мыться, ты можешь занять душ наверху.

Джейсон окликнул меня, но я не остановилась. На сегодня норма бесед под одеялом у меня исчерпана.

Мне нравится новый душ, который у меня в главной ванной на нижнем этаже. Один из городских медведей-оборотней оказался водопроводчиком. Цену все равно пришлось заплатить полную, но зато он не задавал дурацких вопросов насчет устройства удобств. Я люблю хорошую ванну, когда обстоятельства требуют, но в душе я фанат душа — извините за каламбур.

Я включила воду на полную мощность, чтобы струи колотили меня по шее, по голове, по плечам. Меня не грызла совесть за секс с Джейсоном, и это, наверное, было нехорошо, но не чувствовала я себя грешницей. Может быть, потому, что для него это был просто новый способ проявить обо мне заботу. А вот разговор после никак не давал мне покоя. Горькая эмоциональная правда грызла меня сильнее, чем секс с человеком, которого я не люблю. Наверное, это показатель, насколько далеко свалилась я в колодец морального разложения.

Я стояла в горячей воде, и пар плавал на фоне стеклянных дверей кабинки, и я была счастлива, что мое сердце не принадлежит никому. Оно, черт меня побери, мое, и я его так и собираюсь сохранить одним куском. Ричард что-то во мне сломал, какой-то последний кусочек, который все еще пытался придерживаться романтического взгляда на любовь. Он ушел, бросил меня, потому что для него я недостаточно человек. Мой жених в колледже бросил меня, потому что я не была достаточно белой для его матери. Моя мачеха Джудит никогда не давала мне забыть, что я маленькая и смуглая, а она и ее дети от моего отца высокие, белокурые и голубоглазые. Сколько живу, столько мне люди тычут в нос то, что я не могу переменить. Так шли бы они все на что-нибудь.

Я сидела на дне кабины, хотя и не собиралась. Я не собиралась сжиматься в комочек, прятаться. И почему я всегда гоняюсь за любовью людей, которым мало того, что я собой представляю? Есть многие другие, которые хотят меня такой, как я есть, — низенькую, смуглую, кровавую, набитую метафизической дрянью. Люди, которые любят меня такой, какая я есть.

К сожалению, я в это число не вхожу.

В дверь постучали, и я поняла, что стучат уже довольно давно. Я всегда запираю дверь в ванной — по привычке.

Прикрутив воду, чтобы было слышно, я спросила:

— Кто там?

— Анита, это Джемиль, мне нужно войти.

— Зачем?

В одном этом слове была целая вселенная подозрений. Если бы причина была не такой, которая вызовет у меня отрицание, он бы ее сразу назвал.

Я услыхала, как он вздохнул за дверью.

— С Ричардом плохо. Нужна большая ванна.

— Нет, — сказала я, отключила воду и потянулась за большим полотенцем.

— Анита, после того, как стая продала дом Райны, у нас не осталось емкости, в которой можно было бы отмокать ему и членам стаи. Я его обнаружил без сознания на полу у него в спальне, и он холоден как лед.