– Клятые верхние думают, будто владеют миром! Ты нынче на улице, парень!
Остальные оскалились в усмешке.
– Скоро ночь! Беги луче к мамочке!
Один, посмелее, хлопнул меня по карману. Сделав выпад, я оттолкнул его, и мальчишка свалился в грязь. Он тут же вскочил на ноги, сверкая глазами:
– Убью! Бушь знать брода!
Я постарался сказать ледяным тоном:
– Сгинь!
Почувствовав мою уверенность, мальчишка заколебался, и я пошел дальше.
Мне стало немножко легче. Главное не терять уверенности в себе.
Люди в потрепанной одежде глазели мне вслед. Я искал таблички с названиями улиц, но их не было. Нужно найти другую башню и стучать в дверь, пока мне не откроют. Или стоянку для вертолетов. На вертолет денег у меня хватит, правда впритык.
Кто-то толкнул. Я зашатался, но сумел удержаться и продолжал идти.
Смешок. Я оглянулся: мальчишки вернулись.
– Верхний, хошь, поможем отыскать дорогу?
В ухмыляющихся ртах дыры вместо зубов.
– Сгиньте!
На этот раз не помогло. Начинало смеркаться, и я заторопился. На углу наверняка удастся разглядеть ближайшую башню – она будет выситься над остальными зданиями.
Чья-то рука схватила меня за пиджак. Я моментально развернулся, ударил ближайшего трущобника и побежал.
Крики, цепляющиеся пальцы. Я отпихнул их, рванул к углу и за него. На противоположной стороне улицы сидела группа трущобников в лохмотьях. На мостовой я рискнул оглянуться. Мои преследователи отстали.
Я быстро направился к тротуару. Один из нескольких оборванцев встал у меня на пути.
– День кончился, верхнячок. Улицы теперь наши.
– Сгинь.
Это слово начинало звучать каким-то припевом. Я обошел его и двинулся дальше.
– Карло стерпит это от сопляка из верхних?
– Не-е-е!
Позади меня послышался глухой топот ног.
Я бросился бежать.
Я бегал гораздо быстрее многих, но один постепенно догонял меня. Во влажной тишине его покряхтыванию вторило эхо. Сзади меня схватила рука. Я стряхнул ее, но через мгновение почувствовал снова. Трущобник схватил меня за ворот и чуть не бросил на землю. Остальные члены шайки отставали всего на несколько шагов. Я чертыхнулся, скинул пиджак и помчался дальше. Лучше лишиться пиджака, чем жизни. Как только получу деньги от «Голографического мира», куплю другой.
Трущобник не отставал.
Я добежал до угла и перебежал через дорогу. Этот подонок остановился.
Новый квартал был совершенно безлюдным. Хотя нет, не совсем. Впереди я разглядел нормально одетого мальчишку. Слава богу, еще один житель верхнего Нью-Йорка. Я побежал к нему.
– Эй, где здесь ближайшая башня?
Он улыбнулся.
18. Пуук
Назавтра после того, как мы вернулись из Вашингтона, Старик тихий, будто очень устал. Целый день сидит в магазине, раскачивается над своим чаем. Даже не хотел открыть дверь для торговли, когда стучит мид или брод. Снова и снова я говорю ему: ну же, мистр Чанг, раз вы торгаш, так и торгуйте. Нижние ждут. Не, скажет, оставь меня одного, Пуук.
Пожалуйста, мистр Чанг, откройте магазин. Где ваше правило? Улыбнется, похлопает меня по плечу. Ладно, ладно, скажет, открывай. Может, он старый и усталый, да не настолько усталый, чтоб не ободрать тех, кто придет торговаться. Похоже, сумеет сделать это даже во сне.
Старый тупица смеялся, когда я говорю ему, что хочу носить спортивный костюм: ну, Пуук, то на тебя не надеть, то не снять. Наплевать, говорю. Ношу что хочу. Мальчишки-миды засмеются, я их всех пришью.
Не болтай так, говорит. Я пожал плечами.
На другой день опять сидит и качается.
– Мистр Чанг, вы заболели?
– Не. Расстроен.
Не знаю. Он тронутый. Хочу пойти на улицу, а он не отвечает ни да, ни нет. Тогда начинаю спрашивать всех подряд, хватать товар. Он вздохнет, откроет дверь:
– Ладно, ладно, иди, а то с ума меня сведешь. В следующий раз возьму себе не парнишку, а чучело совы. Иди.
– Да, мистр Чанг, сделаю как скажете. – И ухожу.
Я оглядываю улицу, смотрю, не видно ли Карло, чтоб успеть спрятаться от него, но его нет. Другие миды кивают, нормально со мной разговаривают. Один сопляк хотел посмеяться над моим спортивным костюмом, так я его поколошматил, он и замолк. Живется мне здорово. Делать ничего не надо, потому наведываюсь в старый дом напротив укрытия, обследую.
Я и раньше видал его, но после правительственного дома смотрю по-другому. В холле есть лифт. Жму на кнопки, но не движется. Сломан. Здорово было бы починить, но как, не знаю. Наверху дверь открывается в дырку для лифта. Гляжу вниз. Всего в паре футов большой ящик с маленьким люком наверху. Спустился, проверил. Внутри жутко темно, но выглядит как лифт, кнопки и все такое. Похоже, раньше ездил вверх-вниз. Здание в развалинах, окна разбиты. Может, Чанг правду говорит и когда-то здесь было так же, как в здании оонитов.
Скучно. Возвращаюсь к магазину и стучу, пока Чанг не впустит.
– Почему вы тут затаились, словно и дома нет, мистр Чанг?
Он возится с кучей юнибаксов.
– Возвращайся на улицу, мальчик-мид, раз тебе магазин Чанга не нравится.
Я сержусь:
– Это не ответ.
Включаю свет. Он хмурится, но не заставляет выключить. Я поворачиваюсь к зеркалу. Волосы у меня все еще дурацкие. Старый тупица, обрезал мне волосы. Если им положено было быть короткими, зачем они растут?
Чанг встал.
– Другого пути не вижу, – говорит.
– О чем базар, мистр Чанг?
– Должен ехать снова.
– Ни за что!
Больше он меня на Хайтранс не вытянет, прежде я его зарежу.
– Да я не про тебя, мальчик Пуук. Теперь Чанг сам поедет.
Я начинать злиться:
– Куда это вы едете без Пуука один?
– В Ланкастер.
– Это чё такое?
– Лететь через океан, суборбитальным. – Он налил чаю. – Тебя взять не могу. Они обязательно будут искать и найдут нож. Да и я уже слишком стар, чтобы брать тебя так далеко. Прежнего терпения уже нет.
– А зачем?
– Рыболов.
Чанг сел.
– Нужно поговорить с ним. Пока не стало слишком поздно.
Посмотрел на часы:
– Еду сегодня. Нужно пройти через весь город в здание ООН, сесть на вертолет до Фон-Вальтерского порта. Монет тока-тока набрал.
Я забеспокоился:
– А если какие нижние утащат у вас сумку, что будете делать без Пуука?
– Не будет проблем, когда покину Ньюёрк. Дальше уже не страшно. Я отправляюсь туда, где живут верхние. – Он вздохнул. – Истрачу последние юнибаксы. Неважно. Потом еще накоплю.
– Я тоже хочу поехать!
– Нет. За двоих мне не заплатить.
Он допил чай и встает:
– Пора собираться. Иди разыщи Карло и узнай, сколько мзды тебе нужно, чтоб вернуться домой. Я дам.
– Иди в задницу! – Я кричу громко. – Будет мне старик указывать…
Чанг поднял брови.
– Ни один мальчишка не смеет разговаривать с Чангом в его магазине, как…
– Иди в задницу! Иди в задницу! Хочу ехать!
Для старика он двигался очень быстро. Скакнул через всю комнату и схватил меня за руку, когда я машинально полез за ножом. Сильно ударил по губам. Аж слезы покатились.
– Нечестно!
Он вмазал снова, берет у меня из кармана нож и кладет в свой.
– Пусти меня! Пусти!
Снова удар. Я замолчал, плачу. Не могу удержаться.
– Повторяю: ни один молокосос не будет обзывать Педро Теламона Чанга в его собственном доме!
Таким злым я его никогда не видал.
– Садись!
Я сел.
– Молчи, пока не разрешу!
Я нахмурился, а он без внимания. Собирает сумку, ворчит, дал, мол, мальчишке-миду хороший спортивный костюм, а он такое говорить начал. Никакого уважения. Неудивительно, почему Карло решил его не учить.
Я шмыгнул носом.
Он собирался. Пошел наверх, потом вернулся, дышит тяжело.
Я разозлился.
– Хочу на улицу!
– Разве я разрешал тебе говорить? – Он подошел совсем близко, но вижу: уже не сердится.
– Позвольте мне уйти.