Ричард подхватил меня, не дав упасть, поднял на руки. Вид у него был встревоженный донельзя.

— Анита, ты цела?

Я сумела кивнуть, но даже при такой близости Ричарда, при таком нежном и обеспокоенном его лице я повернула голову посмотреть на Ашера. Ничего не могла с собой поделать. Волосы Ашера, как елочная золотая канитель, безжизненно повисли вокруг... скорее даже черепа, чем лица. Губы иссохли в ниточку, обтягивая клыки. Только глаза остались теми же — озерами светло-голубого огня, как если бы зимнее небо могло гореть.

Увидев его глаза, я попыталась выползти из рук Ричарда, поползти к Ашеру.

— Анита, Анита, в чем дело? — Он держал меня, повернув к себе, чтобы я на него взглянула.

Я смогла заговорить, но сказала только одно слово:

— Ашер.

Он посмотрел на павшего вампира и не смог скрыть на лице отвращения.

— Я знаю, Анита. Я не хотел.

Я не знаю, за что он извинялся, и не хотела знать. Было еще что-то, о чем мне надо было тревожиться, что-то такое, о чем я забыла. Но я ни о чем не могла думать, кроме глаз Ашера и того, что я должна быть рядом с ним. Должна.

Ричард внезапно встал, держа меня на руках. Послышался скребущий звук, будто от тысячи крохотных коготков. Мохнатой пищащей волной на пол пещеры хлынули крысы — тысячи крыс.

Сила Ашера уходила, и я знала, что ему дорого обошлось мое освобождение. И в тот же миг поняла, что только я могу напитать его энергией достаточно, чтобы сохранить ему жизнь.

Ричард тихо, с отчаянием, вскрикнул и повернулся так, что я увидела, отчего он побледнел. Два вампира, которым пулями снесло череп, медленно вставали на ноги. Они исцелились. Странные лица с кошачьими глазами были невредимы. Даже шрама не осталось там, где входили пули.

— Твою мать, — сказала я.

У одного из гиенолаков не выдержали нервы, и он выстрелил в кишащую массу крыс. Тут же прозвучал второй выстрел, и гиенолак свалился с дырой в спине посреди слоя крыс. Они закипели вокруг, и тело исчезло из виду. Но звуки — звуки ничего не скрывало. Я не так близко была к выстрелам, чтобы меня оглушило, и впервые я об этом пожалела. Звук мелких зубов, терзающих плоть, пищащие голоса из кучи, которая только что была человеком, оглушили всех.

Один из крысолюдов таращился на пистолет у себя в руке, будто не знал, откуда тот появился. Потом он повернулся к нам побелевшим лицом. Кажется, он сказал: «Я не хотел...», но тут заорал Бобби Ли:

— Бросай оружие! Бросай оружие на фиг! Никому не стрелять!

Он запустил собственный пистолет через зал, и остальные крысолюды последовали его примеру.

Кое-кто из гиенолаков опустил пистолет, но только один выбросил. Бобби Ли опустился на колени и сложил руки на голове. Его примеру последовала Клодия, потом и остальные крысолюды. Я знала зачем: они боялись, что Мюзетт-Белль использует их против нас. Но я бы не хотела стоять на коленях на полу, где бегают крысы.

Наконец ко мне вернулась способность мыслить настолько, что я вспомнила: быть может, сейчас Жан-Клод бьется за свою жизнь. Но нет, ничего такого. Белль держала в ладонях его красивое лицо, но он по-прежнему стоял на ногах. Его руки лежали поверх ее рук, прижимая их к щекам. Лицо осталось таким же безупречным и невредимым, на губах играла легкая улыбка. А вот у Белль глаза расширились от удивления, и лицо было недовольное. Он не мог есть ее, как она Ашера, но, как это ни странно, вроде бы у нее были какие-то трудности насчет есть его.

Я знала, что крыс позвала Мюзетт-Белль. Я не думала, что она имеет какое-то отношение к восстановительной способности двоих детей ночи. Они поднимались с пола, один поддерживал другого, но они не смотрели ни на Белль, ни на кого-либо другого. У меня была секунда подумать, не затаили ли они злобу, но тут волна крыс прыгнула на первого гиенолака, мелкие резцы попытались рвануть черную кожу. Стоял ор, и гиенолаки открыли огонь по мелким крысам, превращая тельца в красные лохмотья. Но крыс было невероятно много.

Поток крыс обтекал стоящих на коленях крысолюдов, как скалы в реке.

— Можешь стоять? — спросил Ричард.

— Кажется, да.

Он бережно опустил меня на пол, потом посмотрел на своих вервольфов, стоявших недовольной толпой. Очевидно, Ричард обошелся с Сильвией достаточно жестко, поскольку никто не смел его ослушаться. Ну, разве что Джейсон вырывался из захвата, в который взял его руку Шанг-Да, но никто не пытался ему помочь. Что же сотворил Ричард с Сильвией?

Вдруг воздух запах мускусом волчьей шкуры, густой влажностью лиственной подстилки, вечнозеленой рождественской елкой, будто только что мое меховое плечо задело хвою с непросохшей росой в тихое утро. Та часть моей личности, что была зверем Ричарда, вылилась из моего тела и расходилась по коже, как ветер.

Ричард глянул на меня янтарными глазами волка. Он открыл соединяющие нас метки, открыл во всю ширь. Закинув голову, он взвыл, и десяток глоток стал вторить ему, а потом вервольфы двинулись вперед черной всесокрушающей волной.

Шанг-Да и Джемиль держались за спиной у Ричарда, и у них показались когти вместо ногтей — полуперемена настоящих альф. Я почувствовала, как сбрасывают кожу остальные, как сосредоточенными ударами взрывается их энергия.

Теперь я ощущала и то, что Жан-Клод закрыл свой выход нашего триумвирата как можно тщательнее. Я могла на него смотреть, но никак не ощущать. От него ничего не исходило. Он ожидал смерти и не хотел утаскивать нас с собой.

Я подобрала один из пистолетов, брошенных крысолюдами, и тут же почувствовала себя лучше. Очень приятная тяжесть в руке.

К сожалению, я не была единственным слугой-человеком, подхватившим пистолет. Анхелито выстрелил в одного из гиенолаков, тот завертелся волчком и свалился, крича и размахивая руками и ногами, пытаясь отогнать крыс.

Я стала стрелять по ближайшим к нему крысам, но их было слишком много. Как стрелять по воде — она раздается, но остановить ты ее не можешь.

Но я знала один способ остановить крыс и навела пистолет на голову Мюзетт-Белль. Если я ее убью, крысы уберутся туда, откуда пришли.

Я медленно выдохнула, успокоилась, чтобы стрелять наверняка — слишком близко это было к Жан-Клоду. Мне на руку прыгнула крыса, всадила зубы. Целая волна их стала запрыгивать мне на платье, цепляясь коготками за тяжелую ткань. Я вскрикнула, и вдруг рядом оказался Мика, низко пригнувшись, и зашипел на крыс. Те, что были на полу, в ужасе рассеялись. Но тех, что были уже на мне, страх не брал. Мика помог мне содрать их и бросил в кишащую массу. Крысы накрыли раненых собратьев и тоже съели.

Кажется, крысы больше боялись леопардов, чем волков, и леопарды стали отходить от стены, шипя и обращая грызунов в бегство, отвоевывая все больше пространства.

Двое вампиров, которых я думала, что убила, отрастили когти и клыки, каких никогда ни у одного вампира не было. И они двигались сквозь массу вервольфов, разбрызгивая кровь и обломки белых костей.

Огромная лапа взметнулась над Шангом-Да, и я выстрелила, не думая, — я уже могла прицелиться, потому что леопарды очистили для меня круг. Голова вампира снова разлетелась. Но я знала, что, если мы хотим оставить его мертвым, надо вынуть сердце и сжечь. Развеять пепел над разными массивами текучей воды тоже не повредит.

Шанг-Да успел еще бросить взгляд в мою сторону, но тут же второй вампир бросился на них, и все трое оказались на полу на съедение крысам.

Бурей взлетел над шумом голос Белль, как удар грома, остановивший всех. Даже мохнатое море крыс застыло.

— Хватит!

Она отступила от Жан-Клода, и он засмеялся. Не своим волшебным смехом, который скользит по коже и заставляет думать о сексе, а смехом обыкновенным, смехом незамутненной радости.

— Мы прекращаем сражение, — сказала Белль, и хотя голос ее был так же глубок, сексуального мурлыканья в нем поубавилось. Она была не то чтобы сердита, но выбита из колеи, будто ей поднесли очень неприятный сюрприз.

Крысы покатились назад, как отступающий прибой. Они пищали и повизгивали, но уходили. Почти все вервольфы были покрыты мелкими красными следами. Остатки павшего гиенолака выглядели так, будто их перемололо что-то намного большее.